Это фильм о крахе людей, которые живут такой, если угодно, теоретической жизнью, и о том, что шестидесятничество было глубоко неорганично, о том, что оно корня было лишено, оно было лишено экзистенциальной и метафизической перспективы — о том, о чём совершенно правильно сказал Лев Аннинский: «Шестидесятничество остановилось не по социальным причинам, а оно остановилось в самом движении, потому что в нём не было должной глубины, поэтому шестидесятники перестали писать лирику и стали писать поэмы». В «Ядре ореха» это всё у Аннинского сказано абсолютно точно.
«Что вам известно о тотемных животных в сказках? Почему в авторских сказках их почти нет, за исключением Ершова и Каверина?»
У Каверина тоже нет. У Каверина появляются коты, в «Верлиоке» есть какие-то животные, появляется говорящая птица, но это совершенно… Про тотемных животных всё сказано у Проппа, и какова роль. А авторская сказка, пожалуй, сознательно избегает пропповских структур.
Поговорим через три минуты.
РЕКЛАМА
Д. Быков― Продолжаем разговор.
«Порекомендуйте книги об опыте переживания кризиса среднего возраста. Лучше американские».
«Кентавр» Апдайка. Но самая лучшая книга об этом — конечно, «Something Happened» («Что-то случилось») Хеллера. Это вообще его лучший роман, вот симфония настоящая с такими музыкальными повторами. Единственное, что я не встречал ещё никогда ни одной женщины, которой бы этот роман понравился. Это сугубо мужская литература, мужское чтение, вовсе не мачистское, а наоборот — роман о слабости. Но вот этот герой, Боб Слокум, он нравится не всем. Удивительное дело, что у Константина Эрнста, с которым у нас нет почти никаких сходств, это тоже одна из любимых книг. Когда я прочёл это — ещё сначала не по-английски, а в блистательном переводе Андрея Кистяковского, — то это просто был шок счастья. Я с этой книгой не мог расстаться. Вот я как в Горьковке её взял, два года не возвращал. В общем, сейчас, когда она у меня стоит на полке, я её оттуда снимаю очень часто. Мне кажется, что это великая вещь.
«Какие вы бы могли посоветовать мистические детективы?»
Знаете, мистические детективы, по-моему, умел писать только Че́стертон (или Честерто́н, как мне больше нравится), и в качестве Честертона такого современного, в качестве Честертона выступающий иногда Хьортсберг, у которого есть очень славный роман «Nevermore». Вот я вам его рекомендую. Ну и «Сердце Ангела», конечно, «Angel Heart», хотя он называется не «Angel Heart», а «Falling Angel» («Падший Ангел»). «Angel Heart» — это фильм, по-моему, совершенно замечательный и до некоторой степени так и не превзойдённый фильм Паркера, лучший у него, лучше даже «Стены». Но «Falling Angel» — да, наверное, это лучший религиозный мистический детектив, который я могу припомнить.
«Хеллер в романе «Лавочка закрывается» изображал в образе президента США Клинтона, Буша-старшего или прогнозировал нынешнюю ситуацию?»
Не думаю, что прогнозировал. Просто это такой обобщённый президент, как и всегда у Хеллера. Как, например, в его романе «Good as Gold» («Чистое золото») тоже вся американская политическая элита не имеет конкретного прототипа.
«Порекомендуйте мемуарные книги известных людей, которые могли бы поддержать дух».
«Записки гадкого утёнка» Померанца. Пожалуй, из таких мемуаров очень мне нравится книга Леонида Зорина «Авансцена» — много там сказано правильных слов о мужании молодого, наивного, романтического южанина.
«Что вы думаете о перезахоронении Ленина? Нужно ли его перезахоронение?»
Уж сейчас-то точно нет. Мне кажется, что сейчас есть гораздо более насущные проблемы.
«Имеет ли смысл читать «Зияющие высоты» Зиновьева? Сложно воспринимать эту вещь в её комплексности со знанием того, к чему этот человек пришёл, и непримиримости к современности».
Нет, почему? Вполне всё применимо. Видите ли, в чём дело? Как и очень многие люди, Зиновьев ненавидел интеллигенцию. Как правило, эта ненависть ни к чему хорошему не приводит. Да, в снобизме интеллигенции есть много неприятного. Во всяком случае, Театр на Ибанке, как он там назван (там город Ибанск, река Ибанка, на ней театр), — это, конечно, достаточно жёсткая сатира на фронду такую. Но Театр на Таганке был великим художественным явлением, а можно ли это сказать о Зиновьеве — большой вопрос.
«Зияющие высоты» — полезная книга, её интересно читать, это забавное наблюдение над миром позднего застоя. Если что-то хотите почитать на эту тему, то, мне кажется, гораздо любопытнее был бы для вас роман Кормера «Наследство» — тоже сложная книга, тоже во многих отношениях сомнительная, но прекрасно всё-таки продуманная. Что касается Зиновьева, то он хороший социальный сатирик, но «Зияющие высоты» — ужасно длинная книга, два тома, ничего не поделаешь. То, к чему пришёл он, — это тоже, в общем, нормально, ничего там нет ужасного. Нормальный путь, логический. Даже его поздние книги о гомососах или о западнизме остаются кладезем остроумных наблюдений. Другое дело, что Зиновьев, к сожалению, очень прозаически подходил что к советской истории, что к постсоветской. Метафизического её смысла он, по-моему, не видел совершенно. Он видел довольно плоский мир. Что он представлял собой как логик, как социолог, я судить не могу в силу недостаточной компетентности.
«Интересно ваше мнение о соционике. Нет ли необходимости в повышении её статуса?»
Нет. Наоборот, есть, по-моему, абсолютная необходимость просто игнорировать это. Может быть, я имел дело с представителями самой пошлой соционики, с людьми, которым нравится навешивать ярлыки на людей, давать им наименования довольно произвольные и с умным авгурским видом, перемигиваясь между собой, говорить: «Нет, это всё-таки тип Гамлета». — «Нет, это всё-таки тип…» — ещё какой-то. «По-моему, это Байрон». По-моему, это всё ужасно скучно и примитивно, но это же только моё мнение. Может быть, кому-то нравится соционика. Если вы спросили меня, то мне кажется, что повышение её статуса абсолютно бессмысленное.
«Были воронежские авторы Гончаров и Кораблинов. У них есть великолепный деревенский детектив «Бардадым — король чёрной масти». Оцените, если читали».
Я не читал, хотя фамилии Гончаров и Кораблинов мне знакомы. К сожалению, так век и кончу, всё знать не буду.
«Современные редакторы в книжных издательствах и СМИ — кто они? Есть ли у вас редакторы хотя бы для проверки дат, цитат и прочей фактологии?»
У меня есть, безусловно, в книгах. В книгах у меня есть редакторы. Где-то — слишком жёсткие, где-то — слишком мягкие. Вот таких редакторов, как Шубина и Костанян, я пожелал бы всякому. Это редакторы из «Вагриуса», они теперь работают в разных местах, но я продолжаю дружить с обоими. Нужны ли редакторы? В стилистическом отношении, я думаю, нет (во всяком случае, автору сколько-нибудь опытному). Но какая-то мера вкуса, какой-то сторонний взгляд, потому что авторский замыливается, безусловно, нужны. Я знаю, что во всяком случае и «ЖД», и «Орфография» были довольно жёстко сокращены, примерно на четверть. Жалею ли я об этом? Да нет, не жалею. Мне жалко, что из «Орфографии» вылетела одна глава. Но из «ЖД», например, ничего особенно лишнего, особенно ценного не выпало. Я считаю, что правильно всё.
Тут очень интересный вопрос от Евгения, долгий атеистический спор. Не буду ни зачитывать, ни отвечать, потому что… Может быть, напишу когда-нибудь лично, но чувствую, что мы с вами друг друга не переспорим.
«Верите ли вы, что наша история развивается в соответствии со следующими временными циклами: малым — 12-летним, средним — 36-летним, и большим — 108-летним. Окончание большого 108-летнего цикла прогнозируется приблизительно в 2025 году».
Нет, про 108-летний цикл — это вам совершенно напрасно кто-то сказал, потому что в 1809 году ничего особенного не произошло, ничего сопоставимого с 1917-м. И про 2025 год — это тоже вам какой-то оптимист наговорил, слишком такой… или пессимист. Какой 2025 год? О чём вы говорите?
Интересный вопрос: «Расскажите про Ивана Грозного. Мне попадались слухи, что он казнил не так много народу в сравнении с правителями некоторых западных держав».
Послушайте, ну что нам оглядываться на Запад? Запад, если нас же самих послушать, пришёл к такому глубокому духовному кризису, там было так мало хорошего, он всегда был так обязан. Что нам равняться на какой-то Запад, на какую-то Варфоломеевскую ночь (о чём уже был подробный диалог, что в Варфоломеевскую ночь убивала не власть, а разные люди убивали друг друга)? Что нам равняться на какую-то английскую королеву, на каких-то англосаксов? Мы можем нашего Ивана Грозного оценить по-нашему — не по гамбургскому (что нам равняться на каких-то немцев?), а московскому счёту? И если он даже безвинно казнил десять человек, то всё равно ничего особенно хорошего мы в нём найти не можем. Что это за вечная оглядка вообще на Запад? Всё говорят: «А вот на Западе убивали больше. А на Западе…» Конечно! Потому что на Западе всё и должно быть хуже: и производство, и культура, и промышленность, и люди, и публичные казни. Всё должно быть хуже на Западе! А мы должны быть лучше всех. И не нам оправдывать себя проблемами Запада. Подумаешь, тоже мне. У них вообще уже закат Европы.
«Что вы думаете о культовом фильме Шахназарова «Курьер»? Не слишком ли остро там показан антагонизм поколений?»
Слушайте, совершенно это не про антагонизм поколений, это про другое. И книга, и фильм — про человека, вот именно такого своего рода людена, про человека нового поколения, который в старой реальности ещё не обустроился. Это же 1982 год, понимаете, повесть 1982 года, как и предыдущая повесть Шахназарова. Я думаю, что он, кстати, как прозаик едва ли не сильнее себя как режиссёра, судя по его сценариям в частности. Это же повесть 1982 года — как и «Молодые дирижабли», и ранняя его проза другая. Она вся концентрировалась вокруг одной темы: что делать человеку, совсем мальчику в новой генерации, в мире этих людей, совершенно не готовых оттолкнуться и взлететь? Что ему делать с этой Катей, в которую он влюблён и в которой есть уже тоже эти ростки будущего, но она не решается оторваться от семьи и в конце концов там остаётся? Помните образ одинокого старика в конце, который засвистел нечто мальчишеское и до боли знакомое? «Задрав голову к небу, засвистел мальчишеское [ужасно легкомысленное] и до боли знакомое». Или помните начало «Курьера»?