Мой туповатый собеседник минуту размышляет, потом неуверенно говорит:
– Кажется, Джон… или Джек…
– Нет! – мотает головой его напарник. – Как-то иначе, более мудрёно… Дж… Джи… О, вспомнил: Джереми!
– Он разговаривал с вами на ломаном русском. А какой язык его родной, как вы думаете?
– Он что-то ещё по-английски бормотал.
Я даже усмехаюсь:
– Во Французском легионе кто-то разговаривает по-английски? Вам-то самим не смешно?
Неудавшиеся «легионеры» виновато смотрят в пол, а я вдруг начинаю понимать, что сам же и подтолкнул их к размышлениям о превратностях судьбы, то есть мне сейчас нужно торопиться и даже идти ва-банк, иначе они догадаются, что неопровержимых улик против них нет, просчитают варианты, и ничего тогда из них не вытащить. Даже от взрыва машины с Брайтнером они вполне смогут отказаться.
– Значит, так. Если я возьму этого Джереми, будут вам ваши билеты… но не в Париж через Брюссель, а назад, прямиком в Москву. Лучше бутылки собирать, честное слово, чем париться даже в самой лучшей из израильских тюрем или потихоньку разлагаться в безымянной могилке с пулей во лбу. Можете мне поверить.
«Легионеры» некоторое время размышляют. Потом первый из них бормочет:
– Нам нужно посовещаться. Могли бы вы оставить нас на минуту?
Вероятно, им и в самом деле требуется обсудить свою печальную ситуацию и выбрать из двух зол меньшее. Хотя… были бы умней, сразу сообразили бы, что после признания в убийстве едва ли им спокойно выдадут билет на самолёт в Москву и отпустят с миром. Но лучше всё-таки не лезть в бочку и не пытаться перехитрить злого мента, у которого они сейчас находятся в плену.
Выхожу из комнаты и запираю дверь на ключ.
– Лёха, что с пистолетами? Пробил?
– Я снял их на телефон и отправил на экспертизу, но там говорят, что номера спилены, и определить по фотографиям ничего нельзя. Им нужны сами пушки вживую, тогда они всё восстановят.
– Ничего страшного, это пока не срочно. Главное – мне их предводителя разыскать надо.
– Ты что, кого-то ещё брать самостоятельно собрался? Ой, погорим, Даник!
– Ничего, не первый раз… – возвращаюсь в комнату с пленниками и вопросительно гляжу на них. – Ну?
– Кроме имени, мы действительно ничего о том человеке не знаем. Но после того как взорвали этого – как вы его назвали? – Мигеля, он позвонил нам и похвалил за работу. Дал адрес квартиры, куда нужно доставить вас и профессора, а он уже явится туда сам.
– Чего же вы Гольдберга сразу в эту квартиру не отвезли, ведь он же был у вас в руках?
– А он и так никуда не делся бы: у него дом, работа, а с вами, мы прикинули, придётся повозиться. Нам Джереми об этом сказал. Мол, таких людей, как профессор, нужно беречь, но он может подождать, а вас требуется найти в первую очередь, потому что вы побывали в какой-то необычной командировке и можете сделать что-то такое, что очень нужно Джереми.
– В какой я побывал «командировке», он не уточнял? – усмехаюсь, а сам невесело размышляю о том, что нет тайн на земле, которых бы никто не ведал, кроме тебя.
– Нет. Зато он подсказал, что именно у профессора можно выяснить, где вас искать сейчас.
– А Джереми не объяснил, кто такой профессор и чем он конкретно занимается?
– Нет. Оно нам нужно? Нам всё это пофиг…
– Записываю адрес…
После получения адреса квартиры, на которую нас с Гольдбергом собирались доставить неудачливые похитители, мне становится намного веселее. Как гончая, почти нюхом чую след своей будущей добычи, и хоть нисколько не сомневаюсь, что Штрудель будет категорически против моих самодеятельных розысков, останавливаться не собираюсь. А Лёха никуда не денется: поворчит и всё равно потом поможет, о чём бы я его ни попросил. Уже проверено.
Вытаскиваю из кармана телефоны, изъятые у парней, и спрашиваю:
– На который из этих телефонов звонил Джереми?
– На этот…
– Сейчас перезвонишь ему и скажешь, что задание выполнено и вы находитесь по нужному адресу. Бывший мент и профессор с вами. И не забудь напомнить, чтобы билеты в Париж были при нём, иначе никого из нас ему не отдадите. Это для того, чтобы совсем уже лохами в его глазах не выглядеть… И ещё сообщи, что опасаешься слежки, поэтому обмен лучше совершить быстро, не дожидаясь утра. На билетах особый акцент сделай, ведь для вас сейчас самое главное – поскорее смыться из Израиля. Ты меня правильно понял?
Парень молча кивает и неуверенно берёт протянутый телефон.
– Вы нас точно не обманете? – спрашивает он на всякий случай.
– Молитесь богу, чтобы я взял вашего иностранца без проблем, тогда подумаем, как вам помочь… Или вас устраивает остаться здесь на пожизненный срок?
По внешней связи прослушиваю разговор парня с заказчиком. Всё сказано слово в слово, как я и просил. После этого забираю телефон, запираю нашу импровизированную темницу на ключ и напоминаю притихшему профессору Гольдбергу даже не приближаться к комнате, а если произойдёт что-то необычное, сразу звонить мне и никому больше. Он печально кивает головой, уже понимая, что до утра сидеть с ним мы не собираемся.
В машине Штрудель вдруг спрашивает меня:
– Ты в самом деле решил отпустить этих злодеев? Про какие-то билеты с ними договариваешься…
– Я ещё ничего не решил. Ты прав, старик, отпускать убийц никак нельзя, но пообещать-то в оперативных целях не запрещается? Когда нужно добраться до заказчика, все способы хороши. Ложь во благо… Хотя, если говорить честно, общался я немного с убитым Мигелем Брайтнером. Ещё не известно, кто больший злодей: он или эти дурачки из «Иностранного легиона»…
– Хочешь сказать: цель оправдывает средства?
– В нашем случае – оправдывает…
2
Квартира, в которую нас с Гольдбергом должны были доставить похитители-неудачники, оказалась в старом облезлом доме на окраине, населённом в основном пенсионерами, эфиопами и какими-то мрачными личностями с замашками уголовников. Даже в это позднее время, когда все приличные люди спят, тут шумно: из окон на четвёртом этаже на всю мощь грохочет разухабистая восточная музыка, на втором кто-то ругается и рыдает, у входа на скамейке компания чёрных ребятишек потягивает кальян и недобро поглядывает на всех проходящих мимо.
Мы с Штруделем поднимаемся на третий этаж, шарим, как нам сообщил парень, за дверным косяком и извлекаем оттуда ключ от дверей. Квартира, на удивление, чисто прибрана, ничего лишнего в ней нет. В салоне только самое необходимое: стол, стулья, два кресла и телевизор, а в единственной спальне большая двуспальная кровать и пустой шкаф.
– Да уж, – хихикает Лёха, – не балует «Иностранный легион» своих лопоухих новобранцев…
– Давай поступим так, – предлагаю я, – ты понаблюдаешь снаружи за всеми, кто будет входить в подъезд, а я подожду в квартире. Заказчику нужен я, и, может, он даже знает меня в лицо. А ты никаких подозрений не вызовешь: обыкновенный районный забулдыга, пьянь из соседнего дома.
– Спасибо за комплимент! – обижается Лёха. – Иного от тебя не ожидал.
– Ничего-ничего, – подталкиваю его к выходу, – иногда нужно говорить правду в глаза. Кто, как не лучший друг, тебе эту горькую пилюлю скормит?
Время тянется медленно и скучно. Несмотря на то, что я всё ещё на взводе, очень хочется спать, ведь до конца я пока не восстановился после посещения того света. Это, знаете ли, не шуточки. Заняться тут совершенно нечем, поэтому присаживаюсь, а потом потихоньку занимаю горизонтальное положение на кровати, но предусмотрительно кладу рядом с собой один из конфискованных пистолетов и оба телефона: свой и тот, по которому звонили заказчику.
На часах почти три часа ночи, и я, помимо желания, начинаю дремать. Часов в восемь-девять нам с Штруделем, кровь из носа, нужно появиться в полиции, так что времени остаётся совсем мало. Если загадочный Джереми не появится до утра, то и не знаю, что делать дальше. Впрочем, будет день – будет пища… Но немного вздремнуть в любом случае не помешает.
Не замечаю, как в какой-то момент окончательно проваливаюсь в объятья морфея, и спать бы мне и спать до самого утра, но уже через час оглушительно трещит мой телефон.
– Слушай, Даник, у нас проблема, – кричит в трубку Штрудель. – Давай, выкатывай на улицу, и срочно валим отсюда!
– Что случилось?
– Мне сейчас позвонили из полиции и сообщили, чтобы я, даже не заезжая в управление, нёсся на виллу профессора Гольдберга. Там соседи обнаружили два трупа. Какие-то молодые парни без документов, скованные наручником.
– Сам Гольдберг жив? – выдавливаю дрожащим голосом. В горле у меня моментально пересыхает.
– Его нигде нет… Догадываешься, что произошло?
– Лечу…
Уже по дороге на профессорскую виллу мы немного приходим в себя.
– Думаешь, заказчик просчитал нас? – спрашиваю, а голова начинает раскалываться, словно я только что опять вернулся с того света.
– Просто уверен в этом, – Лёха напряжённо вглядывается в дорогу и изредка трёт глаза, потому что в отличие от меня всё это время бодрствовал на лавочке. – Возможно, он сразу просёк, что ребятишки ни на что серьёзное не способны. Ну, подсунули взрывчатку Мигелю в машину, так это несложно, потому что тот, вероятно, и предположить не мог, что на такое кто-то решится. А вот когда они отправились к Гольдбергу, а потом за тобой в медицинский центр, заказчик решил перестраховаться и стал их скрытно пасти. Когда стало ясно, что тебя не взяли, сразу же решил их убирать, пока не привели за собой хвост. Вот случай и представился. А помогли ему в этом мы…
Некоторое время размышляю над словами Штруделя, потом качаю головой:
– Правдоподобно. Может, так всё и происходило. А может, ещё проще. Когда мы звонили ему с виллы профессора, он мог элементарно определить, откуда звонок. Сейчас в каждом телефоне есть простейшая аппликация определителя места. А звонили мы именно с виллы. У заказчика мог сразу возникнуть вопрос: если эти братцы-акробаты уже были на вилле, а потом отправились за мной в медицинский центр, то зачем им, спрашивается, возвращаться назад? Такое допустимо только при условии, что я буду у них в пленниках. Вот заказчик и решил лично наведаться туда, чтобы проверить. Когда же выяснил, что меня с ними нет, профессор разгуливает по комнатам свободно, а парнишки зафиксированы твоим единственным наручником, как сиамские близнецы, шлёпнул их без лишних разговоров, чтобы ничего никому никогда не разболтали. Всё равно они у него были расходным материалом…