Он закрывает глаза и без интереса вслушивается в приглушённое пение Георгия в спальне.
– А скажи, сынок… можно мне назвать тебя так? – получив согласие, он продолжает: – Скажи, сынок, если ты из будущего, то ведь должен знать, чем эта война закончится… Кто в ней победит?
– Гитлера разобьют, – отвечаю и больше всего на свете боюсь, как бы он не спросил о войнах, которые не прекращаются и в наше время.
– Это хорошо. А что будет с Югославией?
– Югославии тоже в наше время не будет, но останутся независимые государства Сербия, Хорватия, Македония, Словения, Босния и Герцеговина…
– Хорватия… – Тесла открывает глаза, и щёки его розовеют. – Она тоже будет независимой? Хорошо… Ну, а войны… какие-то войны ещё будут?
– Нет, – отвечаю и невольно краснею. – Почти нет…
Но Тесла, похоже, не обращает внимания на слово «почти» и вдруг спрашивает:
– Зачем же вам с другом тогда мои изобретения? Зачем вам «лучи смерти»? – он тяжело дышит и даже пытается приподняться с кресла, однако сил ему не хватает. – Вы американцы?
– Нет. Мы из страны, которой пока нет на карте, но через пять лет её провозгласят. И её название – Израиль. Государство, в которое начнут съезжаться евреи, уцелевшие во Второй мировой войне…
Пристально разглядываю измождённое лицо Теслы, но оно бесстрастно, как восковая маска. Кажется, старик о чём-то напряжённо размышляет, потом тихо говорит:
– Израиль… Государство евреев… Позови сюда своего друга. Всё равно он там ничего не найдёт…
Притихший Георгий молча появляется из спальни и останавливается за моей спиной. По лицу старика пробегает судорога, и он тихо просит:
– Я отдам всё, что вам нужно, только положите меня на кровать. Мне очень плохо. Я устал…
Осторожно переносим его почти невесомое тело и укладываем на подушки, заботливо накрываем тонким одеялом и даже пытаемся прикрыть окно в спальне, однако Тесла отрицательно машет рукой:
– Не надо, не закрывайте, а то голуби не смогут залететь… И ещё попрошу: разденьте меня, только носки оставьте, а то ноги очень мёрзнут… Ключи от сейфа в кармане брюк… – И повторяет по слогам, как заклинание: – Из… ра… иль…
9
Я тащу коробку, а Георгий большую стопку папок и бумаг, которые всё время выскальзывают у него из рук и рассыпаются.
– Хоть бы какую-нибудь сумку или пакет найти, – бормочет он, – так ведь ничего у него не было! Не растерять бы…
Несёмся по коридору, но у комнаты прислуги, в которой мы заперли полицейского сержанта, притормаживаю:
– Надо бы парня освободить.
– Да брось ты! – злится Георгий. – Без нас кто-нибудь освободит. А нам надо ещё банк найти и денег раздобыть.
Но я ставлю коробку на красную ковровую дорожку, расстеленную по коридору до самых лифтов, и толкаю дверь в комнату прислуги. Однако там никого нет, лишь скомканные полотенца разбросаны по полу.
– Наверное, сам развязался, – заглядывает через плечо напарник, – надо было посильнее пристукнуть…
У лифта мы застреваем. Каждая секунда теперь кажется часом. Мы напряжённо вслушиваемся, как где-то сверху поскрипывают блоки, наматывая трос, волокущий кабинку, и не сводим взгляда с мелькающих цифр в окошечках над дверями. Лифт словно дразнит нас: останавливается на нижних этажах, натужно поскрипывает, но всё-таки неохотно приближается к нашему тридцать третьему.
– Как думаешь, куда этот сержант делся? – спрашивает Георгий.
– Наверное, за подмогой побежал.
– Вот и я так думаю. Что делать будем? Сейчас спустимся вниз, а там их целая свора. Служебный выход наверняка перекрыт.
– Попробуем обмануть. Спустимся не в лобби, а на этаж выше и, как обыкновенные клиенты отеля, выйдем на улицу через центральный вход.
– С ящиком и пачкой бумаг?
– Ну, а что тут придумаешь? Есть другие варианты?
Георгий снимает куртку, укладывает на неё папки с документами и связывает рукава. Теперь у него получился мешок, который можно закинуть за спину:
– Тоже снимай куртку. В одних рубашках мы сойдём за служащих отеля.
Без куртки меня начинает немного знобить, но я запаковываю в неё коробку. Теперь мы и в самом деле отдалённо похожи на уборщиков, которые выносят мешки с мусором в баки во дворе.
Наконец лифт распахивает перед нами двери, и мы поскорее нажимаем кнопку второго этажа.
Нас встречают уже на выходе. Сначала мы без проблем добираемся до второго этажа, проходим по длинным коридорам до лифтов для постояльцев отеля, где на нас таращит испуганные глазёнки мальчик-лифтёр, едва мы по привычке начинаем говорить между собой на иврите. И только уже в лобби отеля, когда мы, прикрываясь своей ношей, направляемся к широким стеклянным вертушкам на входе, откуда-то из-за пальм в кадках к нам бросается несколько человек в одинаковых серых костюмах и шляпах, почти как у сержанта Кларксона. Видно, все входы и выходы они обложили основательно и большими силами. Неизвестно, что для них важнее: честь мундира или охрана скандального изобретателя, к которому они приставлены. Но выражения лиц у этой публики крайне недоброжелательные.
– Будем пробиваться! Эх, где наша не пропадала! – Георгий взмахивает своим импровизированным мешком, сбивая кого-то с ног, и мчится огромными прыжками к выходу.
Меня тоже кто-то пытается остановить и даже хватает за воротник рубашки, но я пинаю коленом нападавшего, и тот со стоном отлетает в сторону. Мой же приятель, словно тараном, раздвигает преследователей, а когда перед ним неожиданно возникает уже знакомый сержант Кларксон, не удерживается и врезает ему ещё раз свободной рукой в челюсть.
Нам пока везёт, потому что у входа толпится довольно много людей, и все они испуганно расступаются при виде несущегося на них и по-звериному рычащего Георгия. По чистой случайности нам удаётся никого не сбить с ног, и мы выскакиваем на улицу в сгущающуюся темноту даже такой светлой и всегда освещённой Восьмой авеню.
Останавливаюсь в нерешительности, но Георгий одним прыжком подскакивает к только что подъехавшему чёрному автомобилю, из которого выходит приятной наружности дама, а водитель, не заглушив мотор, выскакивает из-за руля и галантно подаёт ей руку. Отбросив парочку в сторону, мой напарник рывком распахивает заднюю дверь и кричит на иврите, уже никого не опасаясь:
– Бросай, Дани, коробку на заднее сиденье и прыгай в машину. Я – за руль…
Преследователи, видимо, не ожидали от нас такой прыти, чем мы и воспользовались. В зеркало вижу, как они разводят руками, вырвавшись следом за нами из отеля, а кто-то уже стоит у обочины и пытается притормозить проезжающий автомобиль, чтобы погнаться за нами.
– Классная тачка! – восторгается Георгий, вжимая педаль газа в пол и не отрывая взгляд от дороги. – Всё-таки шестидесятый «кадиллак» – машинка что надо! Зверь, а не машина!
– Ты и в марках автомобилей разбираешься? – ахаю удивлённо. – Откуда такие познания?
– Эх, чем я раньше только не занимался! – на всякий случай Георгий поглядывает в зеркало заднего вида и удовлетворённо причмокивает. – И в ралли участвовал, пока в аварию не попал, и на стройке рабочим ишачил, и в телохранителях у жены одного банкира трудился в поте лица, а точнее, согревал ей постель, пока муж на стороне с девочками кувыркался. Потом в Израиль подался от греха подальше – а тут выбор меньше…
Минуту мы едем молча, потом не удерживаюсь и спрашиваю:
– А к Габи как попал?
Георгий недовольно косится на меня и грустно выдавливает:
– Долгая история. Пушечное мясо всем нужно. Особенно когда ничем другим не получается заработать на кусок хлеба.
– Ты не очень-то похож на пушечное мясо!
– Ты тоже не очень похож на полицейского. Особенно на израильского. Хотя и служишь в израильской полиции…
Погоня за нами так и не обнаруживается. Вероятно, Габи потребовал от своего подопечного, прежде чем отправить сюда, основательно вызубрить план Нью-Йорка, не отвергая, как вариант, возможности побега на краденом автомобиле.
Минут через двадцать мы сбрасываем скорость и теперь едем в неплотном потоке, не нарушая правил и с интересом поглядывая по сторонам. С Восьмой авеню сразу за Медисон-сквер-гарден сворачиваем направо и едем по менее оживлённой Девятой авеню. А вскоре очередной поворот направо, и впереди за домами перед нами открываются тёмные воды Гудзонского залива.
– Теперь план будет такой, – чувствуется, Георгию очень нравится управлять автомобилем, и отсутствие современных компьютерных наворотов внутри салона нисколько его не угнетает. – Сейчас выедем на берег Гудзона, а здесь в это время да ещё в такую погоду наверняка никого нет. Немного переждём и отправимся на добычу денег. Ты ещё не забыл, что нам нужно арендовать ячейку в банке лет на семьдесят-восемьдесят? И всю необходимую сумму понадобится выложить сразу. Я очень не уверен, что местные банкиры согласятся ждать несколько десятилетий, чтобы получить свои законные бабки, и потребуют деньги вперёд. А когда ещё Габи сподобится оплатить долг…
– Ты хочешь сказать, что мы должны заняться обыкновенным грабежом?
Мой попутчик сперва вздрагивает, потом натужно смеётся. Я в его глазах апофеоз наивности:
– А сам-то ты этого не понял? Не трусь, нам с тобой ничего не угрожает. Чуть что-то пойдёт не так, у нас всегда в запасе опция моментально исчезнуть из этого гостеприимного дождливого городка, чтобы вернуться домой под палящее израильское солнце. Но «не так» у нас быть не должно. Мы уже сделали самое сложное – добыли то, что никто до нас добыть не мог. Теперь остались только детали. План города, как ты уже понял, я изучил заранее…
– Ты и сюда на берег ехал, заранее проложив маршрут?
– Естественно, – Георгий стучит себя пальцем по лбу. – План Нью-Йорка у меня здесь. Там же адреса банков, которые успешно доживут до наших дней. Ну и про запас пара-тройка ювелирных лавок, где нас ждут не дождутся кассовые аппараты с пачками зелёных американских купюр…
– Почему ты об этом раньше не сказал?