[898] верны, то можно полагать, что прекращение поддержки Комнинов в Пафлагонии было известной компенсацией за уступки, сделанные тогда Феодором Ласкарем и закрепленные мирным соглашением 1214 г. Прекращение действия договора 1206 г. могло быть облегчено и тем, что он носил личный характер и не был пактом между Латинской и Трапезундской империями в целом. В конце 1212 г. Давида Комнина не стало[899]. Его смерть и подвела итоги первого союза понтийского правителя с западным государем. Этот союз, бесспорно, сыграл положительную роль в защите Пафлагонии в 1206–1212 гг. Но он не стал и не мог стать постоянно действующим фактором международной жизни того времени. Его конъюнктурный характер для обеих сторон был очевиден. Эти временные отношения не имели значительных исторических последствий. Однако традиция не была забыта. Во время VII крестового похода, когда французский король Людовик IX осаждал крепость Сайетту, к нему прибыли послы «великого государя глубинной (parfonde) Греции, который назывался Великим Комнином и государем Трафентези» с богатыми дарами и просили руки французской принцессы королевской крови. Тогда, в 1253 г., в Трапезунде правил Мануил I. Людовик IX ответил послам, что не привез с собой такой невесты, и рекомендовал Мануилу обратиться с этим предложением к императору Латинской империи Балдуину II (1228–1261), родственнику французского короля. Биограф Людовика IX сенешаль Шампани Жан де Жуанвиль добавляет: «И он это сделал, чтобы император заключил союз с таким богатым человеком против Ватаца, который тогда был императором греков»[900]. Из сочинения Жуанвиля видно, что посольство произвело большое впечатление на французов. Однако в Трапезунде не пожелали прислушаться к совету Людовика и не стали ссориться с Никеей из-за эфемерного латинского государства, союз с которым более не сулил никаких выгод[901]. Мануил I проводил активную внешнюю политику, присоединил Синоп. Возможно, он пытался заручиться помощью французского монарха для борьбы с остатками разгромленного в 1243 г. татарами Иконийского султаната, окружавшими Трапезунд. Но скорее большую роль играли соображения престижа, политические выгоды от брака.
Через 13 лет к трапезундскому императору обратился брат Людовика IX, король Сицилийского королевства и граф Прованса Карл I Анжуйский (1266–1285). Он дал рекомендательные письма двум марсельским купцам, один из которых отправлялся по своим делам к трапезундскому императору и «татарскому королю», а другой — только к трапезундскому императору. Предполагалось, что они имели особое поручение от Карла I, так как получили охранные грамоты ко всем правителям, через территории которых должны были проезжать[902]. Если допустить, что Карл I рассчитывал на помощь Трапезунда в готовившейся борьбе с Византией, то, возможно, шаги такого рода были рекомендованы Людовиком IX. Но нам представляется, что поездка купцов не имела четко выраженных политических целей. В 1266 г. Карл I только начал закрепляться в королевстве, полученном в 1265 г. в качестве папского лена. Ему еще предстояла двухлетняя борьба за трон, до битвы при Тальякоццо, когда было окончательно сломлено сопротивление Конрадина Гогенштауфена. В эти годы планы Карла I не могли простираться так далеко. Миссия двух купцов, вероятно, имела значение рекогносцировки. Внимание же к ней короля объяснимо в большей степени тем, что поездка могла заложить основы торговых связей Прованса с далеким Левантом в тот период, когда только открывались новые торговые пути на Восток через Трапезунд. Впрочем, провансальские купцы имели давние традиции связей с Понтом: уже в 1212 г. они плавали к Амису[903]. В основе посольства Карла I, на наш взгляд, лежали торговые интересы.
Политическое и географическое положение Трапезунда имело большое значение для всех стран, желавших поддерживать связи с державой ильханов. Определенный интерес к Восточному Средиземноморью проявляли с XII в. и английские короли. С середины XIII в. среди многих христианских государств Запада укореняется — представление о том, что могущественные татарские правители могут быть хорошими союзниками для борьбы с мусульманами — «неверными». Этому способствовали и сами посольства ильхана Аргуна на Запад. Одно из них, возглавленное несторианским монахом Раббаном Барсаумой, посетило в Бордо английского короля Эдуарда I (1272–1307) и вело с ним переговоры. Вскоре после этого в Европу отправилось от Аргуна еще одно посольство, под началом телохранителя хана генуэзца Бускарелли (1289–1290)[904]. Ответная миссия английского короля была ускорена трагическим событием в истории крестовых походов: в 1291 г. пала Акра, последняя крепость крестоносцев в Сирии. Посольство к Аргуну было поручено Жоффруа де Ленгли и эсквайру Никола де Шартру. Эдуард I стремился добиться от Аргуна военной поддержки в Палестине и Малой Азии[905]. Сохранились счета посольства, которое посетило Трапезунд и оставалось в городе, вероятно, около двух месяцев, до 21 июля 1292 г.[906] Мы ничего не знаем о переговорах Ленгли с трапезундским императором, в счетах это не отражено. Косвенным свидетельством определенных отношений было предоставление посольству императорского повара[907]. Помимо того, что в Трапезунде был пополнен запас продовольствия и необходимых для путешествия предметов, посольство узнало о сообщении с Персией и познакомилось с Понтийским государством. Это не прошло даром: в 1313 г. Эдуард II обратился к трапезундскому императору с просьбой предоставить епископу в татарских землях минориту Уильяму де Вилланова свободный проезд через трапезундские земли[908]. Почти через 100 лет такая же просьба была повторена Генрихом IV в отношении назначенного папой архиепископа Солдайи англичанина Джона Гринлоу[909]. Политика английских королей здесь смыкалась с политикой пап. В последнем случае, вероятно, речь шла об установлении контактов через Трапезунд с государством Тимура.
Ту же цель преследовало и испанское посольство Рюи Гонсалеса де Клавихо. В 1402 г. король Кастилии Генрих III отправил в Малую Азию миссию с поручением собрать сведения о народах Ближнего Востока и о выгодах связей с ними. Тамерлан торжественно принял представителей кастильского короля после Ангорской битвы, оказал им честь и отправил их назад вместе со своим послом, с грамотами и подарками[910]. Ответное посольство состояло из Рюи Гонсалеса Пелайо де Клавихо, родовитого испанского дворянина, магистра богословия Алфонсо Паэза де Санта Мария и королевского телохранителя Гомеса де Салазара, умершего в пути. И. И. Срезневский отмечал, что Генрих III, конечно, не упускал из виду своей постоянной цели: собирать сведения о всех местностях и народах и по возвращении посольства получать подробный отчет[911]. Этому поручению мы и обязаны появлением ценнейшего источника — Дневника путешествия ко двору Тимура в Самарканде, который, как полагают исследователи, принадлежит перу Клавихо[912]. В Дневнике имеется подробное описание Трапезундской империи, ее городов, обычаев населения, административного устройства и т. д. Поручение, данное королем, было выполнено блестяще. Дневник отличается большой достоверностью, сведения тщательно отобраны очевидцем. Послам кастильского монарха был оказан в Трапезунде торжественный прием, их посетили придворные чины во главе с протовестиарием[913]. Помимо Трапезунда по пути Клавихо знакомился с разными областями и городами империи. Его сочинение дало иностранному читателю наиболее точные сведения о государстве на Понте.
В отличие от Клавихо поездка в Трапезунд другого испанского путешественника Перо Тафура (1438) не имела официального характера[914]. Тем не менее Перо Тафур был принят императором Иоанном IV. В беседах с ним, правда, обсуждались в основном вопросы династических притязаний брата императора — Александра, жившего на Митилене и в Византии, где побывал Тафур. Вместе с тем испанец сообщил и о своем короле, который собирался воевать с «маврами»[915].
Итак, в основном политические контакты Трапезундской империи со странами Западной Европы до XV в. не носили постоянного характера и были связаны либо с транзитной торговлей, либо так или иначе с крестовыми походами. При этом основное направление крестовых походов было против мамлюкских султанов (Египет и Сирия) и лишь частично — против османов. Трапезунд был нужен и важен как прямой посредник в общении сначала с державой ильханов, затем с владениями Тамерлана, в которых видели самых могущественных потенциальных союзников делу крестовых походов. Но положение стало круто меняться с 30-х годов XV в. и особенно после битвы при Варне (1444), когда турецкая опасность начала осознаваться как первостепенная. Идея отвоевания «Святой Земли» трансформировалась постепенно в идею организации комплексного отпора турецкой угрозе, возникшей уже непосредственно для стран Центральной и Западной Европы, главным образом после падения Константинополя в 1453 г.[916] Но даже в 40-е годы идея организации похода в традиционном направлении не умерла