– А-а-а, легок на помине, – клоун бросил недокуренную сигарету и в упор уставился на Сида. – А вообще, для униформы ты ничего, не безнадежен. Будешь мне стул выносить на вторую репризу.
Ника открыла было рот, но так ничего и не смогла выговорить. Сид, не мигая, смотрел в глаза Азату. В воздухе отчетливо запахло дракой.
Сид ощерился и сделал шаг вперед.
Но не таков был старый клоун, чтобы ввязываться в пошлый пьяный мордобой. Азат выждал еще секунду, расплылся в издевательски-вежливой ухмылке и приподнял воображаемую шляпу:
– Мое почтение.
Он обогнул Сида и скрылся в потемках холодной ночи.
С трудом сдерживая бешенство, Сид перевел взгляд на Нику. Маленькая гимнастка уже успела взять себя в руки: теперь она стояла подбоченясь и с вызовом смотрела в глаза партнеру.
– Ну?
В ее голосе были слышны нотки бесшабашной удали. Сиду припомнилось выражение: «Горит сарай – гори и хата!»
Он медленно пожал плечами. Не имело смысла выяснять, почему Ника не вступилась за него – все и так ясно. Вместо этого Сид спросил:
– Почему ты мне соврала про прошлого партнера?
Ника пьяно расхохоталась.
– Так вот что тебя интересует, амиго?
Сид стиснул челюсти.
– Для начала.
Ника вмиг посерьезнела, шагнула навстречу Сиду и заговорила угрожающе негромко.
«Не так уж она и пьяна», – пронеслось в голове Сида.
– Лучше ты мне скажи: а почему ты так ни о чем меня и не спросил?
– О чем? – тупо переспросил Сид.
Он почувствовал, что теряет почву под ногами.
– Ха! – Ника всплеснула руками. – Да вот хотя бы: как я жила все годы с нашей последней встречи? Как мне удалось выкарабкаться, как я вернулась в воздух, со сломанной-то спиной? Это тебя не интересовало?!
Сид опустил плечи. А ведь Ника кругом права – ему даже не приходило в голову интересоваться ее прошлым.
– Как тебе удалось? – покорно спросил он.
У него в горле стоял комок.
– Хватился! – горько усмехнулась Ника. – Ну что ж… Сначала я хотела уйти из цирка. Устроилась на обычную работу, сняла квартиру. Все как у всех. Да только вот через полгода не выдержала, чуть не вышла в окно.
Сид понимающе кивнул: теперь-то он мог представить, каково это – оказаться вышвырнутым из волшебного кочевого быта в пресное обывательское болото. А уж если ты родился в манеже и никогда не знал другой жизни… Тут и правда удавиться впору.
Ника закурила. У нее сильно дрожали пальцы, но глаза оставались беспощадными и сухими.
– Я вернулась в цирк. Простой рабочей, за лошадьми ходить.
Сид вновь лишь кивнул. Что он мог сказать? Сочувствовать – глупо, просить прощения – поздно.
Ника притопнула ногой.
– Рабочей, Сид! Ты слышишь?! Да для меня, потомственной цирковой, это просто позор! Семья от меня отреклась – у нас таких ошибок не прощают.
– Я… – Сид прочистил горло. – Лисенок…
Ника невесело засмеялась и покачала головой.
– Чего уж теперь, дело прошлое. Да и на конюшне я недолго прозябала. Через год меня заметил сам Мирослав Лозинский. Представляешь, какое везение?!
Конечно, ему ничего не говорило это имя. Сид только виновато развел руками. Ника скорчила презрительную гримасу.
– До чего ж серый! Это легендарный гимнаст. Он тоже воздух работал, еще в Советском Союзе. А потом вышел на пенсию – фокусником стал.
– Хороша пенсия, – осторожно хмыкнул Сид.
– Много ты понимаешь! – зло шикнула Ника. – Мы, цирковые, по-другому не умеем. Нам жизнь без пахоты не мила. И, конечно, без манежа. Его ничем не заменишь, никак не залечишь брешь в груди…
Она произнесла эти слова с такой тоской, что у Сида защемило сердце. Нику продолжала бить крупная дрожь. Он молча снял куртку, накинул ей на плечи и отступил назад, на прежнее почтительное расстояние.
Ника жадно затянулась и отбросила сигарету, догоревшую до фильтра, но тут же потянула из пачки новую. Сид тоже закурил.
– В общем, – она тряхнула головой, и рыжая копна волос вспыхнула в свете одинокого фонаря, – я работала ассистенткой у Мирослава четыре года. Кроликов ему выносила, на подхвате была… Вот прямо как ты сейчас.
Сид скрипнул зубами. Неужели им никогда не надоест попрекать его незавидной участью простого ассистента?
Интуиция мгновенно откликнулась: «Не надоест. Цирк – маленькое государство со своими жесткими законами. Здесь каждый должен знать свое место!»
Сид ощутил, как подкатывает злость. Он глумливо бросил:
– А ты тоже партнером была… Во всех смыслах? Как у вас тут заведено?
Он хотел уколоть Нику побольнее, но та ответила прямым взглядом без тени смущения:
– Конечно, и горжусь этим!
Сид сплюнул.
– С каким-то стариком койку делить…
Ника подскочила к нему и отвесила звонкую пощечину. Ее брови сошлись на переносице, глаза метали молнии.
– Да он дюжины таких, как ты, стоит! Он великий человек и артист, Учитель… Я ему в ноги кланялась!
Сид медленно поднес ладонь к пылающей щеке и криво улыбнулся:
– Чего ж ты тогда от него свалила?
Пару секунд висело тяжелое молчание, а потом Ника выговорила очень просто, без эмоций.
– Он стал совсем стар и ушел на покой. А через два месяца умер.
– Извини… – Сид неловко шаркнул ногой по щербатому асфальту.
Но Ника, казалось, не слышала. Она говорила почти шепотом, глядя поверх его головы.
– Только вот и успел перед смертью, что подарить мне свой номер. С уникальным реквизитом. Я ведь все эти годы не сдавалась. Пахала как проклятая, до кровавой рвоты. Пыталась восстановить былые навыки.
Сид в который раз подумал: сколько же дьявольского упорства кроется в этой хрупкой девочке-женщине, сколько огня горит в непокорных карих глазах.
Ника медленно перевела взгляд на Сида и безжалостно закончила:
– На этом номере я сделала имя, он меня кормит. А теперь вот – и тебя.
Сид отбросил сигарету. Он так ни разу и не затянулся.
– Мне очень жаль. Я бы хотел, чтобы все сложилось по-другому.
Ника неожиданно беспомощно, по-детски шмыгнула носом.
– Только ведь, – Сид горько вздохнул, – это просто слова. Они ничего не исправят.
– Не исправят, – эхом откликнулась Ника.
– Лучше скажи, зачем ты меня пригласила с тобой работать? После всего, что было? Я тебе жизнь поломал…
Ответом ему было затянувшееся молчание. Сид прищурился, вглядываясь в лицо Ники. Оно оставалось почти непроницаемым – только на долю секунды там промелькнуло что-то острое, волнующее.
Что это было? Сожаление о прошлом, упрямое желание изменить будущее? Или банальная похоть?
«Да ведь она меня любит! До сих пор любит!!!»
Сид замер как громом пораженный. Внезапная догадка потрясла его до глубины души.
Наконец Ника неохотно пожала плечами.
– Понимай как знаешь, амиго.
Они помолчали с минуту, затем Ника выскользнула из огромной, не по размеру, куртки Сида и бесстрастно кивнула:
– Уже поздно, мне пора домой.
Сид открыл было рот, но Ника только досадливо поморщилась.
– Провожать не надо. Доброй ночи.
Она уже отошла на дюжину шагов, но внезапно обернулась, словно что-то вспомнила.
– Да, Сид…
Он вопросительно поднял бровь. В голове царил полный хаос, говорить не хотелось.
– Ты сегодня держался молодцом, можешь собой гордиться, – Ника улыбнулась краешками губ. – Будешь меня слушаться – возьму весной на следующие гастроли. Так уж и быть.
Она подмигнула ему и бесшумно пошла прочь. Больше она не оглядывалась.
А Сид все стоял на том же месте, совершенно сбитый с толку. Слишком много всего на него вывалил этот вечер: боевое крещение на манеже, разговор по душам с Никой, ее лишь слегка завуалированное признание в любви. А теперь вот еще и гастроли весной.
От этой мысли у Сида сладко заныло под ложечкой. Ведь судьба подсунула ему билет в жизнь, о которой он всегда мечтал! Шанс войти в этот безымянный клан бродяжек под гербом полосатого шатра, самому стать такой же бедовой цыганщиной…
Сид зажмурился от внезапно обрушившегося на него радостного предвкушения.
Лишь где-то на дне души слабо шевельнулся беспокойный зверек. Он шепнул всего одно слово: «Озеро».
Сид знал имя этого зверька с зубами-иголками. Это была его совесть. И он давно научился находить с ней общий язык.
Он глубоко вздохнул и запрокинул голову. Небо расчистилось (невероятно для ноября!) и теперь сияло россыпью блеклых звездочек. Сид подмигнул им и расплылся в довольной улыбке.
– Только не ебатись, buddy!
До весны еще надо дожить, рано что-то загадывать. Он всегда предпочитал жить здесь и сейчас, принимая решения в последний момент, по наитию.
Пока же все складывалось, как в удачном пасьянсе.
Он раскурил новую сигарету и танцующей походкой направился к выходу из цирка. Завтра он вернется сюда. А пока ему пора домой – к сонной, неуклюжей и такой теплой Янке. Такой родной.
Шагая по ночным улицам, Сид беззаботно насвистывал.
– Здорово, мелкая.
Владиз протяжно зевнул в трубку, и Яна почувствовала, как ее захлестывает горячая ярость.
– Что ты ему сказал?! – ее голос не оставлял сомнений: она в шаге от срыва.
– Кому?
– Сиду! – взвизгнула Яна.
Сейчас она готова была вцепиться в лицо Владизу, выцарапать его безмятежно-голубые глаза – лишь бы сломать эту стену ленивой невозмутимости.
– А-а-а, – судя по голосу, Владиз улыбался, – быстро ты пронюхала. Да ничего такого, в общем…
– Ты дома? – выпалила Яна.
Ей удалось добиться своего. Владиз на секунду растерялся.
– Да, но…
– Я еду к тебе. Буду через двадцать минут.
Она отчаянно боялась, что сейчас Владиз скажет «нет» и повесит трубку. И разговор будет окончен.
Но он медлил, будто не зная, что ответить.
– Да-да, – истерично рассмеялась Яна. – Я как-то вызывала тебе такси, помнишь? Я знаю, где ты живешь!
Она не рассчитывала, что Владиз ответит. Но из трубки все же донесся его спокойный голос: