18 апреля 1920 г. на площади Синьоров в Падуе примерно пять тысяч красных и столько же белых сошлись в настоящем сражении, в котором пострадали 15 человек. Центральная власть никак не позаботилась о наведении порядка; она благосклонно наблюдала за гражданской войной, как когда-то феодальные короли за войнами своих баронов.
Сегодня синдикаты железнодорожников, моряков, докеров, шахтеров имеют дело всего лишь с бесформенной массой остального населения; наиболее влиятельные и смелые профсоюзы, такие как Тройной альянс в Англии, состоящий из шахтеров, железнодорожников и докеров, и Всеобщая конфедерация труда во Франции, главенствуют над более слабыми и умеренными. Как всегда бывает в подобных случаях, есть господствующая элита, с которой большинство вынуждено мириться; но в нем уже зреют зерна сопротивления, и они, возможно, никак не проявят себя в ближайшем будущем, но несомненно дадут о себе знать впоследствии.
Между крестьянами, с одной стороны, и рабочими и государственными служащими – с другой, наметились разногласия, немалые во Франции, но заслуживающие внимания и в Италии; эти разногласия могут иметь серьезные последствия, которые возобладают над всеми спорами в среде профсоюзов. Будущее прояснит для нас этот феномен, очертания которого пока не очень отчетливы.
Власть имущим выгодно замалчивать тот факт, что привилегии профсоюзов тяжелым бременем ложатся на остальную часть населения; им угодливо поддакивают подхалимы, утверждающие, что его несут только богатые, но факты опровергают это заблуждение. Как бы то ни было, те, кто несут это бремя привилегий, рано или поздно отринут теории и восстанут; их не остановят медоточивые речи, слащавые и жеманные проповеди болтунов, которые вольно или невольно призывают к толстовству и уговаривают людей «идти в ногу со временем», смиряться с «неизбежным», уверовать в евангелие «божественного пролетариата», «священных трудящихся» и «приспособиться, чтобы не погибнуть»: это призыв к самоубийству во избежание насильственной смерти.
Все это может произвести впечатление на трусливую и слабоумную буржуазию, которая вырождается, как и все элиты в стадии упадка, но навряд ли подействует на энергичных представителей новой элиты, например последователей какого-нибудь Ленина.
Когда умножатся и наберут силу конфликты между профсоюзами, между отдельными частями общества, во избежание анархии и его распада потребуется как-то разрешить их. Сейчас бесполезно делать это, поскольку, судя по опыту, обычно только практика, а не предварительно разработанные теории, помогает решению подобных проблем. Теория парламентского правления в Англии развивалась вслед за практикой, а не предшествовала ей, и совершенствовалась по мере трансформации этого института. Точно так же практические решения, часто теоретически ничем не обосновывавшиеся, а не абстрактные и произвольные теории, превратили парламентское управление, введенное Альбертинским уставом[48], в сегодняшний итальянский политический режим.
Нет оснований полагать, что в будущем порядок подобных изменений окажется иным, чем в прошлом.
Впрочем, именно поэтому можно заметить, что для решения проблемы синдикалистского устройства будет недостаточно, вопреки мнению некоторых, заменить современные парламенты собраниями профсоюзных делегатов, потому что это было бы изменением по форме, а не по существу.
Теория, согласно которой в наших парламентах заседают представители всей нации, является фикцией. На самом деле эти люди представляют только часть общества, которая главенствует над остальными либо с помощью лисьих уловок в эпоху преобладания первой фракции демагогической плутократии, либо, по мере усиления второй фракции, благодаря численному превосходству. Формула прежних времен, которая положена в основу нашего парламентского строя и согласно которой утверждать налоги должны те, кто их платят, сегодня явно или скрытно заменена другой, гласящей, что право утверждать налоги и обременять ими граждан принадлежит тем, кто их не платят. Некогда податями «с милосердием и снисхождением» облагались сервы, сегодня это зажиточные люди. Когда-то первым приходилось оплачивать чрезвычайными сборами сумасбродные войны господ, теперь эта обязанность возлагается на вторых. В старину строго воспрещалось бегство крепостных, сегодня под запретом бегство капиталов. Мелкие отклонения в ту или иную сторону наблюдаются и в наше время. Перед мировой войной итальянское правительство пыталось воздвигать преграды на пути эмиграции трудящихся, которая наносила ущерб «капиталистам»; сегодня оно озабочено экспортом капиталов, который, как говорят, наносит ущерб трудящимся. Чтобы защитить собственников от убытков, наносимых забастовкой, Депретис[49] посылал солдат на уборку урожая; сегодня власти покровительствуют забастовщикам, даже когда они силой препятствуют убирать урожай и предпочитают оставить зерно гнить, чтобы навязать свою волю собственникам. При этом теория и законодательство не изменились; в университетах учат тому же, чему учили во времена Депретиса, и напрасно мы стали бы искать в своде законов правовой акт, санкционирующий изменение практики.
Важным свидетельством указанного противоречия между все еще действующим законом и тем, который, возможно, придет ему на смену, но пока что представляет собой всего лишь нарушение, является статья Риголы[50]: «Дело Маццонис… – новый этап в истории борьбы между трудом и капиталом в Италии… Федерация текстильщиков потребовала от фирмы Маццонис, – собственника полдюжины предприятий, разбросанных по разным уголкам Ломбардии, соблюдения тарифов и условий труда, согласованных с Хлопчатобумажной ассоциацией и действующих на других фабриках [возможно, будущие законы предоставят возможность для таких требований, но в сегодняшнем законодательстве она не предусмотрена]. Братья Маццонис отвергли это требование, ссылаясь на то, что они не обязаны соблюдать соглашения, заключенные с промышленной ассоциацией, в которую они не входят [правомерный довод с точки зрения действующих норм; по-видимому, бессмысленный с точки зрения будущей юриспруденции] … Дни идут, но признаков угасания конфликта не заметно. Рабочие в отчаянии. Столкнувшись с таким упорством хозяев [лучше сказать: с ересью по отношению к зарождающейся религии], префект Турина счел своим долгом [в соответствии с новыми нормами] вмешаться и пригласить фирму к диалогу, чтобы найти путь к примирению. Но братья Маццонис стоят на своем и даже отказываются от посредничества префекта [в подобных случаях это часто делали рабочие, что допускается новым правом, но со стороны хозяев такое упорство непозволительно]». Последовали другие еретические выходки Маццонис, разрешенные действующим законом, но неправомерные с точки зрения заново утверждающихся норм. «В самом деле, рабочие хлопкового предприятия воспользовались возможностью, предоставленной им упрямством [ересью] собственников, чтобы добиться выполнения всех их требований. Работники Понте Канавезе и Торре Пелличе оставили колебания, завладели двумя фабриками, подняли над ними красное знамя, выбрали фабричные советы и приступили к коммунистическому управлению производством».
Допустимо ли это с точки зрения действующего права? Волнует ли это кого-либо? Во всяком случае, не рабочих, уже придерживающихся будущих законов, и не центральное правительство, которое старается только не раздражать зверя, угрожающего их пожрать.
Были ли законными захваты баронов на заре феодализма? И кого они волновали? Во всяком случае, не баронов, которые заменяли право силой, и не короля, не располагавшего достаточными средствами, чтобы добиться от них послушания.
Принадлежность предприятий является не только юридической, но и экономической проблемой; в этом смысле она распадается на две части, потому что следует думать не только о владении существующими предприятиями, но и о создании новых. Существующие можно отнять у их владельцев, но нетрудно понять, что там, где этот процесс станет массовым, никто не захочет открывать новые, поэтому придется изобретать какие-то способы для их создания.
Автор статьи продолжает и по справедливости признает, что рабочие поступают противозаконно. «Закона, который обязывал бы промышленников признавать правительственные организации и мириться с вмешательством правительства в их отношения с рабочими, действительно не существует; сомнительно также, что отказ подчиниться решению согласительной комиссии оправдывает, с точки зрения действующего законодательства, меры, принятые префектом. Об этом должны судить юристы. Мы в данном случае можем лишь констатировать, что префект в ответ на непреклонную позицию фирмы пошел на изъятие фабрик и доверил управление ими Туринской окружной трудовой инспекции, которая должна владеть ими, как сказано в постановлении, от имени фирмы Маццонис». Если какой-то добрый человек заберет часы у проезжающего, то префект с равным юридическим основанием сможет изъять часы и доверить управление ими какой-нибудь инспекции, которая не станет отнимать их у этого доброго человека, как и предприятия Маццонис на деле не были отняты у рабочих.
14 апреля, после того как братья Маццонис подчинились требованиям профсоюза, изъятие их фабрик было отменено. Таким образом, центральное правительство не столько добивалось исполнения своих законов, сколько потворствовало их нарушению; оно само подрывало собственную власть.
Цивилизованный народ не может существовать без законов, будь они писаными, закрепленными обычаем, или установленными другим способом; законы необходимы, и любое положение вещей рано или поздно приводит к своему теоретическому оформлению. Поэтому сегодняшняя ситуация, когда действующий закон умирает, а новый еще не родился, является переходной и ведет к появлению новых правил. Если победят профсоюзы, появится профсоюзный закон, напоминающий феодальный, и тогда мы увидим документ наподобие Иерусалимских ассиз