Это был крошечный, невидимый, но абсолютно чужеродный узел. Что-то бесконечно холодное, гладкое, мёртвое. Оно было вживлено. Глубоко. И оно спало. Мёртвая точка в живой, пусть и бесчувственной, системе.
Хавьер услышал тихий шёпот за спиной.
— Там… что-то… — голос Люсии был слаб, как дыхание. — Холодное. Не её. Чужое…
Он обернулся. Лена смотрела на свой планшет, на котором бежали строчки диагностического кода. Её глаза, до этого суженные в точку от концентрации, вдруг расширились. На бледном, измученном лице медленно расцвела улыбка. Хищная, торжествующая. Улыбка учёного, который только что открыл способ вылечить чуму, создав новую, ещё более страшную.
Таймер на стене показывал 01:30.
Лена подняла голову и посмотрела на невидимую дверь. И прошептала одно слово, полное яда и триумфа.
— Попалась.
Глава 10
Одна минута двадцать девять секунд.
Цифры горели на стене красным, как клеймо. Они не торопились. Просто отмеряли смерть. Хавьер видел их, но не придавал значения. Его мир сузился до пространства в три метра, до стального запаха крови и скрипа брони.
Лена не видела ничего, кроме потока данных за её веками. Хавьер, таймер, раненая Люсия — всё это стало фоновым шумом, неважной переменной. Она нашла трещину. Не в коде, не в протоколе защиты. В самой Хелен Рихтер.
Это был не изъян. Это был рубец. Старый, почти затянувшийся, от внедрения одного из ранних прототипов «стабилизатора», который Консорциум вживлял своему высшему менеджменту. Лекарство от человечности. Лена чувствовала его как тончайшую нить инородного металла в монолите сознания.
«Вот он. Видишь?» — её мысль, острая как игла, вонзилась в разум Люсии. «Он спит. Он не должен здесь быть. Разбуди его. Только нежно. Будто проводишь скальпелем по живому нерву».
Мысленный отклик Люсии был слабым, как эхо. «Стена… её разум… он как лёд…»
«Не ломай лёд. Стань водой. Просочись в трещину. Стань ядом в её крови. Ну же, давай».
В тот момент, когда ментальные щупальца Люсии, направляемые холодной волей Лены, коснулись спящего импланта, Лена почувствовала это физически. Тихий, пронзительный визг, словно под чудовищным давлением ломался кристалл. Острая боль пронзила её виски, во рту появился привкус старой монеты. Она моргнула, сгоняя чёрные точки. На её губах застыла тень улыбки. Хищной, голодной.
В тысяче метров от них, в своём стерильном саду, Хелен Рихтер уронила маленькие грабли из сандалового дерева. Они со стуком упали на безупречный белый песок. Секунду назад на её лице застыло спокойное превосходство.
Теперь её рука судорожно метнулась к затылку, пальцы впились в туго стянутые волосы. Не было боли. Было что-то хуже. Ощущение ледяного, скользкого прикосновения изнутри черепа. Будто в её идеально отлаженный механизм, в её упорядоченный мир, просочилось нечто чужое. Живое.
Впервые за десять лет её лицо исказил неподдельный, первобытный ужас. Зрачки расширились, отражая стерильный свет ламп и надвигающуюся тьму.
Хавьер этого не видел. Его мир состоял из боли, движения и геометрии убийства. Одна минута и три секунды.
Из коридора выплыли три фигуры. Он не успел их сосчитать. Движение слева, вспышка справа. Они растекались по коридору, занимая сектора. Не люди — алгоритм.
Первая пуля ударила в стену рядом с его головой, выбив сноп бетонной крошки. Он качнулся в сторону и ответил двумя короткими выстрелами. Не на поражение — на подавление. Заставить их сбиться с ритма, сломать их идеальную геометрию.
Один из ликвидаторов присел, другой шагнул в сторону, третий остался неподвижен.
— Сука, — выдохнул Хавьер, прижимаясь к металлической обшивке криогенного блока.
Он рванулся вперёд, сокращая дистанцию. Вблизи их винтовки были бесполезны. Он врезался в ближайшего бойца, вгоняя ему в сочленение брони под мышкой свой боевой нож. Лезвие вошло с отвратительным хрустом. Боец захрипел, но даже падая, успел ударить Хавьера рукоятью винтовки в бок. Прямо по старому ранению.
Рёбра пронзило раскалённым железом. Воздух вышибло из лёгких, мир на миг утонул в черноте. Он отшатнулся, выдёргивая нож.
Второй ликвидатор пошёл в обход, поливая огнём. Большинство пуль ушло в стену, но одна, срикошетив, ударила в потолочную панель. Раздался сухой треск, посыпались искры.
Гул вентиляции резко оборвался.
Наступила давящая тишина, которую тут же разорвал оглушительный скрежет. С потолка, из скрытых пазов, начали падать тяжёлые титановые заслонки. Повреждение вызвало системный сбой. Комплекс будто сошёл с ума, активируя аварийный протокол хаотичной изоляции.
Красные лампы сменили ровное горение на яростный, пульсирующий стробоскоп.
Мир превратился в дёрганый, кровавый кошмар. Взрыв от рикошета оглушил Хавьера, швырнув его на стену. Он на мгновение потерял ориентацию, оседая на пол. Один из ликвидаторов был уже в трёх метрах. Он шёл вперёд, поднимая винтовку для удара.
Хавьер выставил перед собой руку с ножом. Дыхание было рваным, в боку горел огонь. Он видел, как второй боец обходит его справа, отрезая путь к отступлению. Ловушка захлопнулась.
Он приготовился. Взгляд впился в приближающегося бойца. Рука с ножом напряглась. Забрать с собой. Хотя бы одного.
Десять секунд. Девять. Восемь.
Он видел, как дуло винтовки превращается в чёрную точку, готовую размозжить ему череп.
«Отменяй протокол», — мысль Лены была не просьбой. Она была приказом, выжженным в самом центре сознания Хелен. «Код: Рихтер-Один-Девять-Семь-Восемь. Год рождения твоего отца».
В ментальном саду Хелен раздался крик, полный боли. «Нет!»
«Да», — ответил ледяной голос Лены.
В своём кабинете Хелен, стоя на коленях, безвольно, как марионетка, подняла дрожащую руку и приложила её к сенсорной панели на стене.
Три. Два.
Таймер на стене замер на отметке 00:02.
Красный стробоскоп погас. Включился ровный, белый, стерильный свет.
Ликвидатор, замахнувшийся на Хавьера, застыл в полуметре от его лица. Его рука с винтовкой дрогнула и медленно поползла вниз. Он повернул свой глухой шлем, и Хавьер встретился с его взглядом сквозь тёмное стекло. В этом взгляде не было ничего. Пустота.
Второй боец тоже замер, опустив оружие.
Бой закончился. Не потому, что Хавьер победил.
А потому, что кукловод обрезал нити.
Наступила тишина.
Она была густой, почти осязаемой. Нарушал её только тихий свист гидравлики и тяжёлое, хриплое дыхание самого Хавьера. Он сполз по стене, оставляя на ней кровавый след. Адреналин схлынул, оставив тупую боль, тошноту и гулкую пустоту в костях.
Он посмотрел на Лену. Она отняла руки от висков Люсии и медленно выпрямилась. Её лицо было бледным, как бумага, на губе выступила капелька крови. Люсия обмякла, её голова безвольно свесилась на грудь. Она просто спала.
В тишине раздался низкий, скрежещущий звук.
Тяжёлая гермодверь криогенного блока, та самая, что была заперта сознанием Кассиана, медленно поползла в сторону.
Хавьер, опираясь на стену, поднялся. Каждый дюйм тела кричал от боли. Он сделал шаг, потом второй, заглядывая внутрь.
Из открывшегося проёма вырвалось облако ледяного пара, пахнущего озоном и стерильностью. Внутри отсек был залит мягким, неземным синим светом. В центре, словно алтарь, стояла криогенная капсула. Гладкий, белый кокон, покрытый изморозью. На дисплее у изголовья светились зелёные буквы.
ОРЛОВ, М. СОСТОЯНИЕ: СТАБИЛЬНОЕ.
Это был он. Брат Лены.
Хавьер обернулся. Лена подошла и остановилась рядом, глядя на капсулу. Хавьер ожидал чего угодно: слёз, крика, облегчения.
Но на её лице не было ничего. Ни единой эмоции. Она просто смотрела на покрытое инеем стекло, за которым угадывался силуэт человека. Потом она медленно подняла руку и положила ладонь на холодную поверхность. Не как сестра. Как учёный, разглядывающий свой самый ценный образец.
Её взгляд скользнул в сторону, в полумрак в дальней части отсека.
Хавьер проследил за её взглядом.
И увидел вторую капсулу.
Она была скрыта в тени, старше, массивнее. Не кокон, а саркофаг. На потускневшей латунной табличке была выгравирована надпись.
РИХТЕР, Г. АРХИВНЫЙ ОБЪЕКТ.
Отец. Это была капсула с отцом Хелен.
Лена смотрела на неё. И в её взгляде Хавьер не увидел ни удивления, ни жалости. Он увидел холодный, быстрый, оценивающий взгляд аналитика, который только что обнаружил дополнительный ресурс.
Мышцы вдоль позвоночника Хавьера свело ледяным спазмом, не имеющим ничего общего с паром из криокамеры. В этот момент, глядя на спокойное, отрешённое лицо женщины, спасшей их всех, он с абсолютной ясностью понял: Лена не победила монстра.
Она заняла его место.
Глава 11
Воздух в криогенном блоке был разрежённым и холодным. Он пах гарью сгоревших микросхем и химической чистотой — запах, который, казалось, вымораживал сами воспоминания. Хавьер тяжело дышал, прислонившись к ребристой стальной стене. Перед глазами плыли чёрные точки, а холодный пот заливал лицо. Каждое движение отдавалось в боку вспышкой раскалённого железа.
Он зажимал рану ладонью. Липкая, тёплая кровь уже пропитала ткань куртки.
Вокруг них застыли в неестественных позах бойцы Хелен. Их оружие было опущено, глаза смотрели в пустоту. Марионетки, у которых только что оборвали нити. Хавьер шагнул к одному из них и осторожно забрал у него из рук Люсию. Руки ликвидатора были твёрдыми, как стальные захваты, но не сопротивлялись. Хавьер боялся смотреть на лицо сестры, боялся увидеть там что-то, что разрушит хрупкую, выстраданную победу.
Его взгляд был прикован к Лене.
Она стояла перед двумя саркофагами из дымчатого стекла и стали, игнорируя спасённого брата. Её внимание было целиком поглощено второй, более старой капсулой. Той, на которой тускло светилась надпись: «Рихтер, Гюнтер». Лена не видела в этом семейной трагедии. Она смотрела на маленький тактический дисплей, и её губы беззвучно шевелились, проговаривая строчки данных.