– Зачем? Что бы это изменило?
– Если у тебя всё продумано так детально, тогда не понимаю, для чего понадобился я?
– Так велел Габи. Я догадываюсь, что он мне тоже не сильно доверяет. Как и тебе… А вместе мы, по его мнению, будем грызться и ругаться, но задачу выполним более успешно. Подстрахуем, так сказать, друг друга.
Мне становится противно от его объяснений, и я, отвернувшись, молча гляжу в окно. При другом раскладе и в иной ситуации он, наверное, неплохой парень, этот Георгий, но что-то в нём всё равно не так. Червоточинка какая-то. Какими бы мы с ним близкими друзьями ни стали в будущем, я бы ему до конца не доверился. Не то что Штруделю. Впрочем, именно на это Габи и рассчитывает. Психолог, блин…
– Может, сумеем как-то обойтись без грабежа ювелирных лавок? – спрашиваю без особой надежды.
– Как? Где нам денег взять? У нас сейчас тридцать пять долларов, которые мы выгребли у сержанта, так на них мы только поужинать сможем. И то не уверен, что этих грошей хватит.
– Сколько времени ты тут пробыть собираешься?
– Думаешь, сейчас банки и ювелирные лавки ещё открыты? Посидим в машине до утра, потом по-быстрому дело сделаем и – до свиданья, Нью-Йорк. К шефу с подарками вернёмся…
Перспектива сидеть всю ночь в машине на берегу Гудзона, от которого несёт холодом и сыростью, что ощущается даже внутри салона, меня не радует. Но – ничего не поделаешь! – других вариантов нет. И в самом деле, в такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит… А Габи нас? Мы для него даже не собаки…
На Гудзон Ривер Гринуэй – так называется этот прибрежный проспект – уже совсем темно. Мы припарковались на обочине у аккуратно подстриженного вечнозелёного газона и теперь сидим в тёмном салоне, глядим по сторонам. Старомодные рожковые фонари едва пробивают своим жёлтым светом сгустившиеся сумерки. Фары редких автомобилей, с шумом проносящихся мимо нас, почти не рассеивают густой маслянистый туман, как-то странно наплывающий на берег со стороны залива.
От нечего делать Георгий копается в бардачке кадиллака и обнаруживает там коробку с длинными тонкими папиросами. Курить такие, наверное, во все времена модно, но неудобно, да и табак там, как правило, не самого высшего качества. Спать ещё не хочется, но и заняться совершенно нечем. Папирос в коробке всего пять, так что до утра нам явно не хватит.
– Как думаешь, сколько нам Габи заплатит за работу? – задушевно спрашивает Георгий, сладко потягиваясь в своём кресле.
– А ты разве у него работаешь не на зарплате?
– Нет, конечно. Меня, как и тебя, он нанял для того, чтобы мы добыли материалы от Теслы. И всё. Потом свободен.
– А что он вообще за человек, этот Габи? – выпуская колечками синий папиросный дым, спрашиваю без особого интереса.
– Чёрт его знает! Какая-то тёмная личность. Говорит, что у него в подчинении якобы целый оборонный исследовательский комплекс. Он в нём руководитель. Но я не очень в это верю.
– Почему? А то место, где мы были? Вернее, где наши тела находятся сейчас?
Георгий усмехается и прикуривает новую папиросу:
– Этот медицинский центр принадлежит армии, а Габи всего лишь в приятельских отношениях с его командиром. Я их пару раз видел вместе.
– Для какой же конторы мы тогда стараемся? Что-то не сильно на армию похоже…
– Мне всё равно, лишь бы заплатили…
То, что он говорит сейчас, мне крайне неприятно, но и заставляет задуматься. Кто же он всё-таки – Габи? Перед ним стоит навытяжку моё полицейское начальство. Даже вроде бы независимый и никому ничем не обязанный Шауль Кимхи замирает перед ним, как кролик перед удавом. Захотел Габи его выгнать – выгнал, а потом поманил пальчиком – и Шауль тотчас примчался. А капитан Дрор – тот вообще стелется перед ним, как новобранец перед сержантом. Странно это всё, очень странно…
– Слушай, а Габи не говорил, для чего ему «лучи смерти» и бумаги из сейфа Теслы?
– Наверное, собирается кому-то продать. А для чего ещё? Но я об этом даже думать не хочу. Опасно в такие вещи лезть…
– Чтобы ты, грузин, чего-то мог испугаться? – смеюсь, а мне совсем не весело.
Георгий стреляет по мне неожиданно серьёзным взглядом и цедит сквозь зубы:
– А что, по-твоему, грузины жить не хотят? Я и тебе не советую такими вещами интересоваться…
Больше расспрашивать его ни о чём не хочется. Устраиваюсь удобней в кресле и закрываю глаза. Но не спится, как ни стараюсь.
– Слушай, – доносится голос Георгия, – идея у меня появилась. Давай арендуем в банке не одну, а две ячейки.
– Зачем?
– А мы не все бумаги Теслы положим вместе с коробкой. И Габи об этом ничего не узнает. Потом, когда пройдёт какое-то время и всё успокоится, мы их достанем и продадим. Думаю, за них хорошие деньги отстегнут.
– У тебя уже и покупатели есть?
– А как же! Тот же американец Джереми. Ты его видел.
– Но его арестовали…
– Рано или поздно отпустят. Все протоколы его допросов попали к Габи, и я случайно подглядел, как он их изучал на своём компьютере. А потом на всякий пожарный скопировал себе на флешку, когда Габи куда-то выходил… Так вот, в тех файлах есть несколько телефонов, адресов электронной почты и имён заказчиков.
– Не боишься, что Габи о твоих подвигах узнает?
– Боюсь, – честно признаётся Георгий. – Но, сам посуди, что нам светит после того, как вернёмся? В лучшем случае, Габи заплатит нам какие-нибудь гроши и отпустит с миром. Или – не отпустит… Такие свидетели, как мы, ему совершенно не нужны. Если он планирует всё добытое нами кому-то продать, а деньги положить в карман, зачем ему, спрашивается, чтобы, кроме него, кто-то знал о товаре? Люди-то не дураки, всё понимают. В общем, ситуация мутная, а перспектив маловато… Если всё удачно сложится, мы сумеем срубить денег с того же покупателя и исчезнуть куда-нибудь подальше.
– Думаешь, от Габи можно куда-то исчезнуть?
– В Израиле – нет. Но есть на земле ещё страны. Грузия та же…
– А денег от продажи трёх бумажек, в содержании которых ты даже разобраться не сможешь, на это хватит? – мне становится уже интересно вести подобный разговор, хоть всерьёз его я пока не воспринимаю.
– Скажем, что ключей от сейфа не нашли, и отдадим только коробку.
– И ты думаешь, что Габи со временем об этих твоих телодвижениях за его спиной ничего не узнает?
– Может, и узнает, да поздно будет…
И вправду, не раз я уже раздумывал, как и на чём можно было бы разбогатеть в одночасье, чтобы всю жизнь не прикидывать, хватит ли нам с женой денег до следующей зарплаты. Вариантов, наверное, немало, но ни один из них мне не подходит. Не подходит и то, что предлагается сейчас. Более того, само предложение мне крайне неприятно. Честное слово, карточка на пятьдесят тысяч баксов даже без пин-кода меня устраивает куда больше. Там, по крайней мере, хоть нет откровенного вранья и воровства. Воровства – у кого? У другого вора.
– Даже не знаю, что тебе сказать, – вздыхаю грустно, – плохо всё это…
Снова отворачиваюсь к окну и гляжу, как по чёрной глади Гудзонского залива плывёт маленький освещённый пароходик, нещадно дымящий из большой, как сапог, полосатой трубы.
– Нечто подобное я предполагал, – тоже вздыхает Георгий и шевелится в своём кресле. – Ты, Даниэль, с самого начала мне не понравился, честно скажу. Больно уж правильный ты какой-то…
– Ну и что с того?
– А то, что тебе, наверное, не следует отсюда возвращаться в наше время! – правой рукой он неожиданно хватает меня за шею и начинает душить. – Скажу Габи, что ты погиб в ходе полицейской погони. Никто мои слова проверить не сможет, а шефу, думаю, на это плевать…
Мы молча барахтаемся, и он физически явно крепче меня, но я всё-таки похаживаю в спортзал и занимаюсь с инструктором рукопашного боя. Место для спарринга в салоне кадиллака, конечно, не самое удачное, но мне удаётся вывернуться и врезать ему локтем в лицо. После первого удара чувствую, что разбил ему нос, но рук он пока не разжимает. Однако после второго, а потом третьего удара голова Георгия запрокидывается, он хрипит и захлёбывается кровью.
– Всё, хватит! – шумно выдыхает он и хлюпает перебитым носом.
– Ну уж нет! – ребром ладони от души врезаю в кадык и, наконец, чувствую, как он бессильно заваливается на спинку сиденья.
Некоторое время сижу и пытаюсь отдышаться, потом выбираюсь наружу из машины и оглядываюсь по сторонам. Никого вокруг нас по-прежнему нет.
Не торопясь, словно выполняя обыденную, рутинную работу, распахиваю заднюю дверцу и вытаскиваю нашу добычу. Взвалив мешок с бумагами на спину и подхватив под мышку ящик, бреду к пирсу, подсвеченному редкими огнями. Сперва пытаюсь отвязать одну из лодок на причале, но все они прикованы к столбикам цепями, тогда топаю по причалу до конца, а дальше только одна дорожка – вперёд по пирсу.
Заметно похолодало, усиливается мокрый снег, но мне в одной рубашке пока терпимо. Напряжение постепенно спадает, а с ним приходит и усталость. Немного побаливает шея, которую в самом начале нашей возни передавил Георгий, но я иду, не глядя по сторонам, пока не дохожу до края пирса. Здесь уже ветер гудит вовсю, а снежинки сливаются в грязное серо-белое бушующее марево, за которым ничего не видно.
Подобрав камни, валяющиеся в груде строительного мусора, сую их в коробку и в мешок с бумагами. Чуть помедлив, размахиваюсь и бросаю их в воду, потом некоторое время безразлично наблюдаю, как они погружаются в глубину.
Мне абсолютно не жалко, что пресловутые «лучи смерти» и бумаги Теслы, в которых, вероятно, тоже немало секретов, уже никому не достанутся. Более того, я даже рад этому. Наверное, и в самом деле, как говорил Георгий, я чересчур «правильный мент». Такие никому никогда не нравятся. Впрочем, плевать…
И только сейчас я начинаю чувствовать, как смертельно устал. Больше мне здесь делать нечего. Присаживаюсь на корточки у последнего бетонного столбика на пирсе и, задрав голову, последний раз хватаю губами падающие снежинки…