.
Начиная с 1344 г. есть регулярные сведения о латинских епископах в Трапезунде, которые были резидентами, а не архиереями «in partibus infidelium». Учреждение епископии — свидетельство важности кафедры и значительности числа католиков. Этот акт для Трапезунда объясняется наличием в империи итальянских торговых станций и деятельностью миссионерских конгрегаций, имевших здесь свои центры. Однако 1345 г. как время основания епископии[776] вряд ли подходящая дата: это период гражданской войны, общего упадка итальянской торговли. К тому же с середины 1345 по 1359 г. латинский епископ не присутствовал в Трапезунде. Напротив, период наибольшей торговой активности, параллельно с которой развивались и институты католической церкви, — 20–30-е годы XIV в. В 1333 г. была учреждена митрополия Воспоро (Керчь), что предопределило создание новой черноморской церковной провинции, в числе диоцезов которой был Трапезунд, вероятно, с этого времени ставший резиденцией католического епископа[777]. А епископ Антоний, переведенный 15 июля 1345 г. из Трапезунда в Галтеллину (Сардиния)[778], — первый известный нам латинский архиерей, но не первый латинский епископ в Трапезунде вообще. Его преемником стал ученый монах-кармелит Матфей из Кёльна. Получив назначение между июлем и сентябрем 1345 г., Матфей не смог отправиться в Трапезунд, и в период с 1345 по 1359 г. был лишь титулярным главой католической церкви в Трапезунде[779]. Испрашивая у папы дополнительные средства для поддержания «достоинства епископского сана», ввиду бедности, он добился от Климента VI во временное владение каноникат и пребенду в диоцезе Камбрэ, пока не получит в управление свою трапезундскую епископию, «находящуюся в странах Греции»[780]. Однако такая возможность Матфею не представилась, и он умер в Брюсселе в 1359 г.[781] Основным препятствием для отправки латинского епископа на Понт были отсутствие регулярной навигации венецианских и генуэзских галей в Трапезунд в этот период и общий упадок там латинских факторий. И следующий трапезундский латинский епископ, минорит Косьма, также не выполнял своих функций в Трапезунде, а был связан с церковной деятельностью в Северной Татарии (т. е. Золотой Орде)[782], в связи с чем в 1362 г. был назначен архиепископом в столицу Орды Сарай на Волге[783]. Однако положение, когда глава латинской епископии не присутствовал в своем диоцезе, не могло сохраняться дольше 60-х годов XIV в.: были заключены новые договоры трапезундского правительства с Венецией и Генуей и создались благоприятные условия для оживления торговли и экономической деятельности «латинян» на Понте. Примечательно, что затем, даже в период экономического кризиса в конце XIV в., латинские епископы, получавшие назначения в Трапезунд, обязывались находиться там[784].
Интересные сообщения о латинской епископии в Трапезунде содержатся среди документов ватиканского Archivio Segreto. Речь идет об учете сумм, которые выплачивали при своем назначении латинские епископы и прелаты, получавшие доход более 100 золотых флоринов в год. Этот налог «pro communibus servitiis» шел на нужды так называемой папской «Апостольской палаты» и коллегии кардиналов и исчислялся в размере трети годовых доходов. Минимальная сумма взноса (если от него не освобождали «по бедности») составляла 33 и Уз флорина[785]. Латинский епископ в Трапезунде уплатил в 1391 г. 66 ⅔ флорина[786]. Такая же сумма была внесена и в 1406 г. Казалось бы, это немного, учитывая, что максимальные взносы (например, архиепископов Руана, Тулузы, Кельна) равнялись 10–12 тыс. флоринов[787]. И все же более адекватно сравнение с латинскими епископами Черноморья, жившими на территориях с преимущественно некатолическим населением. Епископ крупнейшей латинской колонии— Каффы в 1387–1441 гг. платил лишь 60 флоринов[788]. Епископ Чембало в 1365–1386 гг. вовсе не облагался налогом «за бедностью», а в 1448 г. внес минимальную сумму[789]. Такое же положение было у епископа Солдайи (Сурожа) в 1393 и 1432 гг.[790] И лишь — сам латинский патриарх Константинополя платил, вступая в должность, высокий налог — 1150 флоринов[791]. Это сравнение показывает, что даже в конце XIV — начале XV в., когда латинская колония в Трапезунде испытывала хронический кризис, она оставалась крупнейшей по доходности резиденцией католического епископа на Черноморье. Правда, эта доходность достигалась за счет поступлений не от широких слоев местных жителей, а лишь от иностранных купцов и поселенцев; Именно поэтому абсолютная величина дохода и представляется нам значительной.
Связи с Трапезундской империей приобрели для папства особое значение с 30-х годов XV в., когда началась подготовка к вселенскому собору, на котором предполагалось восстановить единство церквей. Вероятно, уже в 1433 г. папа обратился с предложением об унии к трапезундскому императору[792]. В Константинополь был отправлен папский легат Кристофоро Гаратони. В ходе его переговоров с Иоанном VIII Палеологом было решено созвать собор в столице Византии[793]. Описывая этот успех, Евгений IV в своих посланиях «отцам» Базельского собора[794] и своему легату на нем отметил как значительное событие согласие «возлюбленнейшего во Христе сына, трапезундского императора и его многочисленных подданных» принять участие в организации предстоящей церковной ассамблеи[795]. Императорский титул восточного правителя, преувеличенные слухи о его богатстве и могуществе способствовали утверждению цели Евгения IV: доказать противникам свою возможность созвать подлинно вселенский собор и тем самым дискредитировать оппозицию в Базеле. Но интерес папы к участию Трапезунда в унии был вызван и более глубокими причинами: в империи имелась значительная латинская колония, латинская епископия, для которых вопрос об унии не был праздным. Принятие унии Трапезундской империей открывало новые возможности для расширения миссионерской деятельности в Персии и Малой Азии. Кроме того, папа не мог не знать о значительности места трапезундской митрополии в ряду православных церквей, на это папам указывали и сами византийские императоры[796].
В ответе (если признать его подлинным) на письма Евгения IV трапезундский император выражал согласие лично принять участие в работе собора и рассмотрении догматических вопросов[797].
В 1436 г. подготовка к собору уже шла полным ходом. На этот раз инициатором приглашения представителей всех православных церквей была Византия. Из Константинополя в Трапезунд и Ивирию отправился византийский дипломат латинофил Андроник Ягарис. Ему было поручено собрать к марту — апрелю 1437 г. в столице Византии их представителей на собор[798]. Может быть, в составе этого посольства был и Виссарион Никейский, написавший около 1436 г. свой Энкомий Трапезунду[799]. Вскоре в Константинополь прибыли трапезундский митрополит Дорофей и посол императора Макродука[800]. О принятых для созыва собора мерах узнали через своих послов и через папские буллы члены Базельского собора, также проявлявшие заинтересованность в переговорах с Константинопольским патриархатом и с трапезундской церковью, в частности[801].
Итак, совместные усилия византийской и папской дипломатии обеспечили участие трапезундских представителей в Ферраро-Флорентийском соборе. Но чем объяснялась заинтересованность самого Трапезунда в заключении унии? Уже Я. Фальмерайер отметил, что Великие. Комнины, как и Палеологи, рассчитывали на помощь Запада в борьбе с турецкой угрозой[802]. Но в Трапезунде задача сопротивления османам еще не осознавалась как основная[803]. Более важным тогда было упрочение отношений трапезундской и византийской церквей. Первая заняла почетное и устойчивое положение в Константинопольском патриархате, но зато и втягивалась во все акции последнего[804]. Укрепление межгосударственных отношений Византийской и Трапезундской империй усиливало этот фактор. Недаром, как сообщает Сиропул, Иоанн VIII Палеолог, оценивая силы православных перед началом собора, на первое место поставил Трапезунд, затем — ивиров, черкесов, мингрелов, готов, русских, влахов, сербов, жителей островов, паству восточных патриархов, христиан Эфиопии[805].
Мы не будем останавливаться на ходе и результатах Ферраро-Флорентийского собора — они достаточно хорошо известны[806]. Рассмотрим лишь три основных вопроса: о месте трапезундских представителей на соборе, об их позиции в дискутируемых вопросах и о последствиях унии для Трапезунда