кроватью. Это чувство ужаса, овладевшее им, как только он понял, что железная хватка госбезопасности сомкнулась на его горле, было в той или иной мере знакомо каждому из нас. Несколько дней спустя его всё-таки задержали за нарушение особого режима пребывания в Советском Союзе и отправили под конвоем в Москву. Мы точно не знаем, выдали ли его вьетнамской госбезопасности напрямую или просто бросили на произвол судьбы. Факт тот, что уже через месяц он вылетал под конвоем вьетнамских спецслужб на родину для исправительных работ. Правда, не долетел — его труп вынули из петли в одной из кабинок Шереметьевского аэропорта. Бак рассказывал потом, что Тай дал зарок — живым во Вьетнам не возвращаться. Он слишком хорошо представлял себе, что его там ждало.
Другой студент, Зья, столь сурово обвинявший нас в симпатиях к Хрущёву на достопамятном собрании, вскоре после этого был заподозрен в таких же симпатиях, обвинён и отозван. Дело в том, что он начал встречаться с русской девушкой, и это не понравилось остальным его единомышленникам. Соответствующий донос в скором времени лёг на стол следователей из отдела, занимавшегося выявлением пораженческих настроений и ревизионизма в среде студенчества обучавшегося за рубежом. В отличие от Тая его удалось доставить во Вьетнам целым и невредимым. Уж не знаю, надеялся ли он оправдаться, но факт тот, что он не выдержал и года лагерей. Тёмной тропической ночью, будучи брошенным в карцер, он вынул палочки из ежедневной чашки с рисом, оставленной охраной на полу, вставил их себе в ноздри и со всего размаху опустил голову на поверхность стола, так что палочки впились ему прямо в мозг. В том лагере это оказалось единственным доступным ему способом для самоубийства.
Однажды мне позвонил капитан Славкин из Москвы. Требовалась моя помощь на переговорах деликатного свойства на высшем уроне. Конечно, я знал, что США развязали новую войну во Вьетнаме и догадался, что переговоры должны быть как-то связаны с ней. Оформив несколько дней отпуска на фабрике, я вылетел в Москву. По дороге мне сообщили, что мы едем в Кремль, где я должен буду переводить совершенно секретные переговоры Брежнева с генералом Зиапом. Я пообещал, что предоставлю самый точный перевод.
Славкин встретил меня в аэропорту, сел со мной на заднее сиденье чёрной «чайки» и, пока мы мчались по Ленинскому проспекту, а потом по улице Горького, вкратце проинформировал меня о сложившейся на тот момент политической ситуации. Советско-вьетнамские отношения нормализовались, когда к власти пришли Брежнев с Сусловым, и Кремль вернулся к активной поддержке марксистко-ленинских партий и движений в третьем мире. Выяснилось, что Ле Зуан на деле был таким же промосковским человеком, как и другие партийные чиновники. Борьба с «ревизионизмом», предопределившая мою судьбу, была лишь инструментом в его противостоянии с военно-политической линией Зиапа.
На страницах теоретических изданий ДРВ развернулась дискуссия между сторонниками полномасштабной фронтовой кампании против США и партизанской герильи. Мой бывший комдив Ши Тань вместе с Ле Зуаном был сторонником фронтовой войны. Зиап выступал за герилью. Мой бывший комдив называл Зиапа в печати «достоянием истории», полководцем с «устаревшими взглядами». Но у Зиапа были свои причины: он умел приводить инертные массы в движение, в лавинообразный ход всенародной, тотальной войны, сметающей всех и вся на своём пути. По его мнению, в смертельной схватке с Америкой фронтовой кампании обязательно должна была предшествовать партизанская герилья и городские восстания — в этом он следовал древним канонам искусства войны. В любом случае, обе фракции сходились на том, что полномасштабная война неизбежна и что первостепенной задачей является завладение стратегической инициативой. Вести переговоры о поддержке в Москве был заслуженно выбран Зиап.
Легендарный генерал в жизни оказался человеком довольно низкого роста, с большой головой и высоким лбом мыслителя. У него были замечательные глаза, умные, проницательные, порой ироничные. А когда он говорил, сложно было не испытывать благоговейный трепет. Это был настоящий учитель. В своё время агенты Сюртэ насмерть замучили его первую жену, которая была заодно его боевой подругой, и их маленькую дочь. Спустя годы Зиап нанёс сокрушительное военное поражение всей Франции, стоившее ей большинства колониальных владений Империи. Теперь этот генерал, командовавший одной из самых боеспособных армий мира, отважно выходил на поле битвы против ещё более опасного, звероподобного врага. Даже Брежнев удивился, когда узнал о намерении Зиапа атаковать армию США.
— Сколько у вас солдат? — спросил его генсек КПСС.
— Около трёхсот тысяч, — ответил Зиап.
— А сколько солдат у американцев?
— Свыше миллиона.
— Сколько у вас танков?
— В десятки раз меньше, чем у американцев.
— А сколько у вас боевых самолётов?
— В сотни раз меньше, чем у американцев.
— Сколько у вас единиц стрелкового оружия?
— В тысячи раз меньше, чем у американцев.
— И вы намереваетесь перейти в наступление? — кустистые брови Брежнева поползли вверх. — Вы отдаёте себе отчёт, что вам противостоит вооружённая до зубов армия самой могущественной и жестокой страны в мире со времён нацистской Германии?
Генерал Зиап твёрдо, не отрываясь, смотрел ему в глаза. Потом он тяжело вздохнул и, отвернувшись в сторону, промолвил:
— Вы рассуждаете по-советски.
— То есть?
— По послевоенному.
— Потрудитесь объяснить.
— Вы рассуждаете с позиций страны, за плечами которой десятки лет мирной жизни.
— А вы?
— А мы рассуждаем по-вьетнамски. И, приняв наше решение, мы поступим по-вьетнамски, — он сделал небольшую паузу, кашлянул и добавил уверенным тоном. — И мы победим!
Я тщательно переводил каждое его слово. Потом Зиапа в течение его визита ещё долго отговаривали, считая его затею абсурдной, но он настаивал на своём. Из Москвы он уехал с высоко поднятой головой. Перед отъездом, в зале ожидания, я успел вкратце рассказать ему о своём деле и спросил не сможет ли он посодействовать моему возвращению на Родину. Я рассказал ему, что воевал на Юге, что это я убил генерала Тхе и участвовал в освобождении дяди Шланга. Я сказал ему, что горю желанием воевать против США. Зиап лишь покачал головой:
— Если вы вернётесь сейчас, молодой человек, после всего, что было — я не дам за вашу жизнь и ломаного гроша.
Больше мы не разговаривали. Он был прав. Для него я был просто одним из людей Ши Таня, южного фрондиста. Пусть официальный курс изменился и обвинения в ревизионизме звучали всё реже, конкретные следователи в переименованных отделах оставались теми же, и заведённое на меня дело было подшито в архив, но не уничтожено, дожидаясь своего часа. Обвинение теперь могло звучать по другому, но наказание было бы тем же. Наказание за то, что хоть раз попал в жернова внутрипартийной чистки и формально заподозрен органами госбезопасности было и оставалось неотвратимым.
В середине января передовицы «Известий» и «Правды» запестрели заголовками о новогоднем наступлении армии Вьетконга на оккупировавшие Южный Вьетнам силы США. И один этот наглядный факт вносил полное смятение в ряды врага. Сбывались слова Зиапа о возможности победы над американцами за счёт абсолютного морального превосходства.
Как в своё время генерал де Латтр, воевавший против Зиапа, генерал Ши Тань, мой бывший комдив, всё искал возможности сойтись с американцами в открытом поле и одолеть его традиционным способом, как говорится, стенка на стенку. Однако, став главным стратегом Верховной ставки и добившись своего, первую фронтовую кампанию он им проиграл. Между неравными силами двух сторон завязались упорные кровопролитные бои. Обе стороны несли огромные потери, но коммунисты, не сдаваясь, продолжали свою борьбу. С трудом отбив новогоднюю атаку вьетнамцев, верховное командование вооружённых сил США срочно мобилизовало ещё свыше двухсот тысяч солдат. Когда это массовое пополнение прибыло, Ши Тань и Зиап перенесли свои споры со страниц газет и журналов в радиоэфир. Неизвестно, как дальше складывалась бы военная стратегия вьетнамской армии, если бы в один из этих дней мой бывший комдив не скончался внезапно «от сердечного приступа», по официальной версии.
Когда я впервые услышал эту новость, у меня начало темнеть в глазах. Я спешно вышел на улицу, чтобы освежиться, и на берегу большого алма-атинского арыка меня вырвало. Последняя теплившаяся во мне надежда о возвращении на Родину угасла вместе с товарищем Ши Танем, моим мудрым, дальновидным наставником. Я хорошо помнил этого жизнерадостного, пышущего здоровьем, крепкого человека. Разумеется, объявленная причина смерти была ложной, ему было едва за пятьдесят. Просто внутрипартийная чистка перешла на новый уровень. Так рухнула моя последняя, едва теплившаяся надежда — путь назад был заказан.
Когда «северянам» удалось временно одержать верх над «южанами», в войне наметился стратегический перелом. Генерал Зиап перешёл к старой доброй партизанской тактике затяжной войны и позиционным обстрелам американцев из «ГРАДов». Услышав о том, что боевые действия возглавил Зиап, американцы запаниковали. Они ответили тяжёлыми ракетно-бомбовыми ударами по тыловым центрам снабжения и мирным населённым пунктам. В целях деморализации и запугивания противника командование Вооружённых сил США негласно распорядилось начать массовый планомерный геноцид мирного населения, расчистку территорий, заселённых неблагонадёжной, инакомыслящей популяцией. Это была тактика выжженной земли уже опробованная элитными подразделениями СС на славянских территориях во время Второй мировой. Заполыхали мирные деревни, где в сараях живьём сжигали местных женщин стариков и детей.
Сердце моё обливалось кровью по моей многострадальной Родине. На самом деле все эти злодеяния были спланированы в рамках программы «Феникс», разработанной в Лэнгли в целях устрашения и морального подавления Вьетконга с одновременным достижением психологического преимущества и перехвата стратегической инициативы на театре военных действий. Авторы были большей частью уравновешенными, образованными, семейными специалистами низшего звена управления, и идеи эти рождались во время «мозговых штурмов» в отделах, когда, разбившись на группы, за кружкой кофе с упаковкой сладких пончиков они выискивали творческие, нестандартные решения для проблем американской армии, бессильной сломить Сопротивление. Тексты инструкций для новобранцев по физическому уничтожению «недееспособных», «второстепенных» или «побочных сторонников Вьетконга», иными словами стариков, женщин и детей, писали агенты из отдела пропаганды после дотошных консультаций с экспертами в белых халатах из медицинских и психиатрических отделов. Скомпонованный таким образом документ поднимался наверх по иерархии туда, откуда было спущено задание. Вышестоящее начальство, состоявшее из кадровых офицеров, преданных делу чести и отстаивания жизненных интересов своей державы во всём мире, посовещавшись, утверждало проект и передавало его в Объединённый комитет начальников штабов с резолюцией, носящей рекомендательный на словах