Политика всегда более или менее, кроме абсолютных диктатур, одинакова. Для людей ценны не результаты, и даже не благосостояния, и даже не гарантии; для людей ценны состояния. Цель человека (и здесь невозможно с Веллером не согласиться, да и с другими сторонниками этой теории, а их довольно много) — это эмоциональный диапазон. Даже Кучма, который был вообще противником Майдана теоретическим, мне в интервью сказал: «Я прекрасно понимаю, что на Майдане, — имелся в виду ещё первый Майдан 2004 года, — нация испытала колоссальный прилив вдохновения».
Так вот, я за то, чтобы нация испытывала чувства добрые. Эти чувства добрые не всегда возникают на площадях. И даже больше того — они редко возникают на площадях, только в минуты «бархатных» революций, в минуты, когда обошлось без большого насилия. Но вот те моменты общенационального вдохновения, которые мы испытывали в августе 1991 года, были для нации живым кислородом, живой водой, и этого хватило, чтобы терпеть очень многие проблемы девяностых годов. Ощущение, что от тебя что-то зависит, чувство прощения, чувство доброты, когда нескольких мерзавцев, как предлагал тогда Карякин, «назвать и помиловать», — вот это ведёт к общественному катарсису.
Я вообще верю, что главная задача власти — это заставлять нацию испытывать чувства добрые (не экстатические, а добрые); не поощрять тяги к доносительству, тяги к запретительству, а поощрять это чувство: «у нас лишних нет, мы все свои», «мы самые добрые и мы никому не завидуем» — вот такие вещи. В российской истории были такие минуты. И я верю в возможность этого коллективного вдохновения. Я, кстати, абсолютно уверен, что нас с Украиной ждёт не вечная вражда, как думают многие, а момент какого-то слёзного общего покаяния и объединения. Это не скоро произойдёт, но это произойдёт обязательно. Я даже думаю, что в Крыму это произойдёт.
Меня, кстати, спрашивают, не собираюсь ли я в Крым. Меня приглашают и в «Артек» с лекциями (спасибо Алексею Каспржаку, к которому я отношусь с глубоким уважением и с пожеланиями удачи), многие друзья мои приглашают меня в Крым. Я очень этого хочу, но я пока не могу это сделать. И, наверное, я в ближайшее время не смогу этого сделать. Но если бы вы знали, как я скучаю и по этим людям, и по этим местам! Просто так получилось, что у нас сейчас отнята эта возможность. Я и по очень многим людям в Киеве скучаю. Ну, вот так нас развело ужасно.
Это и называется — поощрять в людях злые чувства, дурные. Это очень легко сделать. Можно любящих супругов превратить в таких врагов, что они не смогут друг о друге вспоминать без содрогания. Это легко сделать. Человека легко сделать гадиной. К сожалению, человек очень легко превращается в скотину. Это для того, чтобы он лучше стал, нужно осмысленное усилие. В этом смысле новый фильм «Рай» Андрея Кончаловского, который как рассказывает о трудности этого осмысленного усилия, — это великая картина. Многие меня упрекают за избыток хвалебных эпитетов, но посмотрите этот фильм. Этот фильм вас здорово встряхнёт (как минимум).
Требуются сосредоточенные усилия для добра. Но цель каждого правительства — подбрасывать народу моменты радости, вроде такие, которые были при обрушении Берлинской стены. Плевать на последствия! Не важно, какие экономические последствия были — Восточная Германия оказалась поглощена Западной и возникло неравенство, беженцы, все дела. Не это важно. Важно — был в вашей жизни момент, когда вам жить хотелось, или нет; был момент национального вдохновения или нет. Только это остаётся от жизни. А иначе вы в 50 лет, как наше поколение, будете себя спрашивать: «А что мы видели? А ради чего мы жили?» Неужели вы будете вспоминать экстаз по случаю преодолений и покорений? Нет, вы будете вспоминать три дня в августе, когда вам казалось, что люди — братья; когда вам казалось, что наконец-то после многолетней лжи люди стали равны себе. Добрые чувства остаются в памяти. А иначе вы и будете думать, на что ушли последние десять лет.
Про «Людей Севера»: «Спасибо за стихи!» Спасибо и вам за такую оценку.
«Пересматриваю фильм «Братья Ч». Рай Чехова. Лучший день земной жизни». Да, хвалят эту картину. Согласен, и хорошая картина, и важное понимание Чехова.
«Мне 18 лет. Буквально вчера я встретился со своей бывшей школьной учительницей, с которой не виделся со дня окончания школы. Мне казалось, что она человек прогрессивный, умный, глубоко думающий о проблемах России, но я был поражён. Она говорила мне, что Путин — величайший политический деятель, что Россию хотят разрушить враги извне, что оппозиция во главе с Навальным куплена службами ФБР и даже масонов. Также она утверждала, что русский народ — это народ самый духовный, и его должны обслуживать нации полного духовного распада — Франция и Германия. Когда я попытался ей объяснить, что во всех тяжёлых проблемах страны виновны мы сами, она не соглашалась, отмахиваясь. Тогда я рассказал ей про абсолютно идиотский судебный процесс, где людей, публикующих в соцсетях неправильные посты, наказывают уничтожением компьютера, она говорила, что всё это фальсификации и вымыслы врагов России. Что мне теперь делать? Ведь не общаться с ней я не могу».
Общаться вы, конечно, продолжайте, как и я продолжаю общаться с несколькими моими престарелыми друзьями и учителями, которые придерживаются вот таких позиций. Вам это просто должно лишний раз напоминать о двух вещах. Первое — то, как уязвим человек перед тотальной пропагандой. А второе, знаете, о чём? Ведь это учителя. Учителя в России — люди очень уязвлённые, потому что работа их каторжная, а плюсы этой работы им почти не доступны. И, находятся в рабстве у системы, они организуют сомнительные выборы, они обязаны поставлять учащихся на сомнительные демонстрации. Такое бывает, об этом писали и рассказывали. Поймите, что её мысли по этому поводу — это мысли глубоко уязвлённого человека. Понимаете, Вадим, какая история? Задумайтесь о том, что передовой, лучший отряд русских людей — учителя, врачи, военные — они так часто и так страшно уязвлены, что готовы говорить: «Да, мы самые духовные, и нас должны обслуживать представители, — («обслуживать» — какова формула!), — растленных наций». Подумайте о том, чтобы в будущем ничего подобного не было.
Пишут слишком личное, просят вопрос не озвучивать. Женя, я вам отвечу всё равно. Спрашивает Женя. Она живёт с нелюбимым человеком. Нелюбимый человек говорит, что он покончит с собой, если она уйдёт. И таких вопросов несколько. Таких три вопроса, и в двух из них предполагаемая жертва ссылается на слова Экзюпери: «Мы в ответе за тех, кого приручили».
Во-первых, это не слова Экзюпери, а это слова Лиса (всё-таки надо держать дистанцию). Во-вторых, было блистательное эссе Александра Мелихова — хорошего питерского писателя и большого друга моего — о том, как многие превратно используют эту довольно сомнительную истину насчёт того, что мы в ответе за тех, кого приручили. Абсолютно нечем здесь гордиться, и ничего здесь нет хорошего. Я считаю, что это слова спекулятивные и довольно пошлые. И мы совершенно не в ответе за тех, кого приручили. «Всех приручали, но зачем ты оказался самым приручённым, скотина?!» — перефразируя Шварца. Я за самостоятельность. Я всё-таки за независимость.
И, кстати, вот что мне представляется очень важным. Женя, в вашей ситуации ответа быть не может. Вы говорите: «Может, этот человек мой крест?» Совет можно дать один (очень циничный, но он вполне реален): постарайтесь сделать своё сожительство с этим человеком столь невыносимым для него, чтобы он обрадовался вашему уходу. Это сделать можно, это реально. Станьте невыносимой — и без вас обойдутся. Станьте невыносимой — и вас не вынесут. Вот это нормально. Тут вы, правда, не пишете, есть ли у вас уже кто-то другой или нет.
Я, кстати, с ужасом вдруг подумал: не моя ли дочь Женя меня об этом спрашивает? Думаю, что нет. Просто я помню, что у меня была ситуация: по плохому телефону она позвонила, и я не узнал её. Она говорит: «Быков, прочитала я твой роман «Оправдание». Это очень хорошо». Я говорю: «А кто это?» — «Да это Женя». И я настолько не совместил образ дочери с тем, что человек прочитал мой роман, что в первый момент я подумал: «Наверное, какая-то неизвестная поклонница звонит. Как интересно». И пока она мне не сказала, какая это собственно Женя, я так и думал. Ну, понимаете, представить себе, что меня читают мои дети — вот я совершенно не могу это вообразить! Я знаю, что они читают, но до сих пор это для меня какой-то невероятный подарок судьбы. Поэтому остаётся надеяться, что эта Женя не моя, тем более что у неё как раз с молодым человеком довольно прочные отношения. И Женя бы не стала такой вопрос задавать, потому что она психолог по образованию и хорошо знает, как себя в таких ситуациях вести. Если вы хотите, чтобы вас возненавидели, то это можно сделать на раз-два-три. Вот любви добиться очень трудно. А сделать, чтобы от вас избавились, — да ради бога! Я сам до сих пор не понимаю, как меня терпят практически все.
«Вопрос о народной поэзии. Как вы относитесь к жанру поэтического творчества — пирожкам, порошкам? Можно ли сказать, что они пришли на смену частушкам?»
Конечно. Есть люди, которые серьёзно занимаются их собирательством. Кстати говоря, даже такие серьёзные филологи, как Александр Жолковский, считают пирожки и порошки в высшей степени заслуживающими внимания, и я знаю их довольно занятные выкладки на эту тему. Я считаю, что вообще фольклор переместился в Интернет. Это тот же вариант, что и лимерики, например.
«Почему бы не сделать сравнительные жизнеописания в «Одине»? Хотелось бы, например — Дудинцев и Кочетов».
А как их сделаешь, по какому параметру — Дудинцев и Кочетов? Честный писатель и нечестный писатель? Так ведь Кочетов — честный писатель, вот в чём ужас. Он поэтому и застрелился. Говорят, что он застрелился из-за рака. Я думаю, что он застрелился, потому что Советский Союз пришёл в неразрешимые противоречия с его теоретическими мнениями. Ну, Суслов бы тоже застрелился, если бы он был честный. Кочетов застрелился, потому что он был советский человек, автор прославленного романа «Чего же ты хочешь?». И, естественно, для него невыносимо было видеть, во что превращается страна. В том-то и ужас, понимаете, что и Дудинцев — честный писатель, и Кочетов — честный писатель. Просто Кочетов — писатель абсолютно бездарный, достаточно прочесть «Журбины». Я мог бы воспроизвести несколько эпизодов из этого произведения дикого. Ну, почитайте. Фильм «Большая семья» — это ещё более или менее, а вот сам роман, оригинал… Я помню, мы с матерью вслух читали — и мы хохотали! Мне был лет двенадцать. Мы зачитывали оттуда целые страницы. Но он действительно не пытается казаться лучше, чем он есть. Так что, если уж и делать сравнительные жизнеописания, то — например, допустим, Липкин и Твардовский. Вот это интересно.