ить политической агитации. Хотя совсем без политической подоплеки, конечно, не обошлось. Советскому Союзу после террора и голода 1920-х гг. необходимо было улучшать свой образ в глазах зарубежных стран. Высокохудожественные произведения представляли советскую власть как просвещенную и гуманную, и в этом, несомненно, виделась возможность побороть антироссийские настроения и улучшить отношение финнов к СССР.
Хотя на конец 1920-х гг. приходятся первые политические запреты цензуры, 1927–1929 гг. были относительно спокойными. Некоторые советские фильмы (кроме фильмов Пудовкина) попадали под запрет не по политическим причинам, как произошло, например, с «Крыльями холопа». Проблема фильма Ф. Оцепа «Земля в плену» (1929), по-видимому, заключалась в неприкрытом изображении проституции. «Солистку его величества» (1927) Михаила Вернера, вероятно, отправили на полку за излишнюю эротику и финальную сцену самоубийства. Но, несмотря на эти неудачи, в 1927–1929 гг. советское кино достигло Финляндии, и многие кинокартины попали на экран. Успех у них тоже был: если обычно фильмы уходили из проката уже через неделю, то фильм «Бабы рязанские» (1927) О. Преображенской и И. Правова крутили в кинотеатрах Хельсинки в течение пяти недель, а «Живой труп» (1929) Ф. Оцепа – в течение шести.
Над распространением советского кино с самого начала висели темные тучи, но настоящие политические страсти разыгрались лишь в 1929-м. В это время был запущен наиболее масштабный за весь межвоенный период коммерческий проект, связанный с советским кинематографом, и за этим начинанием стояла интереснейшая личность. Родившуюся в Эстонии Хеллу Вуолийоки (1886–1954) в Финляндии помнят как видного культурного деятеля, директора Государственной радиокомпании «Yleisradio» и, прежде всего, как драматурга, чей эпический цикл из пяти частей «Niskavuori» входил в основной репертуар финского театра. В начале 1930-х гг. ничем таким Вуолийоки еще не занималась, но уже получила известность как космополит и общественный деятель. Одна из немногих в Финляндии Вуолийоки поддерживала прочные политические и экономические отношения с Советским Союзом. В международную сеть ее знакомств входили, в ряду прочих, Мария Андреева и Александра Коллонтай[445]. Кинематографическая компания занимала совсем небольшое место среди проектов Вуолийоки начала 1930-х гг., ориентированных на ту сторону восточной границы. А самым значительным ее проектом было лесоторговое коммерческое предприятие, которое поставляло древесину из Карелии на финские лесопильни и оттуда далее по другим странам. Из-за своей «левизны» и связей с Советским Союзом Вуолийоки находилась под надзором охранной службы EK. Ее подозревали в шпионаже и революционных интригах, но в то же время предполагали, что она водит на нос и своих советских компаньонов[446].
Первые советские фильмы в Финляндии попали в кинотеатры посредством разных финских кинокомпаний. Теперь же деятельность сосредоточилась в одной компании и в то же время многократно расширилась. Предложение о кинопроекте, вероятно, поступило от торгового представительства Советского Союза, с которым в это самое время Вуолийоки вела переговоры о торговой сделке на лес. Архивы ее предприятий не сохранились, но историю проектов можно реконструировать по торговому регистру и при помощи архивов Комитета киноцензуры и EK. Типичным для финской кинематографической деятельности того времени образом в проекте Вуолийоки соединялись импорт, прокат и показ кино. Рядом с предприятием по импорту и прокату АО «Biograafinomistajien filmivuokraamo» в центре Хельсинки возник шикарный кинотеатр для премьерных показов «Atlantis», а также сеть театров поменьше в рабочих районах города. Прокат в провинциях планировалось осуществлять с помощью местных рабочих организаций, для чего было создано предприятие АО «Työväen elokuvakeskus».
Первые фильмы попали в цензуру в сентябре 1929 г. В течение осени компания Вуолийоки отправила на проверку 20 лент. Особенно много труда положили на поставку в кинотеатры «Потомка Чингисхана». Проблемным в фильме Пудовкина показалось изображение английских колониальных войск. Прокатчик старался спасти фильм самостоятельно, сократив его для новой проверки. Из финальных сцен были вырезаны кадры, в которых шторм сбивает с ног английских солдат и которые, по словам сотрудника Вуолийоки, «можно было бы расценить как “оскорбительные по отношению к дружественной стране”»[447]. Комитет киноцензуры не сдался, и фильм все-таки попал под запрет.
В остальных случаях подход Комитета киноцензуры оставался суровым: в течение осени 8 фильмов отправились на полку. Можно предположить, что по тем же политическим причинам запретили и «Белый орел» (1928) Протазанова, и «Два дня» (1927) Георгия Стабового. С другими фильмами причины, похоже, были иными. «Третья мещанская» (1929) Абрама Роома со своей фривольной сексуальной тематикой показалась бы финской цензуре совершенно невозможной, в какой бы стране фильм ни был снят. «Процесс о трех миллионах» (1926) Протазанова, по всей вероятности, угодил на полку из-за сюжета, в котором поощрялось воровство. В фильме «Катька – бумажный ранет» (1926) Фридриха Эрмлера, по мнению цензуры, было слишком много насилия. Цензор Юрьё Лоймаранта, взвесив все обстоятельства, вписал в контрольные документы: «Чрезвычайно жесткий, но дающий верную картину о большевиках. Несмотря на это – не одобрен»[448].
Невзирая на эти сложности, в декабре кинотеатр премьерных показов «Atlantis» был готов и имел хороший репертуар. Для торжественного открытия выбрали экранизацию повести Пушкина «Капитанская дочка» режиссера Юрия Тарича. Левые журналы и киножурналы приветствовали открытие репортажами и рецензиями[449]. Но в первую же неделю на проект опустились новые тени. Вуолийоки не являлась официально ни акционером, ни членом правления своего предприятия, а использовала людей из своего ближайшего окружения в качестве подставных. Помимо прочих это были дочь, Ваппу Вуолийоки, а также Пентти Куоппамяки, студент юридического факультета, который, к своему несчастью, был влюблен в дочь Вуолийоки и потому поднялся до поста генерального директора кинематографического предприятия[450]. Игра в прятки, по всей вероятности, нужна была для того, чтобы не подвергать компанию опасности. И охранная служба EK в течение всей осени ничего не знала об этом проекте. Торжественное открытие кинотеатра омрачилось неожиданным событием: известный дирижер хора и композитор Хейкки Клеметти написал донос в EK. Он узнал, что во главе «Atlantis» стоит Хелла Вуолийоки и что «Капитанская дочка» – большевистская картина. Кроме того, Клеметти слышал, как генеральный директор Куоппамяки «на каком-то мероприятии неосторожно упомянул, что “это только лишь одна сторона большой пропаганды”, после чего проф. Клеметти пришел к выводу, что кинотеатр финансово поддерживается большевиками и подобным образом коварно практикуется большевистская пропаганда»[451].
Подчеркивания в рапорте сделал глава EK Эско Риекки, отнесшийся к заявлению вполне серьезно. Он сделал дополнительные заявки и двумя днями позже добавил в документ: «Молодой Куоппамяки с самого лета импортировал сюда совфильмы и выступал за них перед цензурой. Была ли в “Капитанской дочке” пропаганда? Разговаривал об этом с Лехтоненом»[452]. На следующий день агент EK посетил кинотеатр «Atlantis» для просмотра фильма «Капитанская дочка» и отрапортовал: «Фильм был против царской власти и в защиту бунта»[453]. Пометка «Разговаривал об этом с Лехтоненом» указывает на то, что между руководителями EK и Госкомитета киноцензуры шел прямой диалог. Агенты EK нашли в торговом регистре документы компании, по которым легко вышли на Хеллу Вуолийоки. Эти документы доставили в Комитет[454].
Присутствие «большевизма» в экранизации Юрием Таричем повести Пушкина было несколько преувеличено. EK пришлось изрядно потрудиться, чтобы найти в репертуаре кинотеатра «Atlantis» пропаганду. В феврале 1930 г. агент EK купил билет на другую экранизацию Пушкина – «Коллежский регистратор» (по повести «Станционный смотритель»), чтобы точно выяснить, содержит он коммунистическую пропаганду или нет. «Оригинала не знаю», – признался агент в начале своего рапорта и продолжил:
С коммунистически-политической точки зрения фильм был нейтральным. Но коммунист-подстрекатель все-таки мог бы по этому поводу в качестве коммунистических заключений продемонстрировать, насколько плохо при капитализме обращаются с бедными и женщинами, и заявить при этом, что коммунизм способен исправить все недочеты[455].
Этого было достаточно, чтобы представить проект Вуолийоки опасным. Нет доказательств того, что EK напрямую могла повлиять на политику Комитета киноцензуры. Но факт остается фактом: весной 1930 г. позиция цензуры стала намного более строгой. И к тому моменту бо́льшая часть художественных фильмов уже угодила на полку (см. Приложение). Проект Вуолийоки сопровождали также финансовые затруднения. Компания АО «Työväen elokuvakeskus», управляющая сетью кинотеатров, весной потерпела финансовый крах. До EK дошли сведения, что зарплаты не выплачены и что Вуолийоки ездила в Москву договариваться о получении оттуда 5 млн марок[456]. Если миллионы из Москвы и правда должны были прийти, то они все равно не могли бы спасти проект. Последние прошения о цензуре компания Хеллы Вуолийоки оставила в начале мая 1930 г., когда деятельность предприятия уже фактически прекратилась. Все отправляемые Вуолийоки на проверку фильмы запрещались уже автоматически. Последним к цензору попал «Броненосец “Потемкин”», который повсюду уже давно считался «лучшей мировой кинокартиной». Финский чиновник нацарапал слово «Запретить» на полях заявления в тот самый день, когда оно было оставлено