— Расскажите подробности, Балкис.
— Подробностей почти нет. После двух месяцев терпеливого ожидания этот Шварц покидает ферму, за ним следят, но он уходит от слежки.
— Как уходит?
— Точно мы не знаем, но факты следующие. Наш агент, Наттер, прошлой ночью пропустил три сеанса связи. По шоссе, по направлению к Чике, был послан его напарник, который и нашёл его у обочины шоссе мертвого.
Премьер-министр побледнел.
— Его убил чужак?
— Вероятно, хотя мы не можем утверждать наверняка. Не было обнаружено никаких признаков насилия, кроме выражения боли на его лице. Конечно, будет произведено вскрытие. Он мог умереть и от инфаркта в самый неподходящий момент.
— Это было бы невероятным совпадением.
— Я тоже так думаю, — холодно ответил секретарь. — Однако, если его убил Шварц, то события становятся ещё более загадочными. Видите ли, из того, о чём мы говорили раньше, вполне определённо следует, что Шварц должен был отправиться в Чику, чтобы встретиться с Шектом, да и Наттер был найден на дороге между фермой Марена и Чикой. Поэтому три часа назад мы объявили в городе розыск, и человек был схвачен.
— Шварц? — недоверчиво спросил премьер-министр.
— Именно он.
— Почему вы этого не сказали сразу?
Балкис пожал плечами.
— Ваша светлость, у нас есть более важные дела. Я сказал, что Шварц в наших руках. Но он был схвачен легко и быстро, и мне трудно соотнести это со смертью Наттера. Как может быть он одновременно столь умным, чтобы обнаружить и убить Наттера, одного из наших людей, и столь глупым, чтобы открыто искать работу?
— Он искал работу?
— Да… Это даёт возможность выдвинуть две версии. Или он уже передал имеющиеся у него сведения Шекту или Авардану, или же он позволил себя схватить с целью отвлечь внимание; не исключено, что действуют и другие агенты, которых мы не обнаружили и которых он прикрывает. В любом случае мы не должны быть чересчур спокойными.
— Не знаю, — беспомощно сказал премьер-министр, красивое лицо которого выражало беспокойство. — Всё это слишком сложно для меня.
Балкис усмехнулся с почти нескрываемым презрением и объявил:
— Через четыре часа у вас назначена встреча с профессором Белом Аварданом.
— У меня? Зачем? Что мне ему говорить? Я не хочу его видеть.
— Успокойтесь. Вы должны видеть его, ваше сиятельство. Это кажется мне необходимым, потому что близится время начала этой фиктивной экспедиции, и он должен сыграть свою роль, спрашивая вашего разрешения на исследование запретных зон. Об этом предупредил нас Энус, а уж он должен знать подробности этой комедии. Вы должны воздать ему тем же и сделать вид, что принимаете всё всерьез.
— Хорошо, я попробую, — кивнул премьер-министр.
Бел Авардан прибыл вовремя и имел возможность оглядеться вокруг. Для человека, хорошо знакомого с лучшими произведениями архитектуры Галактики, здание Собрания Старейших выглядело не более чем примитивная коробочка из гранита и стали, выполненная в архаическом стиле. Для того, кто был к тому же археологом, оно своим мрачным, почти диким аскетизмом могло олицетворять жилище, соответствующее мрачному, почти дикому образу жизни. Эта примитивность у него ассоциировалась с далеким прошлым.
Мысленно Авардан вновь вернулся назад. Его двухмесячное путешествие по западному континенту оказалось не совсем приятным. Всё испортил тот первый день. Воспоминание о событиях того дня мгновенно его разозлило. Эта девушка была груба, неблагодарна, настоящая землянка. Почему он должен чувствовать себя виноватым? И всё же…
Учитывал ли он, каким потрясением для неё было узнать, что он чужак? Он вспомнил и оскорбившего её офицера, которому он отплатил сломанной рукой за высокомерие и жестокость. Да и мог ли он знать, сколько ей уже довелось претерпеть от чужаков. Неужели он оказался для неё одним из них?
Если бы он был более терпеливым… Он даже не помнил точно её имени. Пола, а дальше? Странно. Обычно он не жаловался на память. Была ли это подсознательная попытка всё забыть?
Что же, это совсем неглупо. Забыть! Собственно говоря, о чём ему помнить? Землянка. Обыкновенная землянка.
К радости Авардана, появился премьер-министр. Это означало конец воспоминаниям о том дне в Чике. Однако он чувствовал, что они ещё вернутся. И эти мысли возвращались к нему всё время.
Что касается премьер-министра, то он был облачен в новую блестящую мантию. Его лицо было спокойно и невозмутимо.
Разговор между ними прошёл по-дружески. Авардану пришлось передать добрые пожелания людям Земли от некоторых высокопоставленных политиков Империи. Затем речь зашла о важности археологии для граждан Империи, о вкладе, который она вносит в великое положение, о том, что люди всех планет — братья. Премьер-министр заметил, что земляне с этим согласны и надеются, что вскоре наступит время, когда остальная часть Галактики перейдёт в этом отношении от теории к практике.
— Именно с этой целью, — слегка усмехнувшись, сказал Авардан, — я пришёл к вам, ваше превосходительство. Различия между Землей и некоторыми находящимися по соседству провинциями Империи, возможно, в большей степени обусловлены несходством образа мыслей проживающих людей. И всё же множество разногласий можно было бы устранить, доказав, что земляне не отличаются в расовом отношении от других граждан Галактики.
— И как вы намереваетесь это сделать?
— Трудно объяснить это словами. Возможно, вам известны два основных направления в археологии, называемых теорией Мергера и теорией расселения.
— Я знаком с ними в общих чертах.
— Великолепно. Так вот, теория Мергера утверждает, что различные части человечества, развивающиеся независимо друг от друга, на определённом этапе смешались в результате межвидовых браков. Подобная концепция основывается на сегодняшней схожести людей.
— Да, — сухо ответил премьер-министр, — и кроме того, из этой концепции следует, что существует несколько сотен или тысяч самостоятельно развившихся существ человеческого типа, обладающих столь близким химическим и биологическим родством, что возможны взаимные браки между ними.
— Действительно, — с удивлением проговорил Авардан. — Вы коснулись самого слабого её места. И всё же большинство археологов не обращают на это внимания, упорно придерживаясь теории, что в изолированных частях Галактики могут существовать подвиды человечества, не смешавшиеся с остальными и сохранившие свои отличия.
— Вы имеете в виду Землю, — заметил премьер-министр.
— Земля берётся как пример. С другой стороны, теория расселения…
— Считает всех нас потомками одной планетарной группы людей.
— Именно.
— Мой народ, — сказал премьер-министр, — основываясь на доказательствах из нашей истории и определённых источниках, которые священны и потому не могут быть показаны чужаку, верит, что Земля является первоначальной родиной человечества.
— В это же верю и я и прошу вас помочь мне доказать это всей Галактике.
— И на чем основан ваш оптимизм?
— На моём убеждении, что многие примитивные артефакты и архитектурные памятники могут быть расположены в тех зонах вашей планеты, которые, к несчастью, радиоактивны. Их возраст может быть точно определён.
Однако премьер-министр, не дослушав, отрицательно покачал головой.
— Об этом не может быть и речи.
— Почему? — удивился Авардан.
— Прежде всего, — произнес премьер-министр, — чего вы надеетесь добиться? Если вы докажете свою правоту, даже если на всех планетах согласятся с вами, что изменит тот факт, что миллион лет назад все мы были землянами? В конце концов, миллион лет назад все мы были обезьянами, и всё же никто не называет их своими родственниками.
— Вы приводите доказательства в пользу своих противников, — неохотно произнес Авардан, закусив нижнюю губу.
— Потому что я спрашиваю себя, что скажут по этому поводу мои противники. Таким образом, вы не достигнете ничего, за исключением, быть может, дальнейшего обострения ненависти к нам.
— Но существуют ещё интересы чистой науки, расширения наших знаний…
Премьер-министр кивнул.
— Я искренне огорчен, что мне приходится этому препятствовать. Я бы с радостью помог вам, но земляне — упрямый и гордый народ, которому столетиями приходилось проявлять смирение из-за… отношения к ним в определённых частях Галактики, достойного сожаления. У них есть определённые табу, определённые обычаи, которые даже я не посмею нарушить.
— И радиоактивные зоны…
— Да, они являются одним из наиболее серьёзных запретов. Даже если бы я дал вам своё разрешение, а я сделал бы это с величайшим удовольствием, это вызвало бы лишь беспорядки, которые не только подвергнут опасности вас и членов вашей экспедиции, но и спровоцируют враждебные действия против Земли со стороны Империи. Допустив это, я потеряю доверие моего народа.
— Но я собираюсь принять все возможные предосторожности. Если вы хотите, можете послать со мной наблюдателей… Или же я могу дать обещание не публиковать никаких полученных результатов без предварительной консультации с вами.
— Вы искушаете меня. Ваш замысел очень интересен. Но вы переоцениваете мои возможности, даже если мы оставим в стороне вопрос о чувствах моего народа. Я не обладаю абсолютной властью. Собственно говоря, моя власть весьма ограничена, и все вопросы должны передаваться на рассмотрение Совета Старейших, прежде чем по ним будет принято окончательное решение.
Авардан покачал головой.
— Очень жаль. Наместник предупреждал меня о трудностях, но я всё же надеялся… Когда вы проконсультируетесь со своим Советом?
— Президиум Совета соберётся через три дня. Не в моих силах изменить повестку дня, так что, возможно, пройдёт несколько дней, прежде чем будет обсужден ваш вопрос. Скажем, неделя.
Авардан рассеянно кивнул.
— Хорошо. Между прочим, ваше превосходительство…
— Да?
— Я хотел бы встретиться с одним учёным, живущим на вашей планете. Доктор Шект из Чики. Поскольку я уверен, что он человек занятой, не могу ли я попросить у вас сопроводительное письмо?