— Не знаю. Но я предполагаю, кто может знать. Я почти уверен в этом.
— И кто же это?
— Автарх Линганы.
— Линганы? — удивился Байрон. Он когда-то слышал это название, но не помнил, в связи с чем. — Почему именно он?
— Лингана была последним Королевством, капитулировавшим перед Тиранией. Она, можно сказать, не так порабощена, как другие. Разве в этом нет скрытого смысла?
— Возможно, ты и прав, но…
— Если тебе нужен другой довод, то этим доводом станет твой отец.
— Мой отец? — На мгновение Фаррилл забыл, что его отец мертв. Он как бы увидел его своими глазами, большого и сильного, но тут же опомнился, и внутри его разлился неприятный холодок. — Какое отношение имеет к этому мой отец?
— Шесть месяцев назад он гостил при дворе. Я сделал некоторые выводы по поводу его намерений. Кроме того, я подслушал некоторые его разговоры с моим кузеном Хенриком.
— Ох, дядя, — укоризненно вздохнула Артемида. — Ты не Имел права подслушивать частные разговоры отца.
— Конечно, нет, но это было восхитительно и, как выяснилось, полезно.
Байрон прервал их:
— Погоди. Ты говоришь, мой отец был на Родии шесть месяцев назад?
— Да.
— Расскажи мне о нём. Интересовался ли он коллекцией примитивизма Хенрика? Когда-то ты рассказывал, что у Правителя есть большая коллекция материалов о Земле.
— Конечно. Коллекция очень знаменита, и её посещают многие. В их числе был и твой отец. Да, я помню это очень хорошо. Он провёл там почти целый день.
Именно полгода назад отец в первый раз попросил сына о помощи.
— Думаю, сам ты хорошо знаком с коллекцией, — сказал Байрон.
— Разумеется.
— Есть ли там что-то, позволяющее предположить, что на Земле существует документ большой военной ценности?
На лице Джилберта отразилось непонимание. Байрон продолжил:
— Где-то в последних столетиях доисторической Земли должен был существовать такой документ. Могу сказать только, что мой отец считал его самой большой ценностью в Галактике — и самой смертоносной. Я должен был раздобыть его, но мне пришлось слишком неожиданно покинуть Землю, да и в любом случае, — его голос сорвался, — отец слишком быстро умер.
— Не знаю, о чём ты говоришь, — взгляд Джилберта был всё ещё отсутствующим.
— Ты не понимаешь. Первый раз отец упомянул о документе шесть месяцев назад. Он должен был узнать о нём именно здесь, на Родии. И ты ничего не можешь мне об этом рассказать?
Но Джилберт только отрицательно покачал головой.
— Хорошо, продолжай свой рассказ, — бросил Байрон.
— Они говорили об Автархе Линганы, твой отец и мой кузен. Из их слов мне стало ясно, что Автарх возглавлял заговор. А потом сюда прибыла миссия с Линганы во главе с самим Автархом. Я рассказал ему о мятежном мире.
— Ты только что утверждал, что никому об этом не рассказывал!
— Кроме Автарха. Я ДОЛЖЕН БЫЛ знать правду.
— Что же он тебе ответил?
— Практически ничего. Но для него это явно была не новость. Возможно, он не доверял мне. Ведь я мог работать на Тиранию. Откуда ему было это знать? Но всё же он не захлопнул передо мною дверь. Это наш единственный шанс.
— Да? — переспросил Байрон. — Тогда летим на Лингану. Одно место, я думаю, стоит другого.
Мысли об отце вывели его из равновесия, и по сравнению с этим всё остальное не имело значения. Пусть будет Лингана.
Пусть будет Лингана! Легко сказать. Но как добраться на этом суденышке до планеты, удаленной на тридцать пять световых лет отсюда? Двести триллионов миль. Двойка с четырнадцатью нулями после неё. Если лететь со скоростью десять тысяч миль в час (максимальная скорость «Беспощадности»), то понадобится более двух миллионов лет, чтобы добраться туда.
Байрон с отчаянием листал «Справочник космического навигатора» в надежде найти хоть какую-нибудь подсказку. Там в подробностях были описаны десятки тысяч звёзд, и каждая изображалась в трёх проекциях. Справочник состоял из сотен страниц этих проекций, обозначенных греческими буквами Р (ро), Q (тета), Ф (фи).
Р — расстояние от центра Галактики в парсеках; Q — угол по отношению к Галактической оси (линии, соединяющей центр Галактики и солнце планеты Земля); Ф — угол по отношению к линии, перпендикулярной Галактической оси. Два последних значения выражались в радианах. Совместив три схемы, можно было получить представление о положении планеты в космосе.
Всё это были величины заданные. Зная положение планеты и скорость её вращения, рассчитывались скорость и направление. Это были незначительные, но необходимые расчёты. Миллионы миль — по космическим меркам расстояния ничтожные, но для космического корабля это долгий путь.
Имело значение также положение корабля. Байрон отметил для себя две известных звезды и вычислил по расстоянию между ними и солнцем Родии их настоящие координаты.
Расчёты были сделаны наспех, но оказались достаточно точными, — в этом он был уверен. Байрон рассчитал также, что через шесть часов полёта им придётся совершить Прыжок. После этого он закончил последние приготовления к полёту.
Два других его спутника в это время спали. Он сказал себе, что это хорошо и что ему не хотелось бы, чтобы кто-нибудь крутился под ногами. Тут он услышал слабый звук чьих-то шагов. На пороге стояла Артемида.
— Привет, — кивнул он. — Почему ты не спишь?
— Можно мне войти? — шёпотом спросила она. — Я не помешаю тебе?
— Зависит от того, что тебе нужно.
— Я постараюсь всё делать правильно.
Что-то она уж слишком покладиста, подумал он.
— Я ужасно боюсь, — сказала вдруг она. — А ты?
Он хотел сказать «нет», но внезапно ему перехотелось притворяться. Он смущенно улыбнулся и ответил:
— Тоже.
Казалось, это успокоило её. Она уселась на пол, вытянув ноги, и принялась рассматривать груду справочников на столе.
— Ты нашёл все эти книги здесь?
— Да, конечно. Без них невозможно управлять космическим кораблем.
— И ты всё в них понимаешь?
— Не всё. Хотя надеюсь, что понимаю достаточно. Для того чтобы попасть на Лингану, нам предстоит сделать Прыжок.
— Это сложно?
— Нет, если понимать в схемах и уметь читать карту. Но для этого нужен опыт, а его-то у меня и нет. Кстати, мы могли бы совершить несколько Прыжков, но я надеюсь обойтись одним.
Он не хотел говорить ей всего: не хотел её пугать. В то же время ему было необходимо поделиться своими опасениями с кем-нибудь.
— Есть несколько моментов, которых я не знаю, хотя их нужно знать. Я не уверен в точности моих расчётов.
— И что может произойти, если ты ошибся?
— Мы можем слишком приблизиться к солнцу Линганы.
Она задумалась и потом сказала:
— Ты не представляешь себе, насколько я чувствую себя лучше.
— После того, что я рассказал тебе?
— Конечно. Только что я чувствовала полную нашу беспомощность. Теперь же я знаю, что мы попадём туда, куда стремимся, и что всё в наших руках.
Байрон был польщен. Как она изменилась!
— Я не уверен, что всё в наших руках.
Она жестом остановила его.
— Да. Я ЗНАЮ, ты сумеешь управиться с кораблем.
И Байрон почувствовал, что он тоже верит в это.
Она повернулась к нему лицом. Он заметил, что она смыла макияж, и удивился, как ей это удалось. Вероятно, с помощью носового платка и мизерного количества питьевой воды. Её белоснежный воротничок прекрасно оттенял смоль её волос и глаз. Глаза… Какие они теплые…
Молчание затягивалось. Он торопливо спросил:
— А ты, я думаю, не слишком много путешествовала? Кажется, ты говорила, что летала на пассажирском космическом лайнере?
— Только раз. Но и этого было много. Если бы я не летала на нём, то никогда не встретилась бы с этим противным тиранийским донжуаном… Я не хочу говорить о нём!
Она замолчала. Её взгляд скользил по полу. Потом она вдруг окликнула его:
— Байрон! Как ты думаешь, история дяди Джила — правда?
— Ты полагаешь, что всё может оказаться лишь игрой его воображения? Ведь он мог сам придумать всё это, а по прошествии лет поверить в реальность вымысла. Но всё-таки не стоит спешить с выводами. В любом случае, мы летим на Лингану.
Они были очень близко друг от друга. Он мог коснуться её рукой, обнять, поцеловать…
Что он и сделал.
Казалось, ситуация не располагала к этому. Только что они говорили о Прыжке и Джилберте, а теперь она, тихая и податливая, лежала в его объятиях.
Первым его порывом было извиниться, но она не делала никаких попыток высвободиться, только положила голову ему на плечо. Глаза её были закрыты.
Поэтому он не сказал ничего и вновь поцеловал её, медленно и торжественно. Это было лучшее, что он мог сделать в данный момент, и он понимал это.
Наконец она мечтательно спросила:
— Ты голоден? Я принесу тебе немного концентратов, только разогрею их слегка. Тебе должно понравиться. И мне бы не мешало привести себя в порядок.
Она направилась к двери, но вдруг остановилась. В её голосе прозвучала легкая насмешка:
— После поцелуев пищевые концентраты должны показаться просто божественными!
Когда в каюту зашёл Джилберт (это случилось часом позже), он не выразил никакого удивления по поводу мирно беседующих Арты и Байрона. Не прокомментировал он и тот факт, что рука юноши покоилась на талии его племянницы.
Он спросил:
— Когда мы совершим Прыжок, Байрон?
— Через полчаса.
Прошли полчаса; приборы были включены; разговоры стихли.
Во время «Зеро» Байрон набрал в лёгкие побольше воздуха и перевёл рычаг из крайнего правого положения в крайнее левое.
Корабль тряхнуло, и Байрон на мгновение потерял сознание.
Когда через минуту он пришёл в себя, звёзды в смотровом окне преобразились. Байрон выровнял судно. Одна из звёзд яркой белой точкой сияла перед ними. Байрон направил на неё телескоп. Сверившись со справочником, он сделал вывод:
«Слишком далеко. Но всё же это она, Лингана».
Это был первый совершенный им Прыжок, и он прошёл успешно.