Знаете, среди людей, одержимых жестокостью в кинематографе, людей, которые действительно хотят сделать зрителя соучастником, серьёзен, по-моему, один человек — это Ханеке. Вот когда Ханеке снимает, например, «Скрытое» или особенно «Жестокие игры»… «Белая лента» — это другой жанр. Ну, возьмём «Жестокие игры». Или как он называется точно? Я сейчас не вспомню. [«Забавные игры»]. Ну, где двое мальчиков убивают семью. Я вижу, что он мучается. Я вижу, что он не получает удовольствия от происходящего. Он тычет меня в это носом! Он говорит: «Смотри! Смотри! Не отводи глаз! Ты обязан это видеть, ты обязан в этом жить». Мне кажется, что Ханеке мучается, это снимая, а Гаспар Ноэ любуется, это снимая. И его стилистические упражнения не представляются мне столь ценными, чтобы стоило ставить такие этические эксперименты. Ну, не нравится, ничего не поделаешь.
«Избранный вами формат общения со слушателями (вопрос — ответ) стал меня несколько тяготить. Может быть, стоит продлить время ваших «лекций» или развёрнутых комментариев?»
Понимаете, Аня (это annapurna), я бы с удовольствием делал это как сплошные лекции, но я могу существовать только в режиме диалога, и без ваших вопросов мне не интересно. Я слишком много читаю лекций в обычное время — в институте или в «Прямой речи». Здесь мне хочется поотвечать. Мне нравится энергия этого общения.
Про Дейва Эггерса я сказал. Я перепутал, кажется, немного его фамилию. Да, Эггерс, роман «The Circle».
«В своё время после неудач в ракетно-космической отрасли вы разразились укоризнами — «у вас ракеты не летают». Следом последовали досадные неудачи у американцев, а вы на это не откликнулись. На днях американская ракета опять не взлетела, а наш корабль благополучно вернулся. А вы — молчок. Неужели ждёте нашей неудачи?»
Нет, я не жду нашей неудачи. Если бы я был американским поэтом, я бы реагировал на американские проблемы. Меня волнуют проблемы русские, про американцев пусть пишут американцы. Если американцы сделают что-то (и они делают, и я на это отзываюсь периодически), что оскорбит мои нравственные чувства… Ну, вы же слышали, как я сейчас резко, жёстко, бескомпромиссно высказывался о Трампе, я бы даже сказал — просто бесстрашно высказывался! При этом нахожусь сейчас в Америке. Так что не волнуйтесь, американские проблемы меня тоже занимают. Когда у них плохо, я об этом говорю. Но почему-то меня в Америке за это меня не объявляют ни врагом, ни «пятой колонной», ни отыскивают в моих мотивациях «мидовских печенек». Да они вообще, по-моему, не очень обращают на это внимания.
«В своё время вы назвали Игоря Стрелкова самым достойным гражданином России в XXI веке…»
Нет, ничего подобного я не говорил. Я говорил, что Игорь Стрелков — это единственный перспективный политик (на тот момент). Сейчас, мне кажется, он отчасти растерял эту перспективность, потому что сделал несколько вещей, которые подорвали его популярность. Да она и объективно была подорвана ходом вещей, ходом эволюции самого проекта «Новороссия». Меня, кстати, просят не употреблять слово «Новороссия». Вот пишет житель Донецка: «Пока вы тут говорите про Новороссию, я тут сижу, и по мне стреляют». Это, видимо, человек, который, находясь в Донецке, не разделяет ценностей Новороссии. Ну, что поделать? Термин есть, и его приходится пока за неимением лучшего употреблять. Хотите — будем говорить «ДНР».
Стрелков кажется мне единственным принципиально новым типом в российской политике последнего времени, но он совершенно меня в этом качестве не привлекает. Я никогда не говорил, что это самое ценное или самое лучшее. Моя оценка не носит характера модальности. Субъективно это, разумеется, человек очень глубоко мне антипатичный и очень глубоко мне враждебный, но это новый тип, который надо как-то отрефлексировать, предсказанный отчасти во многих текстах, в том числе и в «ЖД». Но то, что надо с этой реальностью как-то взаимодействовать, по-моему, совершенно очевидно.
Что я думаю об аресте в Тюмени блогера Кунгурова?
Я солидарен с позицией Александра Петровича Никонова, друга моего, уже высказанной им в блогах, что за слова арестовывать не следует, на мой взгляд. За что арестован Кунгуров — я пока не знаю. Я не читал его блог, видел некоторые отдельные публикации. Естественно, что сейчас, когда человека арестовали, высказываться о тоне и стиле этих публикаций, я считаю, некорректно. Прежде надо, мне кажется, всё-таки добиться его освобождения или, по крайней мере, соблюдения его прав, а потом уже…
«Что вы думаете о Томасе Харрисе? По-моему, главная заслуга в истории принадлежит Энтони Хопкинсу».
Принадлежит, конечно. Если бы он не сыграл доктора Лектера, этот роман не был бы так известен. Но не будем забывать, что Томас Харрис вообще написал довольно много всего. И Харрис, и Крайтон, да и вообще американские мастера качественной беллетристики, Гришэм разумеется, Ле Карре (правда, он не американец, но тоже англоязычный автор) — это авторы беллетристики, которая переходит на какой-то качественно новый этап. Это беллетристика такого класса, что она выше своего жанра. Это в любом случае мне очень симпатично. Так что я не думаю, что дело тут в Хопкинсе. «Молчание ягнят» очень хорошо придумано. Взять только историю с Билли Рубином, если вы помните, когда он зашифровал. Это же очаровательно!
«Скоро выходит в прокат картина Сокурова «Франкофония». Что вы думаете о Сокурове как о режиссёре и человеке?»
Как человека я его не знаю. «Франкофонию» пока не видел. Как режиссёр он в некоторых картинах мне очень нравится, а в некоторых не нравится совсем. Мне не нравятся фильмы «Телец» и «Молох», потому что мне кажется, что там исследование идеологии подменяется исследованием патологии. Но мне очень нравится «Солнце», очень нравятся «Дни затмения», очень нравился (давно не пересматривал) фильм «Скорбное бесчувствие», совсем не нравится «Спаси и сохрани» («Мадам Бовари») и очень нравится его документалистика. Я думаю, что в документалистике у него есть фильмы, действительно создавшие новую школу. Это замечательно. А вообще моё отношение к нему сложное. Больше всего мне нравится «Русский ковчег».
«Как вы относитесь к творчеству Михаила Тарковского? Знакомы ли вы лично?» Ранние его рассказы и повести нравились мне, последние не нравятся. Стихи не нравятся совсем. Лично мы, к сожалению, не знакомы.
«Каково ваше отношение к решению Святейшего Синода о Льве Толстом? Считаете ли вы отлучение Толстого от церкви справедливым или нет?» Что называть справедливым? То, что Толстой отпал от той церкви (в каком состоянии она тогда была?), по-моему, очевидно. Но следовало ли его отлучать — я не думаю. Я уже об этом говорил, помните, цитируя рассказ Куприна «Анафема». Отлучение Толстого мне кажется шагом и оскорбительным, и недальновидным.
«Кого из представителей русской интеллигенции поставили вы бы для себя, не дай бог, в пример поведения в местах заключения?» Домбровского. Может быть, Марченко, но Марченко был слишком бескомпромиссен, а я таких людей как-то уважаю вчуже. А так мне кажется, что такая личность, как Домбровский.
«Я наивно полагал, что истинное христианство признаёт невмешательство Бога. Прав ли я?» Нет. Ну как же? Бог вмешивается, только он вмешивается посредством нас. Мы — его орудие.
«Хотелось бы услышать лекцию по творчеству Чингиза Айтматова». Попробуем, хотя творчество его крайне неровно. В массе своей это очень высокое творчество, а особенно первые 15 лет, первые повести — примерно в диапазоне от «Прощай, Гульсары!» до «Ранних журавлей». И очень мне нравится «Пегий пёс, бегущий краем моря». Анализировать такие тексты, как «Плаха», я не возьмусь, их надо перечитать. И я боюсь, что они вне контекста уже непостижимы.
«Увидите Лукьяненко — передайте привет от Артура, с которым он летел из Алма-Аты в 1994 году». Лукьяненко, если ты меня слышишь, то передаю тебе привет от Артура! Хотя вряд ли ты помнишь всех, с кем летел.
«Мне кажется, вы могли бы быть так же удачливы на поприще более ответственном, чем то, которому вы отдаётесь. От таких людей, как вы, хочется политической отваги по отношению к заблудшим 86 процентам». Лида, понимаете, я пытаюсь это делать доступными мне средствами, потому что мне кажется, что просвещение должно идти не по линии разоблачения пропаганды, а по линии насаждения сложности. Эту сложность я пытаюсь посильно насаждать, посильно защищать.
«На мой взгляд, политическая система России зашла в тупик, — это вы поздно, дорогой korol, спохватились, потому что мне кажется, что она в шестнадцатом году зашла в тупик. — Выход один: упразднить все политически партии в России, — послушайте, это давно уже сделано. — В органы законодательной власти избирать только по одномандатным округам, а на должности в исполнительной власти отбирать претендентов на конкурсной основе в результате общероссийских тестов, типа ЕГЭ». Это интересная история, но боюсь, что такая автоматизация процесса невозможна, потому что ЕГЭ уже показало свою несостоятельность, мне кажется, в большинстве сфер, а в литературе и вовсе отменено.
«Жестокость в подростковом коллективе — явление естественное, или всё зависит от стечения обстоятельств? Что подсказывает вам педагогический опыт?»
Нет, не естественное. Понимаете, сорняки в саду — явление естественное, если никто не культивирует культурные растения, более того, если их вытаптывает. Жестокость в подростковом коллективе возникает ровно при трёх обстоятельствах.
Первое — если этому коллективу нечего делать; если он, вместо того чтобы работать, занят выяснением отношений. От безделья возникает жестокость, подкалывают друг друга, когда в переполненной камере людям настолько нечего делать, что они начинают выяснять, кто из них в законе, а кто не в законе, и начинают лишать кого-то воровского куска. Это достаточно грустная история.
Вторая вероятность, когда возникает подростковая жестокость, — когда для удобного управления коллективом сержант, учитель или надзиратель (любой начальник, но чаще всего сержант) прибегает к такому нехитрому приёму: все травят одного. Ему кажется, что тогда люди становятся более управляемые. Это направленная, вымышленная, индуцированная жестокость. Это глупость, конечно, и ничего хорошего из этого не получается. Я не советовал бы людям к этому приёму прибегать.