«Такой, в сущности, старый, — подумал я о себе. — Ласковый. И совсем несчастливый».
Слезы наконец пролились, словно в глазах сверкнули ясные прозрачные линзы. Сквозь них я увидел очень четкое и необыкновенно отчетливое изображение окружающего: белые дома слева и пустырь по другую сторону дороги. Все было резко: и выведенные, как по линейке, абрисы окон, и огромная, выкрашенная в два цвета труба, и крыши домов, и платформа. То, что я принимал за отблески солнца, оказалось огнями. В окнах уже зажгли свет, шел снег на краю горизонта. Несколько человек ждали на остановке автобуса. Я оставался один на один со своею судьбой, не зная — на роду ли все это мне было написано или, не довольствуясь тем, что есть, сам глупо испортил то, что у меня было…»
— Старков Олег. Муж Белогорловой… — у вошедшего было красивое, с крупными правильными чертами лицо, под одеждой угадывался классический торс. Кожаная кепка игриво сбита набок.
Он не поздоровался, только мельком оглядел Денисова, который звонил в клуб служебного собаководства.
Женщины-инструктора, которую он просил проверить аббревиатуру РР, на месте не было. Ее коллега из кабинета «Немецкие овчарки» пыталась найти причину отсутствия:
— Может, приболела? Или с собаками что-нибудь… Вы звонили домой?
— Не отвечают.
— Может, в аптеку вышла? Она ведь одна живет. Вы позвоните попозже.
Во время разговора Старков демонстративно рассматривал арочный свод кабинета, стрельчатое окно, колонну.
— Садитесь, — Денисов положил трубку, показал на стул. — Мне сказали, что вы в Москве. Вам передали, что я хотел вас видеть?
— Просто работу вашу знаю, — Старков держался заносчиво. — Все равно будете вызывать… — он вынул пачку «Столичных», подвинул ногой стул. Сел.
— Я виню машиниста с помощником: опасное место, кругом люди! Почему не убедиться в безопасности движения?
— Когда вы узнали о несчастном случае?
— На третий день.
— Случайно?
— Позвонила ее сестра… Я ведь здесь в командировке. На курсах усовершенствования.
— Понятно, — Денисов кивнул. — Вы работник военизированной охраны?
— И это известно!
— На курсах сказали, что вы уехали.
— Пока нет… — он поискал пепельницу, Денисов помог — поставил на край стола. — Положение Леониды крайне тяжелое. Врачи предупредили: счет пошел на часы… — выражение лица его не изменилось. — Уедешь — и снова приезжать! Решать с ребенком. Похороны…
— Курсы усовершенствования… — спросил Денисов. — Они, видимо, по грузовой работе?
Он представлял, чем занимаются стрелки ВОХР.
— В основном, конечно. Вопросы сохранности перевозимых грузов, — Старков охотно сменил тему. — Охрана контейнеров, рефрижераторов… Пломбы, закрутки. И свои темы, конечно.
— Оружие?
— Это уже повседневность. Материальная часть, правила применения.
— Стрельба из пистолета…
— И карабин. Мы больше недели здесь.
— Выходит, несчастный случай произошел при вас?
— Выходит. Только в тот день меня в Москве не было, — Старков вздохнул, задержал взгляд на игрушечном скоморохе, лежавшем у Денисова на сейфе.
— Уезжали домой?
— Летал в Калининград, матери было плохо.
— Вы живете вдвоем с матерью?
— Теперь да.
— А соседи?
— Соседей нет. Это на старой квартире, где мы жили с Леонидой. Там были, — красивое лицо его сразу напряглось.
«Парень ей попался отличный, — вспомнил Денисов характеристику, данную Щасной. — За ней всегда бегали самые симпатичные ребята».
— Почему вы разошлись? — спросил Денисов. — Могли бы вы мне сказать?
— Не знаю… — он улыбнулся. — Воскресенье как раз было. Двадцать четвертого августа. Как сейчас помню. Проснулся поздно: ночью дежурил. Лежу. Окно открыто. Хорошо… Котенок шторой шуршит. Леня говорит: «Завтрак в кухне, Олег». Она всегда меня полным именем. «В шкафу деньги, квитанции от прачечной. Я уезжаю». — «Куда?» — «В Москву», — Старков помрачнел. — А до этого и разговора не было о поездке. Вижу: девочка одета. Не шутит… — конец истории Старков скомкал: — Так и разошлись.
— Уехала?
— Сразу нет, конечно. Отложила на неделю — я настоял. А большего не добился. Даже ночевала у соседей.
— Но что за причина?
Старков поднял глаза к арочному своду.
— И не ругались. Она вообще не ругается. Только молчит!
— А как было накануне того дня?
— Я же говорю: ночью работал, с вечера ходили в ресторан, — Старков смял сигарету, положил в середину пепельницы. — Проводили в гостиницу ее подругу.
— Щасную?
— Знаете ее? — Старков смутился. — Да, Свету. Перед рестораном втроем были в кино. Нормальный фильм: «Синьор Робинзон». Женщина, секс. Ничего серьезного.
— Может, было письмо? Телеграмма?
— Не знаю, — в голосе Старкова не было уверенности. — Никогда не интересовался, кто ей писал и о чем. Жили дружно, — он вздохнул.
— Виделись потом? — спросил Денисов.
— Не раз. Брак не расторгнут. Никто не подает на развод. Ни она, ни я, — он снова взглянул на лежавшего на сейфе скомороха.
— Эта кукла не Белогорловой? — вскользь поинтересовался Денисов.
— Не видел. При мне не было.
— Еще вопрос: вы водите машину?
— Права имею, — упоминание о машине словно было ему неприятно.
— Говорили, что вы — профессионал.
— Был. Только очень давно… — Старков больше не смотрел на Денисова, заметно тяготился беседой. — Мы ведь с Леонидой познакомились на соревнованиях… Хорошее время было! — он невольно улыбнулся.
— Где вы остановились в Москве?
— У знакомых.
— Запишите, пожалуйста, — адрес, — Денисов подал лист чистой бумаги.
— Пожалуйста.
Старков взял со стола шариковую ручку, написал несколько слов. Денисов проследил, как на бумаге возникали угловатые, с малым числом скорописных упрощений знаки.
«Непохожи», — подумал он.
Старков положил ручку на стол, посмотрел на Денисова: он словно почувствовал, что инспектору для исследования необходимы экспериментальные образцы его почерка.
— Если понадоблюсь, здесь вам скажут, где меня можно найти.
Денисов проводил его взглядом: безукоризненно прямая спина, решительная походка, внутреннее дрожание и неразбериха.
«Письма, несомненно, писал не Старков…»
После его ухода Денисов позвонил в Расторгуево:
— Что нового?
Начальник линпункта был на месте, он докладывал обстоятельно, долго, некоторые слова повторял дважды, чтобы не было пауз в предложениях:
— Со всеми разговаривал… Со всеми. В резиновых сапогах никого не видели. Еще участковый остался. Участковый инспектор Видновского ОВД. Он сейчас в санатории…
Младший лейтенант докладывал долго, пока в углу, где находился телефон прямой связи с дежуркой, не раздался требовательный резкий зуммер.
— Все! Извини… — крикнул ему Денисов и тут же схватил трубку прямого провода: — Слушаю!
— Денисов? — привычно удостоверился помощник дежурного, потом сказал кому-то третьему: — Соединяю. Говорите.
Третьим могла быть женщина-инструктор клуба служебного собаководства у Денисова екнуло сердце.
— Алло!
Звонил младший инспектор:
— Я был у свидетеля, который не являлся по повестке, — сказал Ниязов. — Взял объяснение.
— У Дернова? — спросил Денисов. — Что он?
— Говорит, что ему ничего не известно.
— Как ничего?
— «Не видел», «не знаю».
— Многого он действительно не мог видеть: пришел на место происшествия почти одновременно со мной.
— Дернов сказал, что он вообще там не был.
— Любопытно! — Денисов заинтересовался. — Какой он из себя? Высокий? Лицо словно чуть продавленное у переносья…
— Высокий, — подумав, сказал Ниязов.
— Очень странно. А какое у тебя впечатление?
Ниязов снова подумал:
— Мне показалось, что он говорит правду.
— Тогда выходит, я ошибаюсь? Хорошо! — он принял решение: — Вызови его ко мне повесткой.
Младший инспектор вздохнул.
— А что близнецы?
— Как сквозь землю провалились… — Ниязов считался из невезучих, Денисов это знал. — Каждый день дежурю на платформе с двадцати до двадцати двух. И безрезультатно!
— Они очень нужны, Миша, — напомнил Денисов.
— Я все делаю.
— Я знаю. Есть и еще поручение: двадцатиподъездный дом… — Денисов достал письмо-эссе, которое он привез из библиотеки. — Запиши, — он продиктовал: — Недалеко от железнодорожной платформы и автобусной остановки. По другую сторону пустырь…
Ему пришла в голову смелая мысль: подвергнуть эссе не только смысловому исследованию, но и топографическому.
— Все понял?
Вслед за Ниязовым позвонила Лина; все последние дни они встречались и разговаривали урывками.
— Я нашла, откуда были те строчки из стихотворения, — сказала жена.
— Не понял!
— Я была в библиотеке, — терпеливо объяснила она. — И нашла то стихотворение Андрея Вознесенского. Тебе это по-прежнему важно?
— Очень, — он достал блокнот. — Спасибо. Записываю.
— У вас в записке две строчки: «…прошлой любви не гоните, вы с ней поступите гуманно…» А вот весь текст: «Вы прошлой любви не гоните, вы с ней поступите гуманно, — как лошадь ее пристрелите. Не выжить. Не надо обмана…» Жестоко, правда? — спросила Лина.
Снова звонок:
— Товарищ инспектор!.. — в первую секунду незнакомый взыскательный тон его насторожил. — Звонят из клуба служебного собаководства. Разыскали вашего PP. Слышите? Прекрасный экземпляр… — голос в трубке потеплел: женщина-инструктор искренне радовалась за Денисова. — Чудесная родословная: Дельфи Ф. Ойленхорст, Флинт… Сплошная элита!
Денисов сидел, держа трубку перед собой. Было хорошо слышно. Инструктор торжествовала:
— Курс общей дрессировки второй степени! Караульно-защитная служба первой. Третье место в Люблинском филиале прошлой весной. Все утро убила, но не жалею!
«Как получается? — думал Денисов. — Чистая гипотеза… Вывод, сделанный из двух посылок: местоположение владельца с собакой и женщины, садившейся в такси…» Он все еще не верил в удачу.