И вот здесь сеть этих персонажей в одной больничной палате начинает влиять на мир. Да, они становятся сильнее, но становятся ли они моральнее? Веллер этого отнюдь не говорит. Они действительно стремятся к максимальному действию, но стремятся ли они к свободе, правде и красоте? Совсем нет. Потому что герой, у которого развивается гиперкомпенсация, он о правде и красоте думает в последнюю очередь.
А мы с вами вернёмся через три минуты… Нет, не вернёмся. У нас ещё есть, оказывается, эти три минуты, и мы успеваем ответить на ещё один вопрос.
«Вы говорили о Цое, Башлачёве, Шнурове. А можете ли вы что-то сказать о Юрии Клинских, он же Юра Хой? Всё-таки группа «Сектор Газа» — явление культовое».
Ну, простите, ради бога, никогда она не была для меня культовым явлением, ничего не знаю об этом.
«Наконец добрался до вашей книги о Маяковском, — спасибо. — Согласен с вашим суждением, что Маяковский кинематографичен. Почему личность и жизнь Маяковского так невнятно представлены в кинематографе — как советском, так и нынешнем?»
Ну, Саша, это вопрос непростой. В книге приводятся ссылки на эссе хорошего автора, забыл сейчас… Вера, Вера… Не помню. Речь о том, что Маяковский не в традиции монтажа аттракционов сам писал свои сценарии, не в традиции американского голливудского кино, уже тогда существовавшего, а в традиции кино французского, импрессионистического. А оно кем у нас представлено? Только Хуциевым. Поэтому именно Маяковского бормочут герои «Заставы Ильича» («Уже второй должно быть ты легла» и так далее). У нас нет импрессионистов, у нас кинематограф такой достаточно жёсткий, поэтому не экранизирован как следует сценарий Маяковского «Как поживаете?» (по-моему, гениальный). Это могли бы делать такие люди, обладающие гораздо более тонким и гибким киноязыком.
«Почему на российском телевидении нет шоу по типу «Шустера»?»
Ну, оно было. Шустер же работал сначала на российском телевидении. Потому что очень многое, что сейчас не востребовано в России, переезжает в разные другие места.
«Знакомы ли вы с блогами Ани Дорн?»
К сожалению, не знаком. Всё время цитирую Щербакова: «Так жизнь и кончу, всё знать не буду».
«Люди делятся на подонков и идиотов».
Смелое заявление! Хотелось бы узнать, к кому себя относит автор. Я не думаю, что это так.
«Я алкоголик. Достиг совершенства. Вопросов нет».
Ну, что я могу? Я могу только поздравить вас с этим прекрасным состоянием.
«Вот русский шансон. За пропаганду блатной романтики следовало бы судить, как за пропаганду войны, педофилии и прочих преступлений против нравственности. Согласны ли вы?»
Нет, с вами бы согласился, наверное, Варлам Шаламов. Варлам Тихонович писал об этом специально в своей книге «Очерки преступного мира». Она заканчивается фразой: «Карфаген должен быть разрушен. Блатной мир должен быть уничтожен». Я тоже согласен, что он должен быть уничтожен, но это, по-видимому, невозможно, особенно в криминальном государстве, которое диктует, спускает свои законы. Конечно, за пропаганду блатной романтики надо было бы судить. Но не то чтобы, понимаете… Судить не уголовным судом. Судить моральным? Да. Но у нас же нет моральных институций.
И вообще мне кажется, что судов нужно как можно меньше. Нельзя судить за слова, за высказывания, за пропаганду тех или иных взглядов. Вот у нас в понедельник будет процесс над Носиком, который мне кажется просто очень символичным и очень позорным для нашего времени. Я горд храбростью Носика и его решимостью дать сломать об себя зубы этой системе. Как можно меньше надо судить, а как можно больше думать. А потом, видите ли, в чём преимущество блатного шансона? Ведь вы можете его не слушать, если не хотите. Это очень важно.
«Как подсадить взрослого человека на чтение литературы? Мама много лет убивалась на работе и отказалась от чего-либо, кроме беллетристики низкого качества».
Слушайте, а не надо подсаживать. Если маме нравится — пусть читает. В конце концов, академик Сахаров в свободное от диссидентства время любил читать американские детективы. Мозгам надо иногда именно отдыхать. Что касается серьёзной литературы. Вы скажите, Уилки Коллинз — это серьёзная литература или нет?
Вот теперь уж точно услышимся через три минуты.
НОВОСТИ
Д. Быков― Ну вот, мы продолжаем мягко сажать ваши батарейки. Тут пишут, что эфир перебивается звуковой дорожкой из какого-то фильма. Честно, это не моя вина. Я боюсь, это что-то в вашем приёмнике. У нас здесь абсолютная тишина. Понимаете, вам недолго осталось терпеть поправки, накладки, звуковые проблемы, потому что я, начиная со следующей недели, продолжу вещать из студии.
«Разрешите, пожалуйста, онлайн-трансляцию вашего выступления в «Гнезде глухаря» 6 октября».
Всех я, естественно, приглашаю на это выступление. Но поскольку Наташа из Казани, то она… Ну, Наташа, я со своей стороны не возражаю, но вы на всякий случай напишите в «Гнездо», потому что они же правообладатели, они собственники этого выступления. 6 октября. Во сколько — не помню. В семь, по-моему, в 7:30. Так что если вам Иван, владелец, насколько я помню, организатор всего этого, и Василий, тоже там есть такой замечательный, если эти прекрасные люди вам разрешат, то я со своей стороны никаких препятствий чинить не буду.
«Что вы думаете о новом фильме Андрея Кончаловского «Рай»?»
Много раз говорил, что считаю это его лучшей работой за последние годы, особенно финал, к которому как раз у большинства серьёзные претензии.
Вот это вопрос очень сложный и важный! «Посоветуйте, как безболезненно отдалиться от родителей?»
Понимаете, если бы знал, то, наверное, я бы очень многих мучительных сцен избежал, и был бы с матерью добрее и внимательнее, и, может быть, со стариками, которые, слава богу, оказались долгожителями и до моих тридцати присутствовали в моей жизни. Дед и бабка ушли почти одновременно, Царствие им небесное, когда было им сильно за восемьдесят, а мне хорошо за тридцать.
Я никогда не мог научить семью дистанцироваться от моей жизни. Единственное, что я мог сделать: я всякий раз, когда мог, съезжал действительно. И женившись, я съехал. Но это же не значит, что они перестают за меня волноваться, что они перестают как-то мою жизнь строить по собственным лекалам. Понимаете, если бы я… Ну, не далее как вчера у меня был весьма жёсткий разговор с дочерью, которая сейчас здесь тоже. Пытался я ей навязать опять какие-то свои ценности. Но, слава богу, она психолог по образованию, и она умеет так хихикать в ответ, что как-то гасится весь темперамент мой. Ну, ничего не поделаешь, да. Понимаете, мужчины и женщины тоже имеют массу предрассудков друг против друга, но как-то умудряются взаимодействовать. Наверное, безболезненно отдалиться от родителей нельзя. Наверное, есть боль, которая целебная. И если вы её не будете испытывать, вы в чём-то расчеловечитесь, наверное.
Поздравления с Днём учителя, кстати, тут и мне, и матери. У вас-то уже наступил День учителя, а у нас ещё до него 10 часов. Но, мать, если ты вдруг не спишь, то я тебя поздравляю с Днём учителя! И всех учителей, и всех коллег московских, которые бодрствуют, и не московских, а российских, и всех остальных, которые есть, поздравляю! Это очень важная профессия.
Тут меня, кстати, спрашивают: «Как должен измениться учитель?»
Братцы, это из тех профессий, которая не может измениться. Ну как она может измениться? Учитель — это не тот человек, который распространяет знания (знания распространяет Интернет тоже). Это тот человек, которому интересно дискутировать на главные темы и который в этих дискуссиях, как Сократ, умудряется сам чему-то научиться и других чему-то научить, вот и всё. Учитель — это человек, который заинтересован в диалоге, вот и только. И это никогда не изменится.
«Вы недавно общались с Марленом Хуциевым. Не говорил ли он, когда выйдет «Невечерняя»?»
Говорил, конечно, но он попросил, чтобы я никому об этом не говорил. Я видел значительную часть картины. Первая её половина была продемонстрирована уже давно, когда была снята, в Белых Столбах. Вторая доделана сейчас. Я считаю, что это великий фильм. Считаю, что он очень важен. Это, может быть, самое содержательное, самое глубокое за всю жизнь высказывание Хуциева — и эстетическое, и теоретическое. Но я не могу вам ничего об этом рассказать. Я знаю, что съёмки давно закончены, монтаж закончен. Картина, в общем, подвергается шлифовке и доработке. А когда она выйдет — это знает только Хуциев. И куда поедет — тоже знает только он. Я вам ничего не скажу.
«Как выявить главную идею произведения? И с чего учиться самостоятельно анализировать?»
Ну, применительно к стихам я уже говорил — семантический ореол метра. А применительно к прозе, наверное, надо учитывать прежде всего лейтмотивы — то, что Набоков называл «подспудным щебетанием темы». Вот так.
Это Юрий Плевако, постоянный и добрый мой советник, советчик, замечательный буквоед: «Уточните, пожалуйста, название статьи Карякина о «Ламарке» Мандельштама».
Вот в том-то и беда, что я не могу уточнить название [см. выше]. Я помню точно, что она была напечатана в журнале «Дружба народов» [«Иностранная литература»] либо в 1990-м, либо в 1991 году.
«Не могу представить себе Карякина, пишущего о Мандельштаме».
Ну слушайте, «есть многое на свете, друг Горацио».
«Открыл для себя «Рок-посевы», — это я уже читаю вопросы из почты, — Севы Новгородцева. Интересно слушать. Знакомы ли вы лично с Севой и слушали ли в детстве?»
Я никогда не интересовался роком и никогда его не слушал, но я любил Новгородцева просто как персонажа. Иногда, когда мне попадались какие-то его программы, я не переключал. А систематически — нет. Но я познакомился с ним, и один раз мы с ним говорили в студии ВВС. Он очень интересный человек.
«Атарки и шариковы непобедимы, потому что они гибридные, они подстраиваются под любую реальность, но непобедимы до определённого момента».