У нее на душе было легко и весело. И вовсе не стыдно ни за увольнение Полины, ни даже за основательно подправленные в фотошопе снимки экрана.
Какая разница, как оно было на самом деле? Правдой будет то, что скажет она. А она умеет постоять за себя – попробуй напади!
Яна нежно улыбнулась. Все наконец налаживалось. У них с Сидом будут деньги, и он перестанет хмуриться. А Яниной маме больше не нужно будет выстаивать очереди на рынке.
Теперь все будет хорошо. Яна запрокинула голову и коротко рассмеялась.
Сид проснулся внезапно, просто рывком вынырнул из кошмара. Сердце бешено колотилось. За окном стояла глубокая ночь – тот час, когда замирают стрелки часов и кажется, будто весь мир вымер.
Настороженную тишину разбавлял только шум его дыхания. Сид рывком сел и провел ладонью по лицу, стараясь не напрягать слух. Он был уверен: еще секунда – и из соседней комнаты послышится глухой хриплый кашель.
Казалось бы, так просто. Остаться в постели, укрыться с головой одеялом, свернуться клубочком, почти не дыша. Замри-умри, как в детской игре. Никого нет дома, и пусть монстры катятся ко всем чертям.
Сид выругался. Нет, прошло то время, когда он мог просто закрыть глаза и дожидаться утра.
«Ты теперь взрослый, приятель. Так кто в доме хозяин?»
Он откинул одеяло и поднялся. Деревянный пол холодил ступни, словно бетон. Опять не топят дома…
Ничего. Ведь у него есть его солнечно-желтая ванная комната. Там всегда тепло. Сейчас он пойдет туда и выкурит сигарету или две. Может быть, добавит немного гашиша. Это его точно успокоит, и тогда можно будет вернуться сюда и уснуть до утра. Да, так он и поступит. А утром вернется с работы Янка, и все ночные страхи покажутся смешными до нелепости.
Всегда одно и то же: ты ничего не боишься, пока не один.
В коридоре было темно, сюда не добирался свет уличного фонаря, что горел под окнами. Сид замер. Сейчас, сейчас, еще мгновение – и ему на плечо ляжет сухая властная рука.
«Опять шастаешь по ночам, паршивец?»
Сид опрометью бросился в конец коридора, слепо зашарил по стене в поисках выключателя. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем потные пальцы нащупали ледяной пластик.
Щелчок – моргнул свет, и над головой раздался оглушительный хлопок.
– Твою мать! – Сид позорно пригнулся.
Коридор снова погрузился во тьму. Перегорела лампочка. Всего-то.
– Ну ты и придурок, buddy. Просто долбаная лампочка.
Скользя ладонью по стене, Сид направился к ванной. Каких-нибудь пара метров, но как же сложно было не ускорить шаг, не припустить бегом!
Еще один щелчок – и ванную комнату залил теплый живительный свет. Ракушечная занавеска тут же отбросила на пол причудливую тень.
Сид медленно оглянулся через плечо. Теперь коридор освещался почти целиком, только наглухо закрытая дверь в самом конце пряталась в темноте.
С хриплым стоном Сид прислонился к стене и медленно осел на пол. Не мог он покинуть коридор и забиться в безопасно-солнечную ванную.
Он вспомнил, что ему снилось.
Ему снова двенадцать. Еще никто не зовет его Сидом – кроме него самого. Просто неделю назад он тайком влез в комнату матери (все равно ее вот уже который месяц нет дома) и откопал пластинку, которой суждено изменить его жизнь. Нет, он не ударится в музыку, знает – слуха нет и в помине. Просто в тот день тощий конопатый подросток решил: отныне он будет жить и умрет, как двадцатилетний басист из эпохи сквоттеров.
И вот самый глухой ночной час – время, когда оживают все ночные кошмары. Сида разбудил шум голосов в коридоре. Голоса угрожающе гудят, жалят злобными лесными осами. В них нет ни капли доброты.
С минуту Сид лежит в темноте, силясь понять, что происходит. Затем мозг пронзает ликующая мысль: «Мама вернулась!»
Ее не было дома уже так давно, что Сид и не помнит, когда они в последний раз разговаривали. Конечно, он уже не ребенок. Он все знает про свою мать – и то, чем она занимается в своей комнате, и почему дед ее ненавидит, и даже куда пропал их старенький телевизор.
Но честно говоря, ему плевать. Он просто рад, что мама дома – вот и все.
Соскользнув с постели, он крадется к двери, но выйти в коридор не решается. Оттуда гремит голос деда, и Сид вжимает голову в плечи. Он осторожно приоткрывает дверь и жадно жмется к щели, пытается охватить одним взглядом всю картинку.
Мать застыла у самого входа в квартиру, дверь за ее спиной распахнута. Сид видит беленый потолок подъезда. Рядом с мамой стоит кто-то еще, но его отсюда не видно – все загораживает дед.
Высокий и костистый, несуразный в своей полосатой пижаме и все же такой грозный, он стоит поперек коридора, преграждая вход. Одна рука уперта в стену, вторая висит плетью, только кисть то и дело сжимается в кулак.
– Светка, совсем из ума выжила? – шипит дед.
– Отвали! Это такой же мой дом, как и твой! – голос матери звучит звонко, весело.
Она толкает деда в грудь, и он пятится, шаркая разношенными тапочками. Теперь Сид видит мать: полушубок с яркой узорчатой каймой, вязаная шерстяная шапочка, из-под нее по груди разметались золотистые с рыжиной волосы. Волосы у Сида от мамы, а вот глаза у нее голубые, совсем без этой проклятой желтизны. Хотел бы себе Сид такие же!
– Тварь, – теперь дед говорит тихо и угрожающе, и Сид сжимается в комок. – Здесь сын твой живет! Мало тебе, что он с рождения на твое безобразие сопливое глядит? Так еще тут блядюшник срамной решила…
Договорить ему не удается: звук пощечины гремит в тесной прихожей, голова деда мотается, как тряпичная.
Сид тихо скулит от ужаса. На мгновение чувство жалости пересиливает страх, ему хочется обнять деда, встать на его защиту.
– Мы любим друг друга. И мы будем жить вместе. А ты, старый…
– С кем вместе? – ревет дед. – Вот с этой сосаться будешь при сыне?!
Дед пятится, и Сид, осмелев, высовывает голову в коридор. Теперь он наконец видит, кто стоит в дверях рядом с матерью.
Косуха с широкими плечами, короткие темные волосы, широкие потертые джинсы, и все же… Это без сомнения женщина! Незнакомка молчит, только недобро щурится. Она крепко держит мать за руку.
А дед держится за сердце, нижняя челюсть так и ходит ходуном.
Словно щелкает спусковой крючок – и Сид с грохотом распахивает дверь, летит в коридор как был, босиком и в пижаме.
– Пусти маму! – голос от волнения срывается, дает петуха. – Ты здесь не один хозяин!
Все взгляды обращаются к нему. Сид стоит под светом сорокаваттной лампочки, напыжившись и сжав кулаки.
– Сыночек… – мать улыбается широкой, чуть слюнявой улыбкой, и сердце Сида радостно подскакивает.
Как редко он видит эту улыбку, адресованную ему!
Сид рвется вперед, но его перехватывает дед, крепко трясет за шкирку:
– А ну спать иди! Нечего тебе тут!
– Пусти! – отчаянно визжит Сид. – Убери лапы! Пошел ты!
Его сбивает с ног затрещина. Сид навзничь летит на пол:
– Мама!
А дед уже подступает к дверям, выталкивает мать на лестничную площадку.
– Пошла вон! Нет у меня никакой дочери, чтоб духу твоего здесь больше не было!
– Мама!!!
Сид кричит во всю глотку, не замечая, что лицо мокрое от слез.
Мать уже с лестницы машет рукой:
– Сынок, не скучай! Я вернусь!
Неужели она просто возьмет и уйдет? Прямо сейчас?
– Пойдем! – это не ему, а той, в мужской куртке.
Дверь с грохотом захлопывается. Дед стоит, тяжело дыша, смотрит сверху вниз на внука.
Сид кое-как поднимается и плюет в сторону деда.
– Я тебя ненавижу!
Он бежит в комнату, с головой прячется под одеяло и только тогда дает волю рыданиям.
В коридоре слышны шаркающие шаги – это дед идет на кухню. Теперь он будет до утра гонять сладкий чай и курить вонючие папиросы.
– Ненавижу, ненавижу, – шепчет Сид.
Он сам не замечает, как проваливается в сон – наверное, просто устает плакать.
Утром Сид найдет деда в искореженной, окостеневшей позе на полу кухни. Скорая будет ехать почти час. Через неделю деда привезут из больницы парализованным. Последствия обширного инсульта…
Мать зайдет домой случайно, поживиться деньгами, только через месяц. К тому времени Сид уже научится перекладывать отяжелевшего деда, меняя простыни, и кормить его с ложки жидкой тюрей под названием «Диета № 10».
Сид протяжно вздохнул и помотал головой, отгоняя воспоминания. Трубка и тряпичный мешочек еще с вечера лежат тут же, на полу ванной.
Он потянулся к ним как к последнему спасению. Раскурив трубку, скосил глаза на вспыхнувший перед носом огонек и успокоенно потянул терпкий дым. Теперь ему будет лучше.
Но страхи не хотят отпускать, противный голосок в голове так и взвивается:
«А ведь ты весь в мать, приятель! Из тебя тоже ничего не выйдет, разве ты еще не понял? Ничтожество – вот ты кто!»
– Заткнись, – Сид стукнул кулаком по кафельному полу. – Заткнись, падла!
Похоже, сегодня ему уже не заснуть. А значит, нужно искать себе занятие на остаток ночи. Можно залезть под горячий душ и почитать. Или покурить и попробовать порисовать. А можно включить свет во всех комнатах и затеять уборку. Напечь блинчиков к Янкиному приходу – вот она удивится!
Много чего можно.
«Ничтожество! – радостно зашелся голос в голове. – Сидишь дома как баба… Уют наводишь, тьфу!»
Сид почувствовал, что ему не хватает воздуха. Он зарычал, силой загоняя подступающую панику на задворки души – туда, где ей самое место.
Пожалуй, так он и поступит: пойдет на кухню и организует сюрприз Янке. Она это заслужила. Пашет как проклятая по ночам…
Конечно, Сид был не так глуп, чтобы поверить в сказку насчет ее работы. Он сомневался, что в городе есть хотя бы одна круглосуточная фотостудия, куда срочно понадобился администратор без опыта работы. Он точно знал: Яна ему врет.
«А напрямую спросить слабо, трус!»
Вот тут мерзкий голосок был чертовски прав. Сид не собирался задавать