ал стул. Поставил на место. Сел рядом с сестрой. Побеждённый. Протянул руку. Взял её безвольную ладонь. Холодная. Он закрыл глаза. Война кончилась. Он выгорел.
Прошло несколько часов. Хавьер задремал прямо на стуле. Он проснулся от прикосновения. Лена стояла рядом, в её руке была кружка с дымящимся кофе.
— Выпей, — сказала она тихо.
Он молча взял кружку. Горькая, горячая жидкость обожгла горло. Он посмотрел на Лену. Она выглядела так же, как и он. Измотанной.
— Всё кончено, Хавьер, — она говорила почти шёпотом. — Она свободна. Ты сделал это.
Её голос звучал… почти искренне. И в этот момент что-то в её измотанном лице показалось ему знакомым. Не аналитик. Не манипулятор. Просто солдат после боя. Он молча кивнул, не в силах вымолвить ни слова.
И в этот момент Люсия шевельнулась.
Её пальцы дрогнули. Хавьер замер. Её ресницы дрогнули. А потом глаза открылись.
Они не были пустыми. Они были ясными. Осмысленными. Её взгляд остановился на нём. На губах появилась слабая, едва заметная улыбка.
— Хави?..
Голос был слабым. Но это был её голос. Настоящий.
Кружка выпала из его рук, с грохотом ударившись о пол. Ему было плевать. Он забыл обо всём. О боли, об усталости, о трупах. О Лене. Он опустился на колени перед креслом сестры. Хотел что-то сказать, но из горла вырвался лишь сдавленный, сухой всхлип. Он взял её руку. Она была тёплой. Он прижал её ладонь к своему лбу, закрыл глаза, и его плечи затряслись от одного-единственного, долгого, беззвучного спазма. Словно что-то внутри него, что держало его прямым все эти годы, наконец-то сломалось.
Она осторожно, всё ещё очень слабым движением, положила руку ему на затылок.
— Всё хорошо, Хави, — прошептала она. — Я дома.
Он был полностью поглощён этим моментом. Этим выстраданным чудом.
И поэтому он не заметил, как Лена тихо отошла к своему терминалу. Её лицо было бесстрастным, как у наблюдателя, фиксирующего удачный исход эксперимента. Она села в кресло, её пальцы забегали по клавиатуре. Последняя строка, которую она ввела, была простой:
EXECUTE: ARCHITECT_GENESIS.SELFЕё палец решительно нажал на «Enter».
Хавьер, подняв голову, краем глаза заметил её движение, но не придал этому значения. Его мир сузился до лица сестры.
Лена медленно провела пальцами по своей шее. Под её кожей, на одно короткое мгновение, вспыхнула и погасла тонкая, как паутина, сеть синих огней. Она была похожа на нейронную сеть. На карту звёздного неба.
Она закрыла глаза. Глубоко, спокойно вздохнула. И когда она открыла их снова, в них не было ни усталости, ни раздражения. Только абсолютное, божественное спокойствие. Тишина, которая воцарилась в её душе, была куда глубже и полнее той, что окружала их в комнате.
Она стала новым Архитектором.
Хавьер этого ещё не знал. Его война только что началась заново.
Глава 14: Новый Архитектор
Гул крови в ушах — фоновый шум его жизни — стих. И наступившая тишина была оглушительной, почти осязаемой. Хавьер сидел на краю медицинской койки, и эта тишина была единственной наградой. Ради неё он оставил за спиной коридоры, пахнущие кровью и антисептиком. Ради неё он превратил людей в мясо.
Люсия лежала под тонким синтетическим одеялом. Дышала. Ровно. Впервые за месяцы её грудь не вздымалась в судорожном, рваном ритме, словно тело вслепую боролось за каждый глоток воздуха. Бледная кожа, синева под глазами, искусанные в кровь губы — всё это осталось, как гематомы и ссадины после жестокой драки. Но в её глазах, когда она их открыла, больше не было цифрового призрака. Не было ледяного, оценивающего взгляда хищника. Там был просто свет, отражавшийся от стерильных панелей потолка. Там была она.
Он молчал. Его голос, грубый, привыкший к командам и выстрелам, мог разрушить это хрупкое равновесие. Он просто смотрел, как она изучает его лицо, словно видела впервые.
— Хави? — её голос был шёпотом, потрескавшимся от долгого молчания. Звук, который он думал, что потерял навсегда.
Он сглотнул ком, твёрдый, как камень. Кивнул. Не смог выдавить ни слова.
Она медленно, с видимым усилием, протянула руку и коснулась его щеки. Её пальцы были холодными.
— Ты… здесь.
— Я здесь, — наконец выдохнул он.
Они молчали. Единственным звуком был мерный, низкий гул, доносившийся из главного зала — системы жизнеобеспечения капсулы Михаила. Этот звук больше не казался угрожающим. Он был просто фоном. Белым шумом новой, пустой страницы.
— Помнишь… — начал он тихо, подбирая слова, как сапёр провода. — Тот компас? В жестяной коробке из-под печенья. Под старым оливковым деревом.
Слабая, едва заметная улыбка тронула уголки её губ. Воспоминание пробилось сквозь пелену травмы.
— Компас… который не работал. Стрелка… всегда показывала на тебя.
— Я говорил, что я и есть твой север, — его собственный голос показался ему чужим, мягким. Он не говорил так уже очень, очень давно. Он чувствовал, как напряжение, державшее его позвоночник прямым последние недели, начало отпускать. Мышцы плеч, сведённые в камень, понемногу размягчались. Адреналин схлынул, оставив после себя выжженную, гулкую пустоту. И в эту пустоту медленно, по капле, просачивалось что-то похожее на покой.
Но потом улыбка на её лице исчезла. Взгляд снова стал мутным, сфокусировался на чём-то за его плечом, на чём-то, чего в комнате не было.
— Хави… я их помню, — прошептала она, и холод её пальцев на его щеке стал ощутимее. — Всех. Тех охранников… в бункере. Одного звали Маркус. Он… он думал о запахе блинчиков, которые его жена готовит по субботам. О том, как его маленькая дочка смеётся, когда он подкидывает её на руках. Он думал об этом, когда я…
Её голос сорвался, превратился в сдавленный хрип. Тело задрожало.
К чёрту покой.
Хавьер сжал её руку, его ладонь почти полностью накрыла её хрупкую кисть. Лицо снова стало маской. Мышцы напряглись. Пустота внутри мгновенно заполнилась привычной, глухой яростью, но на этот раз её целью было нечто неосязаемое. Память.
— Это в прошлом, — произнёс он жёстко, вбивая слова, как гвозди. — Слышишь? Прошлом. Их больше нет. «Пастыря» нет.
— Но я есть, — прошептала она, и слеза медленно покатилась по виску, теряясь в волосах. — Я помню их страх. Хави, я чувствовала его. Он до сих пор во мне. Как… как ожог.
Он замолчал, не находя слов. Он выиграл войну. Он притащил её с поля боя, истекающую кровью, но живую. И только сейчас понял, что часть её навсегда осталась там, среди призраков, которых она сама и создала. Его победа была отравлена с самого начала. Она была не концом страданий, а началом нового, тихого, персонального ада. Ада, из которого он не мог её вытащить.
Он просто сидел рядом, держал её холодную руку и смотрел, как её плечи беззвучно содрогаются.
За тысячи километров, в стерильном, пахнущем дорогим кофе и озоном ситуационном центре в Москве, Кирилл смотрел на экран. Мир за окном был залит холодным сиянием столичной ночи, но здесь, в этом аквариуме из стекла и стали, царил вечный искусственный день.
Рядом с ним стоял молодой аналитик, бледный, с красными от бессонницы глазами. Его голос был почтительным, но в нём дрожало плохо скрываемое потрясение.
— Зафиксировано в ноль три сорок семь по Гринвичу, товарищ полковник. Короткий, но экстремально мощный психо-эмпатический всплеск. Источник — геотермальная станция «Хеймдалль-7», Исландия. Заброшена с девятнадцатого года.
На тактической карте мира вспыхнула и погасла крошечная красная точка.
— Одновременно, — аналитик перелистнул страницу на планшете, — мы получили синхронные отчёты о спонтанных психотических срывах у сорока семи субъектов по всему миру. Лос-Анджелес, Берлин, Токио… Все — бывшие «агнцы» Консорциума, все связаны с проектом «Шум».
Кирилл не отрывал взгляда от карты. Он отхлебнул горький, остывший кофе из бумажного стаканчика. Вкус был отвратительный. Он поставил стакан на стол, звук показался оглушительным в напряжённой тишине. Предсмертный крик «Пастыря». Он узнал его почерк, его масштаб. Орлова. Она не просто деактивировала протокол. Она его выпотрошила.
Он вспомнил её — тихую, до смешного педантичную, с её дурацкими виниловыми пластинками и взглядом, который, казалось, видел не тебя, а структуру твоих данных. Он всегда знал, что за этой маской перфекциониста скрывается что-то жёсткое, нечто абсолютно безжалостное. Что-то, что проснулось, когда система тронула её брата.
«Она не просто стёрла его, — пробормотал он так тихо, что аналитик не расслышал. — Она его вскрыла. Как консервную банку».
Он повернулся, его лицо было непроницаемым.
— Это всё?
— Есть кое-что ещё, — аналитик нервно сглотнул. — От нашего источника в Aethelred Dynamics. Хелен Рихтер… она среди пострадавших. Найдена в состоянии полного кататонического ступора. Бормочет одно и то же слово. «Фальшиво».
Кирилл кивнул. Игра закончилась. И началась новая, куда более опасная. Лена была не просто беглой переменной. Она держала в руках ключ к оружию, способному обрушить всю мировую архитектуру контроля. И она была нестабильна. Непредсказуема.
— Присвоить объекту «Орлова, Елена Сергеевна» высший приоритет угрозы. Кодовое имя — «Архитектор». Она больше не бывший агент. Она — новый нулевой пациент, — его голос был ровным и холодным, лишённым любых интонаций, кроме приказа. — Задача: найти. Изолировать. Любой ценой.
Аналитик вытянулся в струнку.
— Есть, товарищ полковник.
Кирилл снова повернулся к экрану. Он смотрел на одинокую точку на карте и думал о Хавьере Рейесе, бывшем оперативнике «Аквилы», чьё досье он изучил до последней запятой. Идеальный инструмент. Сильный, предсказуемый в своей преданности сестре. Он не знал, был ли Рейес ещё жив. Но если был, то он находился в эпицентре бури, даже не подозревая, что держит за руку не спасительницу, а детонатор.
Люсия уснула, измученная слезами и воспоминаниями. Хавьер осторожно высвободил свою руку и укрыл её получше. Он вышел из медицинского отсека, оставив её в тишине.