— Заканчиваю.
Она нажала последнюю клавишу.
Скрежет в динамиках достиг оглушительного пика и резко оборвался.
Наступила абсолютная, давящая тишина. Даже гул станции, казалось, замер.
Всё. Кончено.
Но в эту же секунду Хавьер почувствовал это. Словно по комнате прошла слабая, но отчётливая волна невидимого давления. Волна чистой, концентрированной боли.
Лена тоже вздрогнула и инстинктивно обхватила себя руками. Её взгляд метнулся к монитору, где отображалась глобальная карта сети Консорциума.
Карта вспыхнула.
Сотни, может быть, тысячи красных точек загорелись одновременно. Нью-Йорк, Лондон, Токио, Берлин. Везде, где были «агнцы», носители имплантов.
Лена вывела на главный экран видеопоток из медицинского центра в Северном море.
Камера показывала стерильную палату. На кровати, глядя в стену пустыми глазами, сидела Хелен Рихтер.
Внезапно она запрокинула голову. Её рот открылся в беззвучном, искажённом мукой крике. Тело выгнулось, руки скрючились, вцепившись в простыню. Её лицо, всегда бывшее ледяной маской контроля, превратилось в гримасу предсмертной, нечеловеческой агонии.
Протокол «Пастырь», умирая, не просто исчез.
Он послал свой последний, прощальный импульс. Предсмертный крик. Волну чистого, дистиллированного ужаса всем, кого он когда-либо контролировал.
Глава заканчивалась на этом образе. На образе тихого, глобального, беззвучного крика, который слышали только те, кто был его частью. И те двое, что стояли в ледяном сердце Исландии и только что выпустили его на волю.
Глава 13: Тишина
Последний импульс ударил по сознанию Хавьера с силой отбойного молотка. Он видел, как напряглось тело Лены, как её пальцы, белые от напряжения, застыли над клавиатурой. Видел, как грудная клетка Люсии в последний раз судорожно взметнулась, словно у утопленника, глотнувшего воздуха перед тем, как уйти под воду.
А потом всё кончилось.
Пронзительный, нечеловеческий психический визг, ставший фоновым шумом их существования, не затих — он оборвался. Словно кто-то перерезал кабель. В ушах Хавьера зазвенело от наступившей пустоты. Это не была тишина покоя. Это была оглушающая, абсолютная тишина вакуума, тишина ампутации. Пространство, которое раньше занимал «Пастырь», теперь зияло пустотой, и эта пустота давила, выталкивая воздух из лёгких.
Единственным звуком теперь был низкий, утробный гул геотермальной станции. Он гудел всегда, но за психическим визгом его не было слышно. Теперь этот гул казался невыносимо громким. Хавьер инстинктивно прислушался к дыханию сестры. Оно было. Тихое, едва различимое, но было.
Люсия обмякла в кресле, её голова безвольно упала на грудь. Капля крови, застывшая у ноздри, казалась чёрной в тусклом свете аварийных ламп.
Хавьер не двинулся с места. Облегчения не пришло. Пришло онемение. Тотальное, всепоглощающее, как после контузии. Победа ощущалась как смерть. Он смотрел на Люсию не как на спасённую сестру, а как сапёр смотрит на обезвреженную бомбу, всё ещё не веря, что она не взорвётся ему в лицо.
Он заставил себя подойти. Медленно, словно двигаясь под водой. Его ноги едва слушались, мышцы были забиты адреналиновым шлаком. Он протянул руку, и его пальцы на мгновение замерли в сантиметре от её лба. Раньше он чувствовал это — слабое, вибрирующее, тошнотворное жужжание, исходящее от неё, как жар от раскалённого металла.
Сейчас — ничего. Её кожа была просто прохладной и слегка влажной. Пустой.
Лена откинулась на спинку скрипнувшего кресла. Её лицо, освещённое снизу зелёным светом терминала, походило на восковую маску. Она провела рукой по волосам, и Хавьер заметил, что её пальцы едва заметно дрожат.
— Протокол стёрт. Чисто, — сказала она в пустоту. Голос был ровным, но хриплым.
Хавьер не ответил. Он смотрел на лицо сестры, пытаясь найти в этих спокойных, безжизненных чертах хоть что-то узнаваемое. Его миссия была выполнена. Так почему на душе было так, словно он проиграл всё?
Тишина в помещении загустела. Хавьер слышал собственное дыхание, громкое и рваное. Слышал, как капает конденсат с трубы под потолком — редкие, тяжёлые капли, отбивающие ритм вечности.
Люсия не просыпалась.
Онемение начало отступать, уступая место холодному и липкому страху. Он ожидал чего угодно — криков, слёз, пробуждения. Но не этой восковой неподвижности.
— Что с ней? — его голос был чужим, надтреснутым.
Лена не повернулась. Её взгляд был прикован к экрану, где бежали строки диагностического кода.
— Нейронный шок, — ответила она так же ровно, будто комментировала сводку погоды. — Последний импульс вызвал каскадное обнуление. Синаптические связи перегружены. Системе нужно время на рекалибровку.
Слово «рекалибровка» ударило по Хавьеру сильнее любого удара. Онемение слетело с него, как струп. Мышцы свело судорогой.
— Рекалибровку?! — он вскочил, опрокинув стул. Грохот металла о бетонный пол был единственным резким звуком. — Это не чёртов компьютер, Лена!
Он сделал два шага к ней, его тень полностью поглотила её.
— Я видел, что ты с ней сделала! Я был там! В её голове! Ты хоть представляешь, на что это было похоже?
Лена медленно, очень медленно повернулась. В её глазах не было ни страха, ни вины. Только бездонная усталость.
— Да. Ты был, — её голос был тихим, но твёрдым, как сталь. — А значит, ты лучше других знаешь, что мы оттуда вырезали. Это была не просто рак сознания. Это была хирургия. А хирургия всегда оставляет шрамы.
Её спокойствие, её логика взбесили его ещё больше.
— Шрамы? — он выплюнул это слово, как осколок зуба. — Я видел её глазами, Лена. Я чувствовал, как ты её жжёшь. Тебе было плевать. Ты просто расчищала дорогу к своему брату.
Он сделал последний шаг, его кулак был твёрд, как камень. Он хотел её ударить. Хотел стереть эту ледяную правоту с её лица. Но её слова, жестокие и неоспоримые, уже сделали это за него. Рука, готовая к удару, бессильно повисла вдоль тела.
— Мне не было «плевать», — прошипела она, наклонившись вперёд. — Я делала то, что необходимо. То, на что у тебя…
— Не смей! — рявкнул он, но она его перебила.
— …не хватило бы ни знаний, ни духа! — её голос сорвался, но тут же снова стал ледяным. — Если бы я поддалась панике, если бы остановилась хоть на секунду… её мозг превратился бы в кашу. Она бы умерла. Прямо здесь.
Он отшатнулся, словно от удара. Её слова были правдой. И эта правда обожгла его, выжигая ярость дотла.
Лена встала, оказавшись с ним лицом к лицу. Она была ниже, хрупче, но в этот момент казалась скалой.
— Эта тишина, Хавьер… которая тебя так бесит… это и есть твоя победа. Ты получил то, за что сражался. Привыкай к ней.
Вся ярость схлынула, ушла в пол, оставив после себя лишь горький пепел. Он смотрел на неё и видел не монстра, а солдата. Такого же, как он сам.
Он медленно отступил. Подобрал стул. Поставил на место. Сел рядом с сестрой. Побеждённый. Протянул руку. Взял её безвольную ладонь. Холодная. Он закрыл глаза. Война кончилась. Он выгорел.
Прошло несколько часов. Хавьер задремал прямо на стуле. Он проснулся от прикосновения. Лена стояла рядом, в её руке была кружка с дымящимся кофе.
— Выпей, — сказала она тихо.
Он молча взял кружку. Горькая, горячая жидкость обожгла горло. Он посмотрел на Лену. Она выглядела так же, как и он. Измотанной.
— Всё кончено, Хавьер, — она говорила почти шёпотом. — Она свободна. Ты сделал это.
Её голос звучал… почти искренне. И в этот момент что-то в её измотанном лице показалось ему знакомым. Не аналитик. Не манипулятор. Просто солдат после боя. Он молча кивнул, не в силах вымолвить ни слова.
И в этот момент Люсия шевельнулась.
Её пальцы дрогнули. Хавьер замер. Её ресницы дрогнули. А потом глаза открылись.
Они не были пустыми. Они были ясными. Осмысленными. Её взгляд остановился на нём. На губах появилась слабая, едва заметная улыбка.
— Хави?..
Голос был слабым. Но это был её голос. Настоящий.
Кружка выпала из его рук, с грохотом ударившись о пол. Ему было плевать. Он забыл обо всём. О боли, об усталости, о трупах. О Лене. Он опустился на колени перед креслом сестры. Хотел что-то сказать, но из горла вырвался лишь сдавленный, сухой всхлип. Он взял её руку. Она была тёплой. Он прижал её ладонь к своему лбу, закрыл глаза, и его плечи затряслись от одного-единственного, долгого, беззвучного спазма. Словно что-то внутри него, что держало его прямым все эти годы, наконец-то сломалось.
Она осторожно, всё ещё очень слабым движением, положила руку ему на затылок.
— Всё хорошо, Хави, — прошептала она. — Я дома.
Он был полностью поглощён этим моментом. Этим выстраданным чудом.
И поэтому он не заметил, как Лена тихо отошла к своему терминалу. Её лицо было бесстрастным, как у наблюдателя, фиксирующего удачный исход эксперимента. Она села в кресло, её пальцы забегали по клавиатуре. Последняя строка, которую она ввела, была простой:
EXECUTE: ARCHITECT_GENESIS.SELFЕё палец решительно нажал на «Enter».
Хавьер, подняв голову, краем глаза заметил её движение, но не придал этому значения. Его мир сузился до лица сестры.
Лена медленно провела пальцами по своей шее. Под её кожей, на одно короткое мгновение, вспыхнула и погасла тонкая, как паутина, сеть синих огней. Она была похожа на нейронную сеть. На карту звёздного неба.
Она закрыла глаза. Глубоко, спокойно вздохнула. И когда она открыла их снова, в них не было ни усталости, ни раздражения. Только абсолютное, божественное спокойствие. Тишина, которая воцарилась в её душе, была куда глубже и полнее той, что окружала их в комнате.
Она стала новым Архитектором.
Хавьер этого ещё не знал. Его война только что началась заново.
Глава 14: Новый Архитектор
Гул крови в ушах — фоновый шум его жизни — стих. И наступившая тишина была оглушительной, почти осязаемой. Хавьер сидел на краю медицинской койки, и эта тишина была единственной наградой. Ради неё он оставил за спиной коридоры, пахнущие кровью и антисептиком. Ради неё он превратил людей в мясо.