Антон, взявший на себя роль составителя поездов, вышел навстречу, остановился, следя внимательно за нумерацией вагонов.
Постукивая на стрелке, ледник за ледником катил мимо.
— Тормози! — Антон махнул огромной, как лопата, рукавицей.
Денисов сверился с записями. Секция 970-1429, отмеченная им накануне, остановилась недалеко от присыпанного песком места.
— Сдай назад, — просигналил Антон.
Скользнули привычные трафареты: «Построен… вес без экипировки 53,50 тонн».
Секция наконец заняла то же место, — что и накануне.
Состав замер.
Сотрудники милиции подошли ближе.
Четыре вагона с камерами для охлаждения скоропортящихся грузов, по два с каждой стороны, и моторный — последней конструкции — посредине: пять окон, дверца, опущенные почти к самым рельсам баки для дизтоплива.
— Станция Березай… — В окне появилось помятое лицо в форменной железнодорожной фуражке. Одна щека механика была намылена, по второй он водил бритвой.
Увидев работников милиции, механик сразу исчез.
— Не будем терять времени, — новый дежурный вынул фотоаппарат из чехла, пролез под вагон, Сабодаш и Денисов протиснулись следом.
На внутренней поверхности колеса виднелось бурое пятно, снизу на раме ворсинки красного цвета. Дежурный осторожно снял их пинцетом, спрятал в конверт.
— С поездом шутки плохи, — он вздохнул.
Денисов вылез на бровку. Стенки вагона-ледника нависали над водостоком.
Работник рефрижератора успел добрить вторую щеку, теперь молча следил из окна.
— Что за груз? — спросил у неге Денисов.
— Рыбы ценных пород. Рыбопродукты.
— Осетр?
— И икра тоже. Паюсная и зернистая. Сто с лишним ящиков.
— Пломбы целы?
Денисов пошел вдоль вагона, осматривая теперь уже не колеса, а сам вагон, проставленные составителями поездов отметки мелом — номера путей, названия парков сортировок. Обращенная к домам стенка вагона сверкала ровным слоем серебристой краски.
Внезапно Денисов поднял голову.
Рядом с дверью, почти на уровне пола, виднелось крохотное отверстие словно от выпавшей из стенки вагона заклепки. Края отверстия блеснули свежим металлическим блеском.
Новый дежурный и Антон тоже подошли. Денисов показал отверстие понятым:
— Надо осмотреть вагон изнутри…
Механик, свежевыбритый, пахнущий одеколоном, открыл дверь:
— Милости прошу к нашему шалашу!
Оперативная группа и понятые поднялись в вагон.
Внутри было тепло и уютно. В купе для отдыха бригады на столике были расставлены шахматы, на полке валялась раскрытая на середине растрепанная книга.
— В шахматы никто не играет? — спросил механик. — А то я здесь совсем в одиночестве…
Денисов его не слушал, шагнул к противоположной стенке, примерился.
Через несколько минут он уже держал в руках поднятый с пола маленький деформированный кусочек стали, панированный томпаком;
— Пуля!..
3
— …Кто ваши родители?
— Отец — строитель, мать — в больнице, кастелянша. Типичные труженики.
Для них моя судьба — большой удар… Последние годы жизни отец увлекся чеканкой. Вы бы видели, какие шедевры создал. Вот о ком я хотел написать.
Между прочим, ни одной не вынес на рынок. То подарит соседям, то товарищам по работе. Несколько штук отдал в школу, где я учился.
— Вы часто виделись?
— Нет. Последние годы они редко бывали у меня.
Чаще мы с женой приезжали. На мотор — и к ним. Особенно, пока отец был жив. Он неловко чувствовал себя в нашей квартире. Мы жили на широкую ногу, а у него была идефикс: «Бедный, но честный!» Кроме того, он никак не мог привыкнуть к невестке.
— Это ваш второй брак?
— Да. Первую жену они знали лучше. Мы с ней сидели на одной парте. С первого класса.
— И разошлись.
— Знаете, как бывает… Больше из-за пустяков: сначала кто-то говорит другому не то, потом, хотя и то, но не тем тоном. Причина забылась.
— Скандал в пивном баре произошел уже после развода?
— После. Такое впечатление, что все передряги начались с развода.
— Зато материально, по-моему, вы стали жить лучше. Я смотрел по описи имущества: импортная мебель, хрусталь. Машина, правда подержанная. На чаевые всего этого не приобретешь, да еще в короткий срок…
— А что кроме? Кожаный пиджак, пара фирменных джинсов. Еще дамские украшения. Колье, золотой обруч… В том-то и дело. На краденые деньги покупаешь то, без чего прекрасно мог обойтись!
Культурник пансионата — спортивного вида, молодой, в шубе, в туфлях на высоченных каблуках — перебивал себя короткими вопросами.
— Как получилось?
Спрашивал он дельно и коротко, а отвечал путано и длинно, как человек, полностью пренебрегающий основными правилами логического мышления.
— Все уже пошли вниз, к автобусу. Директор Гилим Иван Ефимович тоже спустился в вестибюль.
А Леонида Сергеевна говорила по телефону из кабинета… — Культурник не спускал глаз с Денисова и все время улыбался. — Я тоже спешил. Говорю:
«Иван Ефимович, идите в автобус, я закрою кабинет и повешу ключ!» Думал, быстрее будет…
Он сделал паузу, мельком оглядел кабинет. Мрачные своды навели его на какую-то мысль, но культурник сразу же ее потерял.
— Как получилось? Надо идти, а Леонида все у телефона. Я отошел.
Неудобно стоять над душой… Потом мне показалось, что она повесила трубку.
— Белогорлова долго разговаривала? — спросил Денисов.
— Да нет. С минуту. Но когда начальство нервничает… Я снова подошел к кабинету.
— Потом?
— Слышу, она говорит: «Все! Отключаюсь…» Выскакивает из кабинета, но бежит не в вестибюль, а назад, в библиотеку. «Костя, я сейчас!»
Действительно, пока закрывал кабинет, бежит снова. С хрустальной конфетницей. Знаете? Большая, с закругленными краями… Тяжелая.
— В форме ладьи?
— С ней самой. «Чуть не забыла…» — кричит. И мы побежали. Через минуту уже сидели в автобусе!.. — культурник в очередной раз улыбнулся, будто сообщил Денисову чрезвычайно приятную новость.
— Каким тоном было произнесено: «Все! Отключаюсь…» — уточнил Денисов.
— Нормальным.
— И все же! Нежно? Сухо?
Культурник подумал:
— Мне показалось, не очень любезно. Но она всегда говорила немного суховато.
— В непосредственном общении?
— Нет, по телефону.
— А каким тоном велся остальной разговор?
— Нормальным, — снова сказал культурник.
— То есть любезнее, чем в конце?
— Пожалуй.
«Показания на редкость содержательны, — подумал Денисов. — Но у инспектора не бывает выбора. Какие есть…»
— А о чем шел разговор? Вспомните? — спросил он,
— Не вспомню, — культурник развел руками.
— Была ли в середине пауза?
— Мне показалось…
Денисов предоставил ему короткую передышку, потом заговорил снова:
— Вам приходилось приглашать Белогорлову к телефону?
— В последнее время? Раза три или четыре.
— Кто ей звонил?
— Мужчина, — Костя поправил шубу, оглянулся, посмотрел на каблуки. — По-моему, один и тот же.
Всегда вежлив: «Добрый день! Будьте добры Леониду Сергеевну…»
— Белогорлова не называла его по имени?
— Никогда.
— Теперь несколько слов о себе, — попросил Денисов. С культурником, если он хотел узнать что-нибудь дельное, надо было разговаривать еще не раз. — Где вы раньше работали?
— Я? Крутил педали, — теперь он улыбался каждой черточкой приятного мальчишеского лица. — Юношеская сборная, потом взрослая… Гонки за лидером, может, читали в прессе? — он назвал фамилию. Следить за его рассказом было по-прежнему трудно: он опускал все связующие предложения. — Соревнования, сборы.
Как получилось? Пошел в техникум. Год работал в милиции. Инспектором по делам несовершеннолетних.
Ушел.
— Не понравилось?
— Ответственность! Потом три года работал тренером в Средней Азии.
— Женаты?
— Был. Теперь живу с родителями.
— С Белогорловой вы дружили?
— Я дружу со всеми. Она, кстати, тоже занималась спортом. Мотоциклом,
— А сейчас?
— Говорит: здоровье не позволяет. Дыхалка.
— Курит?
— Совершенно не переносит дыма.
— А вы?
— Балуюсь, — он улыбнулся. — Если какая-нибудь необычная марка сигарет… — Леня — она на сладкое нажимает! Бывает, зайдешь: «Мать, голова болит! После вчерашнего…» Поставит кофе, шоколад у нее всегда есть…
— «Аленушка»?
— «Спорт».
«Скорее всего это ее пачка шоколада лежала в „Запорожце“, — подумал Денисов. — Там ведь тоже „Спорт“».
А запах сигарет — необычный. «Золотое руно». — Он внимательнее присмотрелся к собеседнику.
— …Перекусишь в библиотеке — и до вечера! — лицо его сияло от сознания собственной свободы.
— В тот день вы доехали с Белогорловой до метро?
— До Курского. Там ей ближе к платной стоянке.
— Она сказала об этом?
— Я догадался. Обычно она едет до Измайлова.
— Вы знаете ее друзей?
— Лени? Нет… Муж сестры обычно заезжал. Геннадий. Таксист. Спокойный малый.
— Не он обычно просил Леониду Сергеевну к телефону?
— Когда звонили? — Костя задумался. — Нет. Мне кажется, Геннадия я бы узнал.
— Еще вопрос. Какие взаимоотношения были у Белогорловой с родственниками? В частности, с Геннадием. Можете что-нибудь сказать?
Культурник подумал.
— Нормальные. Хотя… Вы сестру Белогорловой видели? Ничего особенного.
Леня интереснее ее. И фигура… Я имею в виду — они с Геннадием больше подходят друг к другу. И образование у обоих. В то же время… — он окончательно запутался. — Это ведь его второй брак. Жена, мне кажется, ревновала…
«Где могла находиться Белогорлова, когда я шел к платформе? Было мокро и слякотно, снег наполовину с дождем. Только в ремонтирующемся здании…»
Денисов поднялся к окну, заглянул вниз.
У камеры хранения, отгородившись поклажей, толпилось несколько человек.
Впереди, ближе к платформам, был виден культурник пансионата, он быстро удалялся, разбрызгивая высоченными каблуками лужи.