Я пытаюсь вспомнить, что я радикально изменил… Вот я говорю, что до армии я был скорее атеистом. Что именно в армии меня навело на это? Не то чтобы мне там было очень трудно или не то чтобы меня там Бог спасал (хотя спасал, я думаю), но просто там очень много было самоуглублённых размышлений. Почти все сюжеты я придумал либо в детстве, либо в армии. И там было много времени подумать, и много интересных наблюдений было сделано. Я довольно глубоко призадумался, пожалуй, действительно о бытии Божием. Именно из-за рефлексии я до этого додумался, из-за осознания в себе бессмертной души.
Я довольно редко менял отношение к людям. Во всяком случае я рад, что почти все люди, которых я в чём-то таком подозревал, блестяще оправдали мои подозрения. А в чём я, пожалуй, изменился несколько… Ну, всегда же ужимаешься как-то с годами. Я не думаю, что человек сильно улучшается. Я думаю, что он скорее деградирует, адаптируется, что он чему-то притерпелся. Я слишком со многими научился мириться, наверное.
Но вот что я радикально переосмыслил, пожалуй. Раньше мне всё-таки казалось, у интеллигенции есть долг перед народом. Впоследствии (не без влияния Шаламова, хотя Шаламов просто подкрепил мои мысли) я заметил, что говорить о какой-либо вине народа перед интеллигенцией [скорее всего, наоборот] вообще смешно, и вообще противопоставлять интеллигенцию и народ неправильно. Интеллигенция — это всего лишь лучшая часть народа, во всяком случае это её сознательный выбор, так мне кажется, она не отдельна от него. Единственное, что, может быть, в «Острове Крым» у Аксёнова я стал замечать очень важный пласт. Слишком тесно сливаться с большинством опасно — или оно тебя съест, или ты ему жизнь испортишь. Остров Крым не должен становиться частью материка. Вот эта глубокая, не всеми понятая мысль Аксёнова довольно много мне объяснила.
«Что самое лучшее о семидесятых вы посоветуете посмотреть и почитать?»
Юрий Трифонов — безусловно, номер один. Георгий Семёнов, конечно. Юрий Нагибин, конечно, в частности «Терпение», да и многие его валаамские рассказы, и многие рассказы о путешествиях. Андрей Битов, пожалуй, особенно «Книга путешествий [по Империи]».
Ну и потом, я недавно в статье о Росте написал же, что тогда Юрий Рост, или Анатолий Стреляный, или в значительной степени, конечно, публицисты «Литературки», такие как Богат, они как-то были летописцами эпохи не в меньшей степени, чем первоклассные писатели. И Руденко старалась. Ну, наверное, нельзя не назвать публицистов-известинцев лучших. То есть журналистика тех времён, собранная в книжке, остаётся блистательной летописью.
«Я уже устал себя утешать тем, что я переживаю этот некий «необходимый опыт для написания книги или создания фильма». Кажется, что Бог просто решил на мне оторваться. Такое чувство, что я в очень глубокой яме в подвешенном состоянии. Две девушки отвергли меня. Одна даже в другой город убежала, и мне кажется, что от меня».
Артём, не преувеличивайте своё значение. Девушки редко переезжают в другой город из-за юношей. Скорее всего, у неё там появились какие-то перспективы.
«В университет не поступил, на работу не берут потому, что у меня отсрочка от армии. Даже в армии я не нужен. Дошло до того, что хотел взять книжку в библиотеке, а её там не оказалось. Кошмар! Думаю, не у меня одного этот год выдался особенно богатым на испытания. Как считаете, 2017-й будет помягче? Нечётный всё-таки. Дайте немножко мотивации дожить год, а то, кажется, покончу с собой на днях…»
Артём, не покончите. Человек — очень живучая субстанция. Вот как раз я писал недавно о Георгии Демидове. Главный пафос этого замечательного лагерного прозаика в том, что он установил великую живучесть человека. Кстати, Артём, если будет у вас время, прочтите рассказ Демидова «Дубарь». Я понимаю, что вас не может утешить то, что кому-то было ещё хуже. И рекомендовать лагерную прозу человеку, у которого всё плохо, — это значит делать ему уж совсем невыносимо. Но рассказ почитайте, он сильный. В нём есть такое удивление, восхищение человеческой природой, именно человеческой природой. Сильный рассказ. Просто слёзы какие-то меня душили, когда я его читал. Это спасибо Кларе Домбровской, вдове гения, которая мне подбросила книгу Демидова.
Что касается совета, который я могу вам дать. Совет этот довольно прост: попробуйте распознать узор своей судьбы. Я не могу вам нагло рекомендовать мою книгу «Квартал», благодаря которой вы можете этот узор вычислить, но там есть полезные советы по составлению графиков своей биографии. Вот такое самопознание не вредно. Вы сможете проследить истоки основных событий и увидеть узор там, где сейчас вам рисуется сплошной хаос.
Ну а что касается того, что две девушки вас отвергли. Попробуйте 13 декабря (подчёркиваю — 13 декабря) пойти в любое кафе, находящееся в ближайшей досягаемости от вашего дома в 3 часа дня. Мне кажется, что вас там что-то ожидает. Это чисто нумерологическое соображение, но попробуйте это сделать. Если не ожидает — ну, значит, вы пошли не в то кафе.
Что касается «Квартала», то я не могу вам рекомендовать книгу (просто потому, что это нескромно), но некоторые опыты выстраивания линии своей судьбы, которые там описаны, они помогают поменять эту судьбу довольно радикально.
«Какой смысл вложил Слуцкий в стихотворение «Бог»? Там нарисован портрет Сталина, но почему он бог?»
«Бог ехал в пяти машинах» вы имеете в виду? У Слуцкого о Сталине несколько стихотворений: одно называется «Бог», другое — «Хозяин» («А мой хозяин не любил меня…»). Именно в этом смысле — в смысле абсолютной власти. Сталин и был богом, был заменой бога. И этот культ был тоже вполне по-своему религиозен. Я, грех сказать, не вижу здесь принципиальной разницы. Просто в христианстве от человека зависит очень многое. А Сталин, как замечательно сказал о нём Пастернак, это «тиран дохристианской эры» — эры, в которой от людей не зависит ничего. Это дохристианская, во многих отношениях языческая вера. Вот это замечательно Слуцкий и показал в своём стихотворении — что это дохристианское явление.
«Какую истину открыл Мериме в новелле «Локис»?»
Ну, Андрей, это очень непростой вопрос. Понимаете, Мериме — серьёзный писатель, человек, сумевший самого Пушкина обмануть в «Гузле». Это, как вы понимаете, я ищу ответ на ваш вопрос и попутно решаю немножко рассказать про Мериме, одного из любимых писателей моего детства. «Гузла» мне представляется величайшей стилизацией в истории. Кстати, очень интересно, что одно из писем подписано Кларой Газуль. «Театр Клары Газуль» — ещё одна мистификация Мериме. Синхронность удивительная в людях!
Смысл «Локиса», пожалуй, я могу вам изложить. Это одна из первых вариаций на тему человека-зверя. Впоследствии это развито было у Золя (человек-зверь там у него просто маньяк), а дальше — в «Острове доктора Моро», дальше — в «Собачьем сердце». Ну, здесь медвежье сердце, конечно. Понятно, что от медведя никто не мог родиться, и женщина не может забеременеть от медведя. Но здесь проведены очень интересные, так сказать, параллели. Панну Юльку он почему убил? Не потому же, что она над ним насмехалась, нет, а потому, что любовь, страсть в нём разбудила зверя. Вот в чём собственно дело.
Я думаю… Кстати говоря, это могло бы быть хорошей темой для лекции. У Мериме был, видимо, какой-то страх брака. Он сам, по-моему, не был женат, кстати. Какой-то страх женитьбы был. Помните, в «Венере Илльской» катастрофа происходит во время свадьбы, когда статуя задушила жениха (простите за спойлер). В «Локисе» после свадьбы Локис убивает панну Юльку. Это такая реализация той догадки, которую Розанов высказал открытым текстом: «Любовь делает из человека, — ну, секс делает из человека, — либо бога, либо животное». Вот это тот самый случай, когда из человека вырвалось животное начало. Такое страшное пророчество о XX веке. Тут как не вспомнить Кедрина:
Так он погиб,
И женщина была
Тем поворотным камнем, о который
Споткнулась жизнь его на всём скаку!
Тоже, кстати говоря, в поэме «Свадьба». Помните:
Звездой сиял чудовищный жених.
Так сердца взрывчатая полнота
Разорвала воловью оболочку.
Это о том, что любовь с равной лёгкостью достаёт из человека либо бога, если это явление культурное, либо животное, зверя. И шанс достать зверя, как ни странно, гораздо выше. Вот в этом, может быть, идея. То, что это находится в одном ряду с «Островом доктора Моро», с «Днём гнева» и с «Собачьим сердцем», то есть с темой расчеловечивания, звероподобия, с темой озверения, — это очень важное пророчество о подступающих временах.
Конечно, «Локис» очень многими воспринимается как изящная шутка. Кстати говоря, Маевский, замечательный польский режиссёр, снял картину именно такую скорее, ну, виньеточную, стилизованную. Тот самый Маевский, который снял великое «Дело Горгоновой». Дай Бог ему здоровья. Но мне кажется, что «Локис» — глубокая вещь. И вы правы, задав вопрос о его смысле.
«Сделайте лекцию о возвращении к русскости в советской идеологии, культуре и искусстве. Например, сороковые — начало пятидесятых: мультфильмы про русский лес, зверей, празднование юбилея Малого театра, Михаил Царёв в роли Чацкого, скорее концепция преемственности русского богатыря…»
Ну, это началось не в сороковые, это началось с переписки с Демьяном Бедным, разгрома Камерного театра. Ну, он правда выжил, он только после войны был уничтожен, но судьба его была решена после оперы «Богатыри» — комической оперы Бородина, к которой Демьян Бедный написал глумливый сценарий. Этот поворот к русскому забавен, потому что прежде всего русским стало считаться дурновкусное. Все эти славянские стилизации, даже в мультфильмах, они чудовищно моветонные. Я много раз говорил о том, что войну выиграл модернизм, войну выиграл Советский Союз, а не Сталин. И вся эта архаика, конечно, недорого стоит.
«Можно ли просить лекцию о нём? «Дубарь» — очень страшный рассказ. Иногда думается, что шаламовский».