«Ваше мнение по поводу «Дикого барина» Шемякина?» Мнения не имею, читать не смог, неинтересно стало.
«Можете ли вы назвать десять ваших нелюбимых фильмов и самых нелюбимых романов?»
Насчёт фильмов я, наверное, не уверен, а романов наиболее нелюбимых… Ну, вот Пруст откроет этот список. Я знаю, что вот уж сейчас точно совершенно многие со мной рассорятся. А Кушнер мне всегда говорил, что это придёт с годами. Вот годы прошли — любви не прибавилось.
Вот Юра подсказывает, спасибо: «Бруклинские новеллы Хеллера собраны в автобиографическом романе «Now And Then» — «Тогда и теперь» или «Время от времени». Хорошо, будем иметь в виду. И уж, конечно, надеюсь, что это перечитаем.
Ещё заказ на Попова. С удовольствием.
Немножко надо бы на форум поотвечать, но что-то настолько не хочется, потому что здесь так много интересного про… Как бы сказать?
«После вашей фразы «Убийство посла — сигнал для начала войны» я испытал настоящий ужас. Неужели моё поколение действительно рождено перед войной и для войны? Что делать? Артём, 19 лет».
Я не имею в виду, что это… Артём, успокойтесь! Ну, тем более что вы уже успокоились. Это не сигнал для начала войны. Это знак того, что некоторые простейшие вещи забыты. Понимаете, это демонстративное нарушение сразу нескольких канонов: и канона гостеприимства, и неприкосновенности посла, который неприкосновенен просто по определению, и убийство в спину, и то, что убил его полицейский, которому предназначено было охранять порядок и которого Эрдоган до этого награждал. То есть всё, понимаете, всё кувырком.
А теперь — что касается вашего поколения. Конечно, ваше поколение рождено для того… Ну, судя по тому интеллектуальному уровню вашему (который я знаю из ваших писем неоднократных), или который я знаю у своих ребят (с которыми я позавчера… собственно в их кругу я день рождения отмечал), или который я знаю по своим школьникам (вот завтра у меня опять уроки), конечно, это поколение рождено для того, чтобы дать миру какой-то резкий толчок, чтобы вытащить историю из ямы.
И вот у меня будут воронежские гости большим числом. Ну, просто так совпало, что они частью оказались в Москве, а частью просто после моей лекции там захотели приехать в «Один». Вот им захотелось продолжить общение, и я не могу им препятствовать. Некоторое количество людей всегда набегает, потому что лекции в других городах, которые хотят потом приехать в Москву и в ней поработать. Ради бога. И я тоже, в общем, за это. Но это люди… Вы их услышите, и мне хочется, чтобы мы в их обществе провели Новый год и встретили. Это люди, которые опровергают все дурные мнения о новом поколении. Они показывают, что молодая шпана сотрёт нас с лица земли. Но, видите, Артём, какая штука? Дьявол ведь тоже не дремлет. Понимаете? Поп — своё, а чёрт — своё. И хотя Бог очень старается вытащить мир из ямы, но дьявол старается это великое поколение подсечь на корню, развязать войну и уничтожить это поколение.
Вот вы посмотрите, только что я этот роман закончил. Вот поколение, условно говоря, 1924 года рождения — люди, которые учились в ИФЛИ. Это люди, которые по меркам любой страны в любую эпоху были бы абсолютной элитой. И посмотрите, какой кошмар с ними случился, как подсекли всё это поколение, и из них выжил каждый четвёртый едва-едва. И этого всё-таки хватило сделать оттепель.
Значит, с вами, вероятно, происходит та же история: вас пытается дьявол втянуть в воронку. Не втягивайтесь! Пытайтесь затормозить этот процесс. Потому что вы и ваши друзья, кому сегодня, вот как вам (девятнадцать, ну, до двадцати пяти, до двадцати шести — так простираются мои оценки), перед вами феноменальные задачи. И ваша задача главная — не дать себя убить. Как говорил Шкловский: «Надо считать себя не столько бессмертным, сколько трудноубиваемым». Я призываю вас, конечно, не прятаться от судьбы и от вызовов времени, но решать эти вызовы без взаимного уничтожения.
Вот тут очень интересный вопрос от Тамары, и несколько таких вопросов: «Вот сыну ничего не хочется. Как его мотивировать? Он умный, но он безвольный». «Какие слова найти?» — пишет один автор.
Во-первых, все слова уже найдены, к сожалению. Ну, вы можете, конечно, найти ещё что-то. Я вам могу дать грубый, простой, циничный и прагматический совет. Вот есть одна (я часто на неё ссылаюсь тоже) простая прагматичная книга, циничная донельзя, но это работает. Это Веллер, «Приключения майора Звягина». Это роман, который обвиняли во всех смертных греха. Он и провокативный, и польза убийства там доказывается, и «Надежда в Боге, а сила в руце!», надпись на клинке Мазепы, там упоминается. Ну, это достаточно жестокая книга. Она на меня самого подействовала так, знаете, как будто я кипяточку глотнул.
Но там есть глава, которая называется «Будем живы — не помрём». Она спекулятивная, наверное, в некоторых отношениях. Но Веллер — он же действительно гроссмейстер. Он может себе позволить сыграть вот в такие игры. Это очень провокативная книга. Вот прочтите своему сыну главу. Даже не прочтите, а заставьте его прочесть оттуда две главы, посвящённые совершенно циничным манипуляциям над сознанием. Ну, пастух тоже иногда кнутом действует, хлыстом. Пусть он прочтёт «Будем живы — не помрём» и «Любит — не любит».
Сколько у меня было девушек знакомых, которые негодовали, которые говорили: «Да как это можно не то что читать, а можно было такое писать?! Да это же грубейшая манипуляция! Да это же спекуляция! Да это чёрте что!» Но уверяю вас — очень много моих друзей женились по веллеровским советам. Я уж не говорю о том, какое количество народу приводило себя в чувства, читая «Будем живы — не помрём». Там мальчик с четвёртой стадией рака. И Веллер устами своего майора произносит монолог, к нему обращённый. Я мог бы вам его прочитать, но не буду этого делать.
Не забывайте, что он сильный писатель. Какой он мыслитель — не нам оценивать, пусть это делают профессионалы, главным образом зарубежные, которые его ценят за это. Вы там медаль Аристотеля ему дали, ещё какую-то медаль. Но нас в данном случае интересует не это. Да, эта книга написана вообще довольно грязными приёмами иногда. Да, она выжимает из читателя эмоции коленом, ничего не поделаешь. И вообще опасный роман, что говорить. Я вообще считаю, что «Приключения майора Звягина», может, и писать не надо было. Но из того, что получилось, получилась великая, конечно, книга, что говорить. Она стилизована под массовую культуру, но вопрос там остаётся очень серьёзный.
И если после главы «Будем живы — не помрём» ваш ребёнок не захочет спасать себя, то я уж не знаю, какие слова надо для него найти — только физические какие-то методы воздействия. Из всего, что я читал, на меня сильнее всего, наверное, подействовали эти две главы. Хотя я люблю как бы Веллера не за это. Мне больше нравится, может быть, «Самовар», мне интереснее рассказы, да даже «Легенды…», в конце концов, совершенный уже масскульт. Но ничего не поделаешь, ему пришлось привлечь к себе внимание вот таким образом, чтобы люди потом вчитались в его философию. Тоже, кстати, очень стимулирующее. Если вы дадите вашему парню (вот этот, который учиться-то не хочет, я имею в виду), если вы дадите ему почитать хотя бы начало «Всё о жизни», если это не огреет его по балде достаточно сильно — ну, значит, тогда уж я не знаю.
«Ваше мнение о Нагибине? Можно ли считать его классиком?» Можно, да, но не всего. У него очень много неровных текстов. Ну, такие рассказы, как «Старая черепаха», повесть «Председатель», главным образом, конечно, «Дафнис и Хлоя» его лучший текст, любимейший. Сейчас издательство «ПРОЗАиК» готовит большое его переиздание.
«Ваше мнение о творчестве Александра Величанского?» Первоклассный поэт. Мне передали сейчас его большие сборники, разные. Первоклассный поэт. Написал очень много, и процентов 30–25 из написанного — это просто чистое золото.
«Подскажите книги по культуре и литературе Новой Англии?» Лучшее, что знаю — это «Осенний крик ястреба».
«Перечитал Генри Миллера и ничего не понял». Знаете, Порфирий, ничего не потеряли. Генри Миллер… Лучшее, что он написал — это «Время убийц», эссе о Рембо, очень хорошая книга. Она и о Маяковском. Хотя он там не упомянут, но психотип замечательно очерчен. А прозу его я никогда не любил и, грешным делом, не считал совершенной.
«Не курят только маменькины сыночки», — Прохожий. Прохожий, недалеко вы уйдёте с такими мнениями.
Услышимся через три минуты.
РЕКЛАМА
Д. Быков― Продолжаем. Я ещё немножко с вашего разрешения поотвечаю, потому что вопросов много и все они увлекательные. А лекцию просят и о Дяченках, просят и о Вознесенском, просят и о современной киевской литературе, просят и о Висконти.
Я остановился на Валерии Попове, потому что, знаете, во-первых, за него довольно интенсивно вступились, а во-вторых, интересно поговорить о ныне живущем авторе. Для меня Попов очень много значит. Он много значил с того момента, как я по совету Житинского начал его читать. В 1986 году я брал у Житинского первое интервью, я вообще с ним познакомился, и он мне сказал, что самый близкий к нему автор — Валера Попов. Я стал читать — и просто захлебнула от восторга. Много раз моё отношение к нему менялось, но сейчас я остаюсь при убеждении, что из живущих сегодня петербургских писателей это номер один — наряду, может быть, с Катерли, но Катерли в последнее время почти не пишет, а Попов продолжает выступать в литературе достаточно активно.
Ну, ещё немножко поотвечаю.
«Читал «Лавра» и не могу понять, зачем и о чём».
«Лавр» — роман Евгения Водолазкина, который потому произвёл такое сильное впечатление, что он обладает важной сегодня чертой — такой амбивалентностью пресловутой, его каждый понимает по-своему. Мне в этом романе видится очень важный архетип русского жития: какое житие в России можно признать успешным? Это роман о русской праведности, и поэтому там эти пресловутые пластиковые бутылки из-под снега. Там много смешного, милого хулиганства. Это очаровательно совершенно. Кстати, не хулиганством ценна эта книга. Кстати, у Мединского в «Стене» тоже есть очень смешные приветы современности: «Двадцать пятое — первый день!» — и так далее. Поиграть с постмодерном — это всегда милое дело.