Вопрос к Репринцевой от Миши: «Репринцева, я никогда вас не видел и не вижу сейчас. У вас очень сексуальный голос. Расскажите, как вы выглядите».
(Смех.)
И. Лукьянова― Она похожа на Полумну Лавгуд.
П. Репринцева― Я очень большая. У меня огромные щёки.
Д. Быков― По сравнению со всем остальным.
П. Репринцева― По сравнению со всем остальным, с рождения. То есть в принципе там ничего сексуального особо-то и нет.
Д. Филатов― А декольте?
Д. Быков― Да, действительно до пояса. Нет, она маленькая, хорошенькая, рыженькая.
Н. Быкова― Беленькая!
Д. Быков― Ну, рыженькая скорее, золотистая. У неё довольно большие и красивые щёки и все остальные парные органы.
В. Шендерович― Дима, как называется наша передача, прости?
Д. Быков― Наша передача называется «Не один». И я действительно не один. Вот к нам, хотя и под занавес, всё-таки добралась Вика Иноземцева. Вика, с Новым годом! С прошлого года тебя не видел. Здорова!
В. Иноземцева― С Новым годом!
Д. Быков― Скажи что-нибудь народу или почитай стих.
В. Иноземцева― Какой?
Д. Быков― Любой.
В. Иноземцева― Можно грустный?
Д. Быков― Да, конечно. Ещё весёлого не хватало.
В. Иноземцева― А вода есть у кого-нибудь?
Д. Быков― Дайте воды. Может, тебе шампанского сразу? Есть шампанское, кстати. Она экономист по профессии — естественно, она будет читать печальные стихи.
В. Иноземцева― По профессии я поэт. Экономист — это…
Д. Быков― «Мой заработок», да?
В. Иноземцева― Новогодняя вода — это, конечно, шампанское.
Д. Быков― Подожди. Тебя не поймёшь! Дайте я открою. Вы всё выжрали.
В. Шендерович― А поэты не обязаны излагать свои мысли ясно.
Д. Быков― Да, совершенно верно. Дайте ей шампанского. Обратите внимание: ведущий не пьёт!
В. Иноземцева― Здравствуйте, все! Всех с Новым годом!
Д. Быков― Всех с Новым годом! И вас, граждане, и всех, кто слушает. О, Вика, будь здорова! Давай, родненькая, чокнемся. С Новым годом, с новым счастьем!
В. Иноземцева― С Новым годом! Всем счастья в этом году!
Д. Быков― Закусываем бананом по обыкновению. Это мартышечное. Давай, читай.
В. Иноземцева― Очень вкусное шампанское. Я буду сбиваться.
Д. Быков― Дай Бог тебе здоровья.
В. Иноземцева―
Когда уйдём со школьного двора —
нам в этот день заснуть и не проснуться, —
то нас поглотит чёрная дыра,
И больше ни расстаться, ни вернуться.
Учитель строг, стара его тетрадь,
но что просить превратности убого.
И у доски, как прежде, умирать…
И что сказать? Мы знаем слишком много.
А что мы знаем и чего хотим?
И каждый знать безмерно благодарен.
Мы просто все по воздуху летим,
как в космосе проехавший Гагарин.
А кем же стать придётся? Кем же стать?
Откроется, как жизни полистать,
финал дописан повести, но прежде
есть место искушенью и надежде.
Я помню жизнь свою, как старый класс,
в теченье лет старанье неумелом,
где слабый свет по каждому из нас,
её доска, расчерченная мелом.
Читает Бог унылый свой диктант…
Мы — кровь и плоть, мы — армия на марше.
Он дарит речь — и в том его диктат,
Но дети мы не горше и не старше.
Я помню текст до каждой запятой.
Я знаю всё о вечной жизни той…
(Аплодисменты.)
Д. Быков― Как это здорово! Гетьман, какая ты молодец! Просто я её знаю как Гетьман.
Д. Филатов― На первой строчке Алексей Алексеевич помахал ручкой.
В. Шендерович― Вообще надо про первую строчку сказать.
Д. Быков― Да все уже знают.
В. Шендерович― А радиослушатели?
Д. Быков― Мы уже Дидурова сегодня читали. Это же сидит всё кабаре! Филатов, Гетьман… Кохановский тоже к нам приходил, разумеется. Вообще нас много, и это очень приятно.
Д. Филатов― Первый раз, когда я тебя видел, ты вышла со стихами.
Д. Быков― И я очень хорошо их помню. «Когда Москва, сдыхая от жары, из кожи улиц…»
В. Шендерович― Какой-нибудь 1985-й?
В. Иноземцева: 1989―й.
В. Шендерович― Какой 1989-й? Это было раньше.
Д. Быков― Всё это мы помним, разумеется, и это чрезвычайно приятно. Меня просят почитать. Я под конец почитаю, поскольку я и так здесь достаточно долго солирую.
Естественный вопрос к Шендеровичу: «Чем вы лечитесь от тоски? Шампанского бутылкой или «Женитьбой Фигаро»?» Мне нравится! Кто-то Пушкина читал.
В. Шендерович― Вряд ли шампанского бутылкой, скорее «Женитьбой Фигаро». Хотя…
Д. Быков― Сейчас сострит.
В. Шендерович― Нет, не сострит. Я просто пытаюсь вспомнить — и легко вспоминаю, кому принадлежит этот совет, и стоит ли пить в этом случае.
(Смех.)
Д. Быков― Это Сальери, да.
В. Шендерович― Это Сальери. И пить в этом случае особо не стоит. Это хуже Литвиненко.
Д. Быков― «Последний дар моей Изоры».
В. Шендерович― Да. Так вот, конечно же, «Женитьба Фигаро» — хотя бы в том смысле, что эта фраза звучит: «Время — честный человек». И когда живёшь достаточно долго, то убеждаешься, что время — действительно честный человек.
В. Иноземцева― И что время — человек.
Д. Быков― И он не врёт.
В. Шендерович― Да. И через какое-то время всё становится на свои места, все ложные репутации рушатся нафиг. Те, кто вели себя прилично при жизни, почему-то оказывают в выигрыше на длинной дистанции. Как выясняется, выгодно быть приличным. В этом смысле Бомарше, конечно, «Женитьба Фигаро».
Что касается меня. У меня есть несколько таких моих «наркотиков». Поскольку я не колюсь и не пью, то у меня свои «наркотики». Это Английская премьер-лига. Я болею за «Арсенал» и до конца моей жизни буду ждать, когда он станет чемпионом. У меня есть занятие. Бывают случаи тяжелее моего, я понимаю. Я смотрю эти полтора часа. Пока я смотрю хороший футбол (не только «Арсенал», разумеется), я забываю обстоятельства места и времени, у меня ничего не болит — я принял «наркотик», и я внутри этой эйфории нахожусь.
Д. Быков― Насколько мне в этом смысле труднее — я совершенно не футболист и не фанат.
В. Шендерович― А вот советую, потому что это хорошо расслабляет психику. И я этим лечусь. Но от тоски…
Д. Филатов― А «Амкар» — «Мордовия»?
В. Шендерович― «Амкар» — «Мордовия»? Нет. Мне и так хватает. Мне хватает Государственной Думы. Ещё мне «Амкар» — «Мордовия» смотреть.
И. Лукьянова― Штраф!
Д. Быков― Штраф.
В. Шендерович― А меня не предупреждали.
Д. Быков― Штраф, штраф! Мы же сказали: мы не упоминаем этого.
В. Шендерович― Этого?
Д. Быков― Этого.
В. Шендерович― А этого я и не упоминал!
(Смех.)
Д. Быков― Тогда возьми свой штраф обратно.
Тут вопрос к Вике Иноземцевой. Да, во-первых, вопрос ко всем присутствующим: не могли бы мы посидеть до пяти часов, а то уж очень им нравится наша атмосфера. Ребята, мы посидим до пяти часов, конечно, но не в эфире. Можно, да? Без вас, извините, потому что на людях очень трудно. Но спасибо вам, Аркадий, за это пожелание! Вот так приятно, что кто-то хочет тебя видеть до пяти часов. И мы готовы к вам приходить в любое время, когда вы захотите.
Д. Филатов― Адресочек скажите.
(Смех.)
Д. Быков― Адресочек, пожалуйста, да. Тут вопрос к Вике очень неслучайный: «Дорогая Вика, я давний ваш поклонник, — тра-та-та-та-та. — Вы уроженка Донецка. Я тоже. Чего вы нам пожелаете?» Это, видимо, имеется в виду уроженец Донецка, который до сих пор там живёт. Он так пристально за тобой следит.
В. Иноземцева― Дима, я на самом деле неразрывно связана с Донецком. Я до сих пор там живу. И моя голова и моё сердце тоже там живут. Поэтому, соответственно, я пожелаю всем мира, который обязательно будет.
Д. Быков― Я тоже в это верю, честно говорю.
В. Иноземцева― Я не то что в это верю, а я в этом уверена. Мы сейчас проходим такую страшную стадию взросления человечества, когда меняются оценки, когда каждый проходит свой личный путь какого-то либо падения, либо зрелости. Ну, это уже к каждому из нас отдельный вопрос. Поэтому Донецк — это мой город, и я живу там.
Д. Быков― Мне хочется просто сказать, что Александр Миндадзе, которого я тоже очень поздравляю с Новым годом и очень люблю, снял в ушедшем году один из лучших российских фильмов — «Милый Ханс, дорогой Пётр». Когда-то он сделал с Абдрашитовым «Магнитные бури» — фильм, в котором показано, как потом срастается по живому. И я уверен, что срастётся. Кому-то кажется, что это плохо, кому-то — что хорошо. Но мне кажется, что срастаться должно.
В. Иноземцева― Можно я стихотворением отвечу?
Д. Быков― Да, давай.
В. Иноземцева― Потом.
Д. Быков― Нет, прямо сейчас отвечай.
В. Иноземцева― По поводу Донецка. У меня есть моя пока единственная книга (может быть, и не пока, а вообще единственная), «Материя», где первое стихотворение посвящено моей бабушке. Это конкретный человек. Может быть, я долго не смогу даже читать на память, потому что я уже его не сильно помню, но это именно та точка мира, где сейчас преломилась вся эта наша история. Собственно это то место, где сейчас проходит такая линия между нашим прошлым, скажем так. Эта книга называется «Материя». И это как раз тот дом, по которому сейчас проходит эта линия разреза Украины. Я постараюсь прочесть. Если я буду сбиваться, опять же, извините…