зом пополняется баланс, но тот наверняка знает намерения своего хозяина, потому что не пьёт с ним, мерзавец, — вообще больше с Ипполитом Андреевичем не пьёт, ни под каким соусом. Порою, под настроение, просит Ипполит Андреевич у джинна кредит, но тот и здесь ни в какую. Потому что неприятная он личность, этот Федин, — бобыль, скряга и вообще мелочная расчётливая сволочь.
Догнать!
Старый паромщик вздрогнул от того, что кто–то довольно невежливо толкнул его в плечо.
— Эй! Проснись, паромщик! — сиплый голос прозвучал в ушах дрожью нетерпения.
— Я и не спал, — зачем–то принялся оправдываться старик. — Я всегда сижу здесь с закрытыми глазами, чтобы не видеть солнца. Оно слепит мои старые глаза.
— Плевать на твои зенки! — сердито оборвал сиплоголосый. — Ты проснулся? Или тебе нужно дать ещё одного хорошего тычка?
— Я проснулся. Не надо.
Старик захлопал глазами, разгоняя сонную одурь, разглядывая стоявшего перед ним человека. В небритом усталом лице нависавшего над паромщиком высокорослого и плечистого мужчины затаились подспудный гнев и суровая решимость.
— Перевозил ли ты сегодня кого–нибудь? — спросил он строго.
— Каждый день я кого–нибудь перевожу, — отвечал старик. — Я паромщик.
— Перевозил ли ты беглеца?
— Если ты скажешь мне, чем беглец отличается от любого другого человека, я смогу точно ответить на твой вопрос.
— Не знаю, — ответил человек, подумав, и опустился на лавку рядом со стариком. — Я никогда не видел его и не могу описать. Но в лице его ты наверняка разглядел бы страх.
— Я не смотрю на лица, особенно тех, кто выше меня ростом — солнце слепит мои старые глаза.
— Так значит, ты видел его! — воскликнул человек. — Иначе откуда бы тебе знать, что он выше тебя ростом?
— Получается, что так, — пожал плечами старик.
— Скорей! Скорей готовь своё корыто и переправь меня на ту сторону! — велел человек, поднимаясь и расклинивая рукоять ворота.
Через минуту древний паром уже тащился поперёк течения. Старик, пыхтя, вращал ворот, а пассажир разулся и сидел на краю парома, свесив усталые ноги в воду, отрешённо поглядывая на волны.
— Третьи сутки, — бормотал он. — Третьи сутки я преследую его, без отдыха и сна. Крепок же этот человек, если я ещё до сих пор не догнал его!
— Что сделал он? — пропыхтел старик закономерный вопрос. — Зачем ты гонишься за ним?
Преследователь посмотрел на него исподлобья.
— Я должен, — отвечал он, отвернувшись. И через минуту добавил:
— Скажи, старик… Ведь ты видел его, скажи мне, как выглядит этот человек? Силён ли он? Мелькнула ли в его взгляде безнадежность или он смотрел как победитель? Дрожали ли его ноги от усталости и страха, или он был бодр и свеж? Что сказал он тебе? Дерзка ли была его речь, или голос прерывался и затухал?
— Всего этого я не знаю, — отвечал паромщик, на минуту переставая вращать ворот. — Потому что я никогда не видел беглеца, и он мне ничего не сказал, кроме «спасибо».
— Я должен убить тебя, — покачал головой преследователь. — За то, что ты помог ему скрыться. И я убью тебя после того, как мы причалим.
Знойный день уступал место раннему вечеру. Над рекой становилось прохладно. Старик тяжело дышал, обессиленно упав на скамью, когда они пристали к другому берегу.
— Стар я стал совсем, — вздохнул он.
— Да, — согласился преследователь, вонзая под сердце старику нож.
— Я говорил, что убью тебя на этом берегу, — сказал он, вытирая лезвие о старикову рубаху.
— Говорил, — подтвердил паромщик.
— Я всегда делаю то, что говорю.
— Завидное умение, — покивал старик.
— Именно поэтому беглецу не уйти от меня.
— Что ты сделаешь, когда догонишь его? Тоже убьёшь?
— Не знаю.
— Ну что ж, — вздохнул старый паромщик, собираясь отойти в мир иной, — быть по сему. Вот только некому теперь будет перевозить людей с берега на берег. Я ведь бобыль — нет у меня ни детей, ни внуков, чтобы принять из длани моей рукоять ворота, ещё тёплую моим теплом. Даже оплакать меня будет некому.
— Кто–нибудь найдётся, — успокоил преследователь. — Так что почивай с миром.
— Да.
— Я скажу в ближайшей деревне, что место паромщика освободилось.
— Вот и ладно, — вздохнул старик и умер.
Скопец подслеповато вглядывался в густой сумрак, желая разглядеть приближавшегося человека.
— Кто ты? — спросил он, когда лицо пришельца осветилось слабой луной.
— Видел ли ты беглеца? — ответил пришелец вопросом на вопрос.
— Это зависит от стоимости ответа. Я скопец и подслеповат, но не настолько, чтобы не увидеть бегущего. Дай мне денег, и я скажу тебе всё.
— Зачем оскоплённому деньги? Ведь ты даже не сможешь потратить их на утехи продажной любви.
— И не собирался тратить золото впустую, — усмехнулся скопец. — Просто ни одна женщина не пойдёт замуж за такого, как я, если у него не будет денег.
— Хорошо, — кивнул преследователь, — я дам тебе два золотых.
— Три.
— Я дам тебе три золотых.
Евнух удовлетворённо кивнул и протянул руку.
— Так видел ли ты беглеца? — три лунно–жёлтых кругляшка звякнули, перейдя из руки преследователя в потную ладонь евнуха.
— Я видел множество беглецов. Всегда кто–то от кого–нибудь бежит в этом мире.
— Мне нужен один. Тот, который.
— Он прошёл через деревню три часа назад.
— Прошёл?.. Разве он не бежал? На лице его не было отчаяния безысходности? Страха перед тем мгновением, когда моя рука схватит его за волосы? Разве он не прислушивался на бегу, боясь учуять топот моих ног за спиной?
— Ничего этого не было. Он не торопясь прошёл через деревню и даже остановился у колодца, чтобы напиться. Спокойно поговорил с нашим пастухом. Зашёл в лавку, чтобы купить пару лепёшек и варёных яиц на дорогу.
— Не торопясь…
— Быть может, он не знает, что ты преследуешь его.
— Что ты говоришь, скопец! — разгневался преследователь. — Он не может не знать. Иначе зачем бы ему бежать.
— Он не бежал, говорю тебе.
— Наверное, уже совсем обессилел и смирился с близким концом.
— Тебе лучше знать, — пожал плечами евнух и отвернулся, чтобы спрятать деньги.
— Я ухожу, — сказал преследователь. — Разнеси по деревне, что место паромщика свободно.
— Неужели?! — обрадовался евнух. — Неужели старый паромщик наконец–то сдох?!
— Да, я убил его.
— Что ж, теперь у меня есть и работа! — улыбнулся скопец, направляясь к реке.
Уже через минуту гадалка прокляла тот день, когда её сумасшедший отец наполнил жизнетворным семенем утробу своей жены.
— Я проломлю тебе голову, — сказал преследователь, садясь за стол у камина, напротив гадалки. — Вот этой кочергой. Если твоё предсказание окажется неправильным.
— Моё предсказание не может быть правильным или неправильным и оно не способно изменить судьбу.
— Тогда какой в нём прок?
— Это каждый решает для себя сам. Я всего лишь гадалка.
— Понятно. Бойся неправильного предсказания, гадалка.
— Всегда боялась.
— Теперь бойся ещё больше.
— Уже боюсь.
— Тогда начинай предсказывать.
Горсть медяков звякнула о стол, рассыпанная рукой женщины. Она принялась рассматривать монеты, то шевеля губами, то скорбно поджимая их.
— Твоё селение ждёт неурожай, — сказала она через минуту.
— Мне плевать на урожай. Мне нужен беглец, — сурово произнёс преследователь, и рука его потянулась к кочерге, прислонённой к очагу.
— Через полтора года король умрёт, — продолжала гадалка.
— Счастливый путь ему, — равнодушно отозвался преследователь.
— Твоя сестра родит двойню.
— Придётся сдать в приют — ей не прокормить ещё двоих.
— Через три месяца после смерти короля начнётся великая война, и…
— Ты скажешь мне что–нибудь о беглеце? — оборвал преследователь гадалку. — Где и когда я догоню его?
— Об этом мне ничего не известно, — отвечала та.
— Плохо, — пожал плечами преследователь и размозжил ей голову кочергой.
Огонь в камине полыхнул напоследок и угас.
— Сколько я должен тебе за гадание? — спросил преследователь, бросая кочергу на угли. Приставший к ней окровавленный рыжий локон затрещал.
— Один сребреник, — отвечала истекающая кровью гадалка.
Преследователь бросил на стол монету и направился к выходу. Глаза его тускнели усталостью бесконечной погони, он еле волочил ноги. Белый кругляшок серебра затерялся в россыпи меди.
— Зачем ты умертвил меня? — спросила предсказательница, выходя вслед за своим убийцей на крыльцо.
— Ведь я предупреждал, что разнесу тебе голову за неправильное предсказание.
— Но я всё предсказала правильно!
— Ты ничего не поведала мне о главном, гадалка.
— Быть может, никакого беглеца и вовсе нет?
— Если ты не сдохнешь сейчас и будешь продолжать молоть разную чушь, я ударю тебя кочергой ещё раз!
— Хорошо, я умру, — вздохнула гадалка и замертво повалилась на ступени.
— Как неожиданно пришла зима! — вздохнул старый вождь, провожая глазами падающие снежинки.
— Зима всегда приходит неожиданно, — кивнул ещё более старый жрец.
— Это так, — грустно улыбнулся вождь. — Каждый раз мы ждём её с самого лета, и каждый раз ей удаётся нас обмануть.
Он повернулся к гостю, сидящему у костра:
— Кто ты, человек?
— Не знаю. Или не помню.
— Что привело тебя в наши земли?
— Не что. Кто.
— И кто же?
— Беглец. Видели вы его?
— В своей жизни я видел много беглецов, — задумался вождь. — Который из них тебе нужен?
— Тот самый.
— Многие хотели бы догнать этого беглеца, — вмешался жрец. — Многих преследователей я знал.
— Он — мой, — отвечал преследователь. — Поэтому никто и не догнал его.
— Все мы чьи–нибудь беглецы, — задумчиво помотал головой жрец. — И все мы чьи–нибудь преследователи. Воистину, мир состоит из тех, кто бежит и тех, кто догоняет.