зываю этот сюжет, он довольно таинственный, странный, там много всего. Это такая вообще поэма. Ну и вот я всех спрашиваю: «Что же всё-таки на 92-м километре?» Один человек угадал. Естественно, что в этого человека я тут же зубами вцепился.
«О чём фильм Линча «Шоссе в никуда»?»
Ну, вы правы, что это отчасти история ревности. На самом деле это о том, что всякая любовь — это шоссе в никуда, что женщина — это всегда путь в никуда, что вы никогда не знаете, что там находится. Ну, отчасти «Дом листьев» об этом же — о том, что в другом человеке всегда есть бездны, о которых вы не знаете.
«Какое ваше отношение к роману Исигуро «Не отпускай меня»?»
Ко всему, что пишет Исигуро, я отношусь очень хорошо, потому что он похвалил «Living Souls» [«ЖД»]. Ну, «Не отпускай меня» — в меньшей степени, а вот «Остаток дня» мне очень нравится. Но вообще он замечательный английский прозаик именно с японской, азиатской душой. Вы правы, говоря, что он поэт предрешённости. Поэт обречённости, я бы сказал.
«Разве плохо сочиняются стихи в состоянии полусна, когда критика отключена и замысловатые рифмы приходят сами? Во сне часто видится атмосфера…»
О, мне недавно такой приснился сюжет! Даже не буду вам рассказывать, жалко. Но я его использую, конечно. Лев Лосев когда-то мне сказал: «Проблема не в том, когда сочинить стихотворение, а в том, чем занять остальные 23 часа в сутки». Действительно, это верно. Стихи лучше всего сочиняются с утра в состоянии полусна — не тогда, когда критика отключена, а когда голова свежая и когда во сне ты не помнишь о массе вещей, тебя тяготящих.
Знаете, вот даже грех сказать, у меня есть стихи об этом, они в новой книжке будут. Я в какой-то момент научился гасить эти импульсы, потому что ну как-то слишком больно мне было в какой-то момент писать стихи. Ну, стихи же всегда говорят о тебе какую-то правду. Вот мне стало слишком больно сознавать себя в какой-то момент — и я научился отвлекаться на подёнщину. Всегда же есть какие-то вещи несделанные: рецензия не написана, колонка не написана — ну, что-то не так. И я научился отвлекаться от стихов. Но потом я понял, что без этой аутотерапии вообще моя жизнь бессмысленна. И я начал писать хотя и мучительные вещи, но всё-таки начал.
«Как вы думаете, Сноуден — предатель или герой?»
Ну, с американской точки зрения, конечно, не предатель, потому что в Америке понятие Родины хотя и священно, но оно не так жестоко, кроваво и императивно, как в русской официальной пропаганде. Принципы выше Родины. Если твоя Родина нарушает принципы, ты имеешь право заявить, по крайней мере, votum separatum. Поэтому я думаю, что Сноуден будет прощён — когда-то потом, когда остынет вся эта история. Я не могу однозначно сказать, герой он или предатель. Я бы так не смог. Но я им восхищаюсь всё равно. Он идеалист, понимаете. Идеалисты — неприятные люди, но без них мир рухнет.
«Интересна ли вам тема амнезии?»
Уже отвечал на этот вопрос применительно к чапековскому «Метеору».
«Молодым не понятен юмор Вуди Аллена. Вы согласны?»
Ну, значит, я молодой. Мне всегда юмор Вуди Аллена, во всяком случае в его юмористических сочинениях, казался несмешным. Мне больше нравятся его такие замысловатые, циничные и горькие вещи, как «Матч-пойнт». И вообще мне его фильмы больше нравятся, нежели его лирические или сатирические сочинения.
«Вспоминаю яркое впечатление от «Тихого Дона». Достоверное изображение психологии военного во время боя. Шолохов воевал или он гений перевоплощений?»
Тоже я уже отвечал на этот вопрос. Как раз мне кажется, что он силён не в сценах боя, довольно литературных, но в любом случае он всё-таки… Понимаете, он силён не там, где он изображает бой, а он силён там, где он изображает смерть и агонию или пейзаж. И того, и другого он навидался.
«Вы говорили о снятых бинарностях, изживших себя противопоставлениях. А как вы думаете, дихотомия «посвящённые/непосвящённые» ещё актуальна, особенно в аспекте восприятия искусства?»
Иван, очень хороший вопрос, но эта дихотомия в искусстве не работает. В искусстве, конечно, есть посвящённые и непосвящённые. Всё-таки нельзя доверять дуракам выносить суждение, которое может привести к закрытию фильма или к сожжению книги, это понятно. И вообще репрессии относительно искусства — это признак неразвитого сознания, потому что исправлять надо реальность первого порядка, а не второго, не бить в зеркало, не стучать по отражению.
Но если говорить о ситуации «посвящённые/непосвящённые»… Мне всегда такие термины как «посвящение», «инициация» кажутся оккультными, неадекватными и, в общем, как-то напоминают всегда Мирчу Элиаде или Эволу, и есть ощущение какой-то нечистоплотности в их применении. Посвящённые/непосвящённые, понимаете… «Отойдите [Procul este], profani! Отойдите, непосвященные!» — это, мне кажется, имеет место в суждениях об искусстве, безусловно. То есть мнение дурака не должно рассматриваться всерьёз — даже в условиях Интернета, где у всех есть мнение. А в принципе термин «посвящение» и вообще термины «посвящённые», «инициированные» мне кажутся не очень корректными. Не люблю.
«То, что нас используют… огрызок Донбасса… — пишет Михаил, — это ясно. Вопрос к вам, смотрящему со стороны: долго ли можно держать в заложниках несколько миллионов людей? Прошло два с половиной года. Плакать или смеяться? Я такого в новейшей истории не припомню. Абхазия, Осетия и Приднестровье не в счёт — там людей, как в Макеевке и Горловке».
Миша, что могу вам сказать? Не ко мне этот вопрос. Этот вопрос к вам — к людям, живущим там. И только от вас, к сожалению, это зависит. Надолго ли это? Нет, не думаю.
«Смоктуновский — признанный британцами Гамлет. Ливанов — признанный Шерлок Холмс. Почему у нас получается органично изображать их, а когда они пытаются изобразить русских, получается «клюква», типа «Красной жары»?»
Ну послушайте, вы сравниваете у нас высокие образцы, а у них — масскульт. Когда они изображают русских, у них получается великолепно. Я не буду называть откровенно провальные фильмы, типа «Последнего воскресения», где любовная сцена между Толстым и Софьей Андреевной такого качества, что просто ужас берёт! Но такие фильмы Вуди Аллена, как «Любовь и смерть» — пародийный, блистательный. Или вполне себе уважительные итало-югославские попытки экранизации «Мастера и Маргариты». Или блистательный абсолютно бибисиевский… бибисишный (простите за это ужасное слово) сериал по «Войне и миру» — очень хорошая картина, понимаете, ну просто чудесная! Они совсем не так нас изображают. Другое дело, что современная Россия трудно им даётся, они её не знают. Но, простите-с, она и нам очень трудно даётся. Я не знаю за последнее время хорошего фильма, где современность была бы изображена во всём своём блеске.
«Бендер в сороковые — Штирлиц, Бендер в шестидесятые — шеф из «Бриллиантовой руки», Бендер в семидесятые — Милославский из «Иван Васильевич меняет профессию». Можно ли сказать, что Бендер в первой половине восьмидесятых — это Сан Саныч из «Спортлото»?»
Да нет конечно. Дело в том, что Бендер в восьмидесятые — это всё-таки даже не подпольный цеховик, а это скорее по-прежнему шпион, разведчик, постаревший Штирлиц. В девяностые это, конечно, кооператор, это предприниматель.
«Самый сильный и самый слабый фильм Гайдая?»
Ну, знаете… Самый сильный, самый гармоничный — на мой вкус, «Кавказская пленница». А самый слабый? «На Дерибасовской…», наверное. Трудно так сразу, понимаете… У него всё было профессионально, ниже какого-то уровня он не опускался.
«Может быть, ожидание новой генерации людей — это следствие обычного старения? Может, нет никаких новых молодых?»
Нет. Видите ли, если бы признаком физиологического старения была любовь к новым молодым, физиологическое старение было бы прелестным состоянием. Но обычно главным признаком физиологического старения является брюзжание о том, что молодые — это вырожденцы, что они не людены, а наоборот, что они обезьяны. У меня были про это стишки такие, я вам целиком их прочту. Это короткое стихотворение, оно называется «Ронсаровское». Тем более что многие просят почитать стихи. Давайте я прочту.
Как ребёнок мучит кошку,
Кошка — мышку,
Так вы мучили меня —
И внушили понемножку
Мне мыслишку,
Будто я вам не родня.
Что из высшей или низшей,
Вещей, нищей —
Но из касты я иной;
Ваши общие законы
Мне знакомы,
Но не властны надо мной.
Утешение изгоя:
Всё другое —
От привычек до словец,
Ни родства, ни растворенья,
Ни старенья
И ни смерти наконец.
Только так во всякой травле —
Прав, не прав ли —
Покупается покой:
Кроме как в сверхчеловеки,
У калеки
Нет дороги никакой.
Но гляжу — седеет волос,
Глохнет голос,
Ломит кости ввечеру,
Проступает милость к падшим,
Злоба к младшим —
Если так пойдёт, умру.
Мучит участь мировая,
Накрывая,
Как чужая простыня,
И теперь не знаю даже,
На хрена же
Вы так мучили меня.
Что тут ронсаровского? Ронсаровская тут строфа, если кто не знает. Да, такая проблема действительно есть — злоба к младшим. У меня, к счастью, наоборот, поэтому до физиологического старения мне ещё, знаете, лет, я думаю, двадцать.
«Смотрели ли вы фильм Клода Ланцмана «Шоа»?»
Нет, к сожалению. Про кино всем интересно.
«У Познера Улицкая сказала, что в нынешней ситуации в России виноваты шестидесятники. Согласны ли вы с этим? И могли бы объяснить такое мнение?»
Они не то что виноваты. Она не имела в виду, что они виноваты. Но следствием многих их заблуждений являются заблуждения нынешние. Когда-то Павловский, совсем недавно, в интервью со мной сказал: «Шестидесятники многим семидесятникам казались людьми плоского мышления, пока не выяснилось, что именно шестидесятники способны действовать, а семидесятники — только гнить и рефлексировать». Шестидесятники виноваты, возможно, в том, что у них были некоторые социальные иллюзии. Вот за что я Улицкую люблю? Она же всё-таки биолог, и у неё антропологическое мышление, а не социологическое. Возможно, социальные иллюзии мешали, а надо было более глубоко, более антропологически, более метафизически, религиозно смотреть на ситуацию. Шестидесятники виноваты в том, что были недостаточно глубоки. Но с них началось, поэтому им спасибо.