- Может быть, вы заодно и представитесь?
- Ох, простите. Джеральд Волкерт, к вашим услугам. Пэр и рыцарь. Великий мастер братства Аримана.
- И к тому, чтобы похитить моего сына, вас принудила печаль о несовершенстве мира?
- Я вечно скорблю о несовершенстве оного… Видите ли, Глеб Борисович, помимо этого, я ещё и секретный агент «Титуса»…
- И вы так прямо об этом говорите?
- Что делать. Вы ведь уже начали догадываться об этом. Я прав?
- Не совсем. Не начал. Мы давно – дня три назад – вычислили, что это ваша работа. Ну вот, вы подтвердили. Теперь вы намерены мне что-то предложить?
- А вы с ходу намерены отказаться?
- Да.
- Даже от оружия?
- Хм. Сначала скажите, чего вы добиваетесь?
- Чтобы вы работали на нашу организацию, только и всего. Сознательно, эффективно…
- А если я не хочу?
- Я сомневаюсь, что вы станете отказываться, когда узнаете побольше о наших целях – и о том, что мы намерены предложить за сотрудничество…
- Как интересно! Вы готовы назначить цену?
- Извините, я сказал глупость.
- Дорогой сэр рыцарь! Не скажете ли вы мне, в чьи мудрые головы пришла сама вот эта мысль: завербовать меня, купить, принудить, взять на шантаж? На кондёгу, как говорят наши воры. Пари, что ваша голова была среди тех мудрецов? Или я ошибаюсь?
- Трудно сейчас сказать. Идея зрела.
- Вы вообще понимаете, с чем связались? Подчёркиваю: не с кем, а с чем? Потому что сам я – человек мягкий. Вы ариманит, высокого посвящения – так? В то же время – образованный, очевидно, человек, с широким кругозором. Неужели вы не понимаете, что вы, ариманиты, при всём вашем рвении, сумели прочесть всего две-три страницы в толстенной книге? Мне, волею судеб, удалось осилить пролог. И я остановился, потому что в противном случае эта книга пожрала бы меня, как пожрала уже многих и многих. Но я знаю, что непрочтённым осталось… да почти всё. И знаю, как опасно применять такое вот неполное, поверхностное знание. А вы хотите, не выучив твёрдо буквы, начать произносить заклинания.
- Напротив. Мы просто намерены изучить эту книгу.
- А уже потом начать произносить заклинания? Всё едино. Тем более что очень уж трудно избежать соблазна. Даже вот Крылов – из самых добрых побуждений… впрочем, это о другом. Короче, у меня есть предложение: вы отдаёте мне парня, и я стараюсь всё забыть. Идёт?
- О, нет. Стоило затевать всё ради такого обмена? Если вы не соглашаетесь, мальчик остаётся у нас – и проходит инициацию в братство.
- Ещё не прошёл?
- Нет. Но он уже достаточно подготовлен. Очень способный юноша, огромнейший потенциал.
- Не сомневаюсь. Такие в ваши руки ещё не попадали. И всё же: объясните мне, тупому, ради чего была затеяна вся эта эскапада?
- Но я уже сказал.
- Нет, глубже. Глубже! В чьих интересах – изучить ту книгу? В чьих?
- Господи! Да в интересах всего человечества! И того, и здешнего. Если разумно организовать…
- Враньё. Говорите правду.
- Но это правда! Мы действуем в интересах всех людей…
- Откуда вам они известны, эти интересы? И могут ли они вообще существовать – интересы всех людей?
- Самые простые – да, могут. И мы их знаем. Жизнь без голода и войн. Соблюдение неотъемлемых прав.
- И вы намерены этого достичь, получив доступ к пульту управления и научившись нажимать на нужные кнопки?
- Если пользоваться такой терминологией – то да.
- А почему не обычным путём?
- И обычным – тоже. Но вопрос времени – далеко не последний.
- Понятно. Резюмирую: вы почему-то решили, что вам известны интересы человечества, - и намерены реализовать их путём простого нажатия на кнопку. А предположим – вы заблуждаетесь? Что тогда?
- Не заблуждаемся. Вся история показывает, что человечество стремится именно к этому.
- Ново. История, насколько я её знаю, показывает, что человечество не стремится ни к чему, а всего лишь движется по некоему лабиринту, охренев от постоянных поворотов и тупиков. И если имеет цель – то выпасть наконец наружу и полежать на травке. И всё.
- Думаю, вы неправы. На примере Америки видно, что успех приходит именно к тем, кто преследует простые здоровые честные цели.
- Это с учётом влияния Транквилиума или же без оного? И какой именно успех? В чём? Впрочем, неважно. Я могу в порядке адвокатирования дьявола доказать вам, что своим процветанием Америка обязана исключительно деятельности ОГПУ в Мерриленде – и буду стопроцентно прав с собственной точки зрения. Равно как и вы – с собственной. При этом оттуда, - Глеб поднял глаза к потолку, - будет прекрасно видно, что мы стоим у начертанной на песке цифры и вы говорите, что это шесть, а я – что девять. Так, с этим мы разобрались, - сказал он вдруг жёстко и поднял руку ребром ладони вперёд. – Молчите! Кто такая Салли? А, понял. Так для чего же вы это всё устроили? Ну!
Волкерт сделал судорожное неестественное движение – пытаясь освободиться. Невидимые путы держали крепко.
- Не дёргайтесь, тогда не будет больно… Итак, вы как будто заманили меня в ловушку. Сейчас она должна сработать. Вы сняли почти всю охрану с дома, мои люди войдут туда, возьмут мальчика. Что дальше? А… вот оно как… Что же, это по крайней мере остроумно, хотя и глупо по существу… Ладно, рыцарь и пэр, похититель детей, спасибо за приятную беседу. Возможно, мы увидимся ещё – если ваши люди не решат меня просто прикончить, чтобы не шлялся зря. Вас я пока оставляю. Подойдите-ка сюда.
Волкерт, двигаясь скованно, приблизился. Глеб показал ему за окно. Небо было полосатым, кружащимся.
- Проход, который был на почте, я сжёг, - сказал Глеб. - Других, насколько мне известно, нет. Так что вам придётся подождать меня здесь. И ещё: на руках и ногах у вас свинцовые колодки. Не вздумайте купаться. Сниму, когда вернусь. Не скучайте.
Волкерт, с трудом ворочая языком, начал говорить что-то, но Глеб не слушал. Есть ли смысл слушать человека, у которого полчаса рылся в мозгах? Он взял свечу, вышел на галерею. Повёл рукой. Никого… Переместился в мир обычный. Сразу же пришёл плеск волн и запах мокрой штукатурки. Он выгреб из дома – и вернулся в пыльный мир. Вода стала тугой и тяжёлой. Грести было трудно, да и лодка шла вязко. Но ради невидимости – следовало потерпеть…
Дэнни дал ей небольшой никелированный пистолет, увесистый, но удобный в руке. Светлана примерилась несколько раз, пощёлкала вхолостую курком. Прикосновение к оружию успокаивало.
Она ненавидела время. Ненавидела жгуче, неистово. Больше, чем врагов.
- Идём, - сказал наконец Дэнни.
На ней всё было чёрное, и лицо она густо испачкала сажей. В висках ритмично ухал большой мягкий барабан.
Она никогда в жизни не бывала в этом громадном, запутанном и тёмном доме… Широкая спина Дэнни чуть светлела впереди, как открытая дверь. Коридор. Коридор. Широкая комната, вся заставленная столами и шкафами. Не задеть, не тронуть… бесшумный шаг. Ночной полёт к звезде. Поэзия сатиров… В комнате рядом стояла огромная печь-плита, заставленная штабелями сковород, кастрюль, котлов, и Светлана на миг поняла, где она находится, но тут же забыла вновь. Коридор, двери слева и справа – нет, вперёд, вперёд! Мягко под ногами… Несколько неразборчивых слов сказано впереди, глухой удар, звук неполного падения… Дэнни стоит, наклонившись, пистолет у Светланы в руке, но нет – это он осторожно опускает на пол кого-то ненужного здесь.
Снова миг пространственного просветления: она понимает, что стоит в холле, в дверях, ведущих на кухню… две колонны – впереди, справа – страшно близко – входная дверь, слева – парадная лестница… под лестницей каморка, в неё-то Дэнни и ныряет – и появляется с двумя большими жестяными банками в руках, отвинчивает на них крышки и опрокидывает на ковёр под лестницей. Острый запах каменного масла бьёт в нос. Светлана пятится, а Дэнни, присев, чиркает спичкой…
Они бегут назад, подталкиваемые жаром и светом набирающего силу пламени, потом – вверх по узкой крутой лестничке, потом вдруг Дэнни отшвыривает её назад и стреляет, и вспышки ему навстречу, и – ярко загорается свет. Кто-то косо валится впереди, кто-то пятится боком, боком – и исчезает за дверью. Красный ковёр. Бежевые обои.
Круглый стол с остатками еды и два упавших стула.
- Туда!
Пройти нельзя – стреляют в упор. Пули вбиваются в стену.
- Туда!
Другой коридор, пустой и тёмный. Едкий дым. Шевельнулась тень.
- Эй, это я, Кастелло!..
Выстрел. С воем – мимо щеки.
Дэнни толкает Светлану, она влетает в комнату. Пусто. Он дважды бьёт вдоль коридора и прыгает следом. Там опять грохочет – кажется, в два ствола.
- Вляпался, дурак. Ох, как же я вляпался…
Но что-то уже меняется. Топот ног и крики внизу, удары. Кто-то пробегает мимо, мелькнув мгновенным силуэтом. Дэнни срывает куртку, высовывает в коридор – выстрелов нет. Выскакивает, пистолет в двух руках, стремительно поворачивается направо, налево – пусто. Светлана появляется следом.
- Что?..
- Не знаю. Вперёд.
Бешеная – в клочья – стрельба там, где они недавно были: у круглого стола. Не войти…
Стихло.
Лицом вниз лежит полицейский. От дыма сизо. Обои заляпаны кровью, чьи-то ноги торчат из-под перевёрнутого стола.
И – детский крик сзади!
Дальше – всё сквозь пелену. Зал для гимнастики и танцев, катятся мячи. Билли в углу, прижался к стене, белый. Чёрная женщина в жёлтых одеждах движется неимоверно быстро, ведёт рукой – и, ведомый этой рукой, начинается визг, или скрежет, или непонятно что: ножом по стеклу, но стократ. Красный туман в глазах… и такое нежелание жить, что хочется разорвать себя когтями…
Бо-уу… бо-уу… что-то происходит вокруг, в красной пелене расплываются синие кляксы…
Её толкают, она – щепка в водовороте… Бо-уу… – гудит над самым ухом, а потом непрерывно: бо-бо-бо-бо-ууу…
Эй, да помогите же ей… и кого-то рвёт рядом: Господи, Господи, да что же это делается такое, да разве же так можно с живыми людьми…