– Какого… – пролепетал Веник.
На пороге стоял высокий парень двадцати с чем-то лет, одетый во все черное. На его крепкой фигуре по-киношному неестественно смотрелся длинный кожаный плащ. Застежка плаща в виде желтого ромба с черным контуром добавляла несколько очков эстетике крутости.
– Властью, дарованной Тенями, требую проследовать за мной, мосградец. Не советую оказывать сопротивление, – выпалил незнакомец, добавив: – Меня зовут Стихиц, что означает «быстрый убийца».
– Быстрый? – в растерянности переспросил Веник, чувствуя, как им овладевает страх.
– Для тех же, кто не любит скорость и старую тиценскую орфографию, я просто Стих, что означает…
– Просто «убийца», – закончил мысль Веник, судорожно прикидывая, запереться в туалете или бежать на кухню, чтобы вооружиться сковородкой. Решив, что туалет не выдержит осады, Веник стал медленно пятиться в сторону кухни.
– Верно. – Стих вытянул вперед правую руку с массивным черным перстнем на указательном пальце. – Наши миры схожи, мосградец. В них не верят в магию. И очень зря!
Перстень прицельно выплюнул чернильную кляксу, попав в любимую напольную вазу тети Клавы, с которой поравнялся Веник при тактическом отступлении. Клякса мгновенно обволокла фарфоровую подделку тонкой пленкой, чтобы тут же превратить ее в холмик угольной пыли.
– Еще один шаг назад, и ты следующий. Советую не делать глупостей. Живым ты выглядишь веселее, мосградец. Согласен?
– Согласен! – горячо заверил Веник. – Куда идти?
Глава четвертая– «П» означает Петрович –
Трое под одним зонтом.
Веник еще издали увидел их. Муромский, Инга (в том, что она не Маша, сомневаться уже не приходилось) и Патефон. Присутствие последнего не вызвало у Веника удивления. Вдвоем они впутались в потустороннюю историю, и было бы странным, если бы Патефон сейчас не стоял на трамвайной остановке, подпирая фонарный столб с видом побитой собаки.
Дождь шел всю дорогу, пока Стих конвоировал Веника к дому Муромского. Редкие прохожие под зонтиками пробегали мимо, уткнувшись себе под ноги. После демонстрации с вазой у Веника и мысли не возникало просить о помощи или пытаться ускользнуть. Стих больше не разговаривал с ним и держался чуть позади, готовый пресечь любые попытки к бегству.
– Вижу, Венс, тебя тоже сцапали, – прокомментировал Патефон, зажимая нос рукой.
– Вениамин, зря вы с другом покинули нас в спешке. Тени приказали доставить вас к себе, а они ни перед чем не остановятся. Прислали для усиления Стихица, хоть я и уверял их, что обойдемся своими силами. Но Тени есть Тени, они не любят промедлений и возражений, – извиняющимся тоном объяснил Муромский, держа под мышкой завернутую в ткань картину. – Пришлось для ускорения поисков распределить силы. Инга отправилась за вашим другом, а Стихиц… Да вы и сами знаете.
– Лучше бы Стих взялся за рыжего, – обратилась к Муромскому Инга. – Болван думал, что я пришла к нему с извинениями, и снова назвал птичкой. Вынудил прибегнуть к парочке силовых приемов.
Услышав про силовые приемы, Патефон шмыгнул носом и размазал выступившие капли крови:
– Нанесение тяжких телесных карается законом. Как и взятие в заложники. Вы еще пожалеете, что связались со мной.
– Ну-ну, не будем ссориться. – Муромский наклонил зонтик, чтобы с него капало на дорогу, а не на край картины. – Скоро придет трамвай, и мы все дружно отправимся в Чик-Чирики. Уверяю вас, молодые люди, подобного места вы никогда еще не видели.
– Старик, ты слишком добр к ним. Может, они и увидят птичий мир, но как бы цена не вышла слишком высокой, – сказал Стих. – Теневой порошок не только подчищает память, иногда он стирает ее полностью.
– А я ему говорила, – вставила Инга.
– Отпустите меня, я никому не скажу, что вы связаны с порошками и прочей дрянью, – жалобно захныкал Патефон, решив перейти от угроз к мольбам.
– Кстати, я так и не узнала историю прозвища рыжего. Граммофон, или как там его звали? – поинтересовалась Инга, развернувшись к Венику.
– Патефон. – Молчать не имело смысла. – Любит болтать, плюс у него «пластинка заедает» на тему девушек и знакомств с ними. Отсюда и пошло – Патефон. Ну и имя настоящее… Патрик. Вот.
– Венюша, ты им еще побольше расскажи, давай, не стесняйся! Расскажи им, что у меня трусы в горошек, например! – Патефона всегда злило упоминание собственного имени. И в этом Веник его понимал. Ладно уж он Вениамин, но Патрик… Вечные ассоциации со святым из Ирландии кого угодно доведут до белого каления.
– Про горошек я ничего не знаю, тебе виднее, – парировал Веник.
– Как Питер Пэн, только Патрик, – ухмыльнулась Инга. – Жаль, мы не едем в страну рыжих лепреконов, ты бы там за своего сошел.
– Инга, попридержи язык. Лучше сверься с тензиром, узнай, когда точно прибудет трамвай. Что-то он задерживается. – Муромский то снимал, то надевал очки, словно это могло ускорить прибытие транспорта.
Девушка бросила взгляд на циферблат черных наручных часов.
– Вот-вот должен покинуть Шестой мир. Через минуту-две будет.
– Как вы вообще нашли, где я живу? Венюш, это ты меня сдал? Хотя бы под пытками, надеюсь? – поинтересовался Патефон, растирая виски.
– Уважаемый Патрик, смею заверить, ваш друг ничего нам не говорил. Инга нашла вас с помощью тензира. – Муромский показал на запястье Инги. – Универсальный инструмент. И часы, и компас, и оружие… – При последнем слове Муромский с опаской покосился на Стиха. Тот невозмутимо рассматривал неровности асфальта.
– Геолокация, получается. Жучок подкинули в квартире. – Патефон смотрел на приближавшуюся к остановке женщину под бирюзовым зонтом.
– Помилуйте, никаких шпионских устройств. Тензир способен найти любого человека. Теневая магия в чистом виде – непонятная и эффективная одновременно. Знаете, «зир» с щебетли переводится как «инструмент». Вот и получается, что теневой инстру…
Не дожидаясь окончания рассказа, Патефон, видимо, решил вспомнить «бросок тигра» и рванул к приблизившейся женщине с отчаянным воплем «Помогите!».
Веник даже не успел испугаться и подумать, стоит ли игра свеч, как Стих мгновенно среагировал. Его перстень выстрелил тонкой маслянисто-темной проволокой, обхватившей, как змея, лодыжку Патефона. Незадачливый беглец растянулся прямо перед вероятной спасительницей.
– Мальчик, что с тобой? Плохо стало? – участливо спросила женщина, наклоняясь.
– Мальчик – дурак, – резюмировала Инга.
– Извините, простите. Это мои ученики. Репетируют перед премьерой. Одной студии им мало, на улице продолжают готовиться. У меня, знаете ли, театральная школа, – с ходу придумал Муромский.
– А, ну репетируйте, – рассеянно бросила женщина и пошла дальше.
Распластавшийся на асфальте Патефон вяло простонал вслед очередное «Помогите!», но помощь ушла и даже не обернулась.
– Канцлер Эймс любит говорить про людей вроде тебя: «Инициаторы бездарных возможностей». – Стих подошел к Патефону и поднял его на ноги. Магическая проволока размоталась и тонкой струйкой втянулась обратно в перстень колдуна.
– Эймс? Тот, который Фин Эймсиц, мятежный управляющий? – заинтересовался Муромский. – Он все еще пытается получить власть?
– Эймс добьется своего. За ним будущее. И винтовки, – заверил Стих, вместе со всеми наблюдая, как его волшебное кольцо распадается на темные нити и перетекает на запястье, превращаясь в часы. Точно такие же, как у Инги. – Ты ошиблась, Иволга из Мосграда, трамвай придет через три минуты. И эти минуты истекли лишь сейчас.
Инга недовольно фыркнула, а Муромский кивнул:
– Наконец-то. Вот и трамвай.
– Где? – спросил Веник, понимая всю нелепость вопроса.
Мимо пронеслось несколько автомобилей, но никакого трамвая и близко не наблюдалось.
– Вон же он, вон. – Муромский показал рукой в сторону пустой дороги.
Веник лишь моргнул, но этого оказалось достаточно, чтобы на улице успел возникнуть старенький желто-красный вагон трамвая, медленно подъезжающий к остановке. Вместо номера у него значилась буква «П». Двери распахнулись.
– Здравствуй, Петрович! Опаздываешь, мы здесь уже который час ждем, – поприветствовал водителя Муромский, забираясь внутрь.
– Обижаешь, Ильич, все по расписанию. Тютелька в тютельку.
– Не стоим, поднимаемся, – стал подталкивать сзади Стих.
Веник коснулся поручня, желая удостовериться, что перед ним не иллюзия. Обычная железная скоба с облезшей серой краской.
Патефон предпринял отчаянно-жалкую попытку метнуться в сторону, но Стих положил ему на плечо руку и доверительно-интимным тоном сказал: «Не надо». Патефон сник.
Изнутри трамвай ничем особым не выделялся. Старый советский вагон, каких сейчас и не встретишь. Ни турникетов, ни валидаторов, ни даже компостеров.
– Петрович, позволь представить, Вениамин и Патрик. Вениамин, между прочим, – Муромский перешел на шепот, – будущий кондуктор. Только Артане не говори. Не будем пока расстраивать девочку, ладно?
– О чем речь, Ильич! – Петрович улыбнулся. – Привет молодым резервам!
– Отпустите, мы ничего не знаем про вашу торговлю порошком, – зашептал Патефон.
– Не обращай внимания, Петрович, он шутит. – Муромский отодвинул Патефона в сторону.
– Шутит – это хорошо. Люблю веселых пассажиров. Слышь, малый, анекдот какой новый знаешь?
– Потом, Петрович, все потом. Мы спешим. Тени ждут, сам понимаешь. – Муромский явно торопился.
– Понимаю. Тогда в путь, что ли?
Водитель щелкнул переключателем, и двери за всеми вошедшими закрылись. Трамвай вздрогнул и поехал вперед.
Внешне Петрович соответствовал своему отчеству, ставшему именем. Ржаные пышные усы, лукавый взгляд, немолодое, но доброе лицо. Небрежно накинутая на плечи куртка-спецовка и тельняшка дополняли образ. Не хватало только скомканной сигареты в зубах, но, судя по облепленной жвачкой панели, Петрович боролся с пагубной привычкой.
– Садитесь на свободные места. – Муромский кивнул на ряд потертых коричневых кресел.