«Вопрос о тщете самоподавления на примерах Маяковского, Есенина и Горького. Зря Маяковский наступал на горло своей песне, угождая большевикам. Зря Есенин задирал штаны, чтобы бежать за комсомолом. И зря Горький писал в поддержку Сталина про врага, которого надо уничтожать. Своим авторитетом эти люди легитимировали бандита, увеличив в итоге количество произведённой им боли».
Видите, Егор, если бы это не совпадало с их внутренней логикой, они бы этого не делали. Для Маяковского естественно было ставить себя в условия непрерывного производства, потому что для невротика нужно быть постоянно занятым. Если бы ему писалось другое, он бы писал другое. Но дело в том, что и эпоха, и логика его собственного развития не предполагали углубления и развития его лирического Я. Он остановился, он пошёл не вглубь, а вширь. Хотя у него были попытки углубляться, меняться, но, к сожалению, тут его характер ему помешал. Поэтому для него вполне логично было наступить на горло собственной песне. Да там никакая песня из этого горла уже и не вырывалась.
Что касается Горького, то тоже он действовал абсолютно по собственной логике, потому что он ненавидел проект «Человек». Я говорил уже о том, что он рождён был, вообще-то, крупным сатириком, а не прозаиком-соцреалистом. Вот если бы «Жизнь Клима Самгина» была сатирическим романом, этой книге не было бы равных, если бы она была сделана, скажем, с той же мерой отстранённости, с которой сделан «Швейк» — книга очень похожая в некоторых отношениях. Я думаю, что Горький, ненавидя человека в нынешнем виде, искал тех, кто наиболее радикально его перекроит и переустроит. У него даже сказано: «Владимир Ленин больше других умудрился помешать человеку жить по-прежнему». Вот ему нужен был человек, который помешал бы миру жить по-прежнему. В этом смысле советская власть совпала вполне с его тайными интенциями. Почему нет? Очерк «Соловки» — это очерк о переплавке человека. И он об этом, как какой-нибудь Доврский Дед, мечтал с тех пор, как «Пер Гюнта» прочитал.
Что касается логики Есенина, то Есенин «бежал, задрав штаны за комсомолом» в силу причины довольно простой: Есенин обладал гениальным чутьём на славу (на конъюнктуру тоже). Ему хотелось быть всё-таки на гребне волны, но у него это не получилось. Он трагически осознал, что для него это значило бы действительно предать себя. А так он очень любил славу, он очень любил находиться среди вот этого «передового отряда». Поэтому он и бежит, задрав штаны.
«Что вы думаете о легендарном старце Фёдоре Кузьмиче?»
Видите ли, если бы кто-то разрешил произвести эксгумацию, исследование, мы бы получили ответ на самую волнующую загадку русской истории, самую интересную. Леонид Бежин подробно доказывает, что всё-таки, скорее всего, старец Фёдор Кузьмич — это Александр I. Я не верю в это до конца, но мне безумна притягательна эта история, и я страстно жду её разгадки. И поэтому для меня так убедителен, так интересен Толстой в своих «Посмертных записках старца Фёдора Кузьмича». Он в это верил и допускал это.
Мне кажется, что если бы… Это же одна из тех загадок истории, на которую мы можем получить ответ. Если взять и исследовать генетический код в останках, то мы поймём — похоронен Александр или отлупцованный солдат, под шпицрутенами умерший. Мы так и не знаем, кто это. Вот если бы нашли… Ведь он действительно в гробу был неузнаваем. Если бы исследовать разрешили останки старца и останки Александра, то не было бы проблем — мы бы получили ответ на мучительную загадку. Кстати, графологи утверждают, что рука старца Фёдора Кузьмича и почерк Александра — это одно и то же. Но, к сожалению, кроме одного этого листка бумаги, бумажной ленты с загадочными знаками (да и та не сохранилась, мы только фотокопию имеем), ничего у нас больше нет. А как хочется узнать здесь правду! Но мы когда-нибудь узнаем.
Ещё тут несколько достаточно занятных вопросов. Спасибо вам за их феерическое количество.
«Что вы можете сказать об аресте блогера Руслана Соколовского за ловлю покемонов в церкви?»
У меня статья в «Профиле» сейчас выйдет на эту тему. Откровенно вам скажу: я в ужасе от вот этой ситуации. Не от самого его ареста, а от ситуации, когда друг другу противопоставляются, с одной стороны — блогер, лишённый всякого такта, вкуса и воспитания, просто хамящий открыто церкви, а с другой стороны — почти инквизиция. Я очень рад, что его выпустили под домашний арест. Я надеюсь, что это смягчение. Мне хочется воскликнуть, как в известной статье известного автора: «Не начало ли перемены?» Очень хорошо, если бы действительно осуществился дальний план Кураева применительно к «Pussy Riot»: пожурить и простить. Вот это было бы христианское прощение. Во всяком случае, это было бы правильно.
«Сегодня долго ждал автобус, заскучал. На горизонте появился человек в партийной майке, раздавал газетки. Я подошёл к нему взять газетку. Когда протянул руку, у меня вырвалось: «За идею работаете?» — на что он улыбнулся и молча прошёл дальше. Неужели идейных людей в политической сфере больше нет?»
Артём, есть, но не ищите их среди тех, кто раздаёт газеты. Конечно, всё гораздо серьёзнее. Вы разве не идейный человек?
«Мне мало лет, о Сталине я могу судить только из вторых и даже третьих уст, то есть — прабабушки и прадедушки. Иногда стоишь на остановке, а кто-нибудь рядом кричит: «Сталина на вас нет!» Из других же источников узнаю, что чуть ли не каждый вечер под Москвой расстреливали 200–300 человек по очень сомнительным причинам. Есть ли в нашей литературе объективный взгляд на этого человека? С уважением, Марина».
Объективный взгляд на этого человека? Во-первых, я не думаю, что может быть объективный взгляд на этого человека. Во-вторых, понимаете, Марина, надо смотреть не на него, а надо смотреть на тех, кто его окружал, и на то, что он делал с этими окружающими. В этом смысле самая интересная книга — это «Апокалипсис от Кобы», трёхтомник Радзинского. Там же главный не Сталин, там главный его закадычный друг, который и делал Сталина, играл его, как свита. Мне кажется, что, невзирая на все исторические сложности и вольности (они есть, конечно), всё-таки у Радзинского как у драматурга наиболее верный взгляд на эту фигуру. Почитайте — вам понравится, мне кажется.
«Хотелось бы сказать о правильном понимании тезиса «какою мерою мерите». Может, я чего-то не понимаю? Но я не понимаю, почему условным «цапкам» после доказательства их тягчайших преступлений не выносится приговор — исключение из числа людей по принципу «назвался пингвином — спи на льду». Справедливость требует обязательного возврата всем количества физической боли, причинённой ими их жертвам, причём в кратном количестве, иначе они остаются победителями».
Егор, ну это такое детство, простите меня. Всё-таки «око за око, зуб за зуб» — это столько раз опровергнутый тезис, и такой архаичный тоже.
«Вы говорите, что вам жаль, что из России делают страну-изгоя, но ведь руководству страны так и надо. Более того, народ, по доброй воле предпочитающий преступную власть, не заслуживает ничего иного, даже в физическом смысле. У людей есть право самозащиты от «золотой орды».
Видите ли, вы, безусловно, правы в том, что если люди терпят, то они заслуживают. Конечно, кроме тех случаев, когда речь идёт о насильнике и жертве, о связанном, беспомощном и так далее. Но если речь идёт о народе, который может изменить свою участь, и терпит — да, конечно, он не заслуживает другого. Вопрос в ином: следует ли делать из России всё-таки страну-изгоя? Потому что травля никого ещё не сделала лучше. Я понимаю, что, может быть, это всё справедливо, но правда и справедливость не тождественные. Помните, Достоевский… Я его не шибко люблю, но всегда говорил, что он остаётся скорее с Христом, нежели с истиной. Как любит замечать Волгин: «Само допущение, что истина может быть вне Христа — это уже вопиющая ересь». Ну бог с ним, ладно.
Я просто к тому, что не думайте, будто количество кратно воздаваемой жестокости хоть как-то напоминает справедливость. Это не справедливость. Мы все мечтаем о воздаянии. Пушкин называл мщение христианской добродетелью. Но это не справедливость. Во-первых, кратного воздаяния быть не может, потому что время уже прошло, человек уже не тот. А во-вторых, к сожалению, я же говорю, ни всепрощением, ни зверством человека воспитать нельзя. Его можно воспитать сознанием чуда. Вот это может быть действительно интересно.
«А вот Алданов писал о Наполеоне хорошо. Что вы об этом думаете?»
Нет, не очень хорошо. «Святая Елена, маленький остров» — я бы сказал, довольно осторожное произведение, там нет ничего особенно хорошего. У Алданова был толстовский взгляд на историю, только ещё более радикальный, он ещё больше верил в случай. Наполеон нравился ему в одном отношении — что он не тотально детерминирован, что он может свою волю противопоставить воле случая. И в этом смысле Алданов, который всегда сочувствует человеку и видит в нём щепку, уносимую волнами, он всё-таки оправдывает волю. В этом смысле я с ним, пожалуй, скорее согласен.
«Я живу в необычной семье — в нашем доме вместе живут мать, отец и отчим. Это абсолютно вводит меня в консервативную истерику. Может быть, вы сможете ответить — почему?»
Значит, повезло вам, такая модернистская семья. В доме Бриков тоже одновременно жили, случалось, Лиля с новым мужем и Ося с новой женой (это было уже после Маяковского), и многие, входя, недоумевали, а они очень хорошо себя чувствовали. Если вам там всем хорошо вместе — матери с отцом, отчиму и вам, соответственно, — ну и слава богу, прекрасно. Это значит, что больше не действует диктат вот той самой пресловутой архаики. Почему это у вас получается? Наверное, потому, что вы весёлые, иронические люди.
«Что будет с нынешней политической верхушкой после окончания нынешнего заморозка?»
Думаю, ничего. Думаю, как раз самый естественный вариант — это если они просто, что называется, исчезнут с горизонта нашего сознания. Мне было бы обидно очень думать, что после… Как бы так сформулировать? Что нынешний режим сменится в России только естественным биологическим путём. Я в это не хочу верить. Я хочу верить, чтобы он сменился путём историческим, путём исторической воли масс — не путём бунта бессмысленного и беспощадного, а путём легальным. Такой шанс сохраняется. Сверху, снизу — непринципиально. Но мне бы не хотелось думать, что этот исторический зигзаг (а я уверен, что это зигзаг всё-таки) надолго. Мне кажется, Iulianus Apostata, такой Юлиан Отступник — это неизбежное явление в истории. Отскок. Но слишком долгим этот отскок не бывает. Да и потом, все в России уже устали от того, что в стране ничего не происходит, а происходят только новые и новые свидетельства падения, озлобления, ещё большее взаимное свинство. Вот этого мне бы совсем не хотелось.