чше рот не раскрывай, говорить буду только я», – строго предупредила его Ника, вручая причудливый костюм пару дней назад. Сид лишь пожал плечами: он давно растерял всякую охоту пререкаться с партнершей.
Потом они полетят обратно в центр города работать свой коронный номер. Огненное танго, переплетенное с Никиными пируэтами на полотнах в трех метрах над головой Сида.
Наконец, под утро их ждал ночной клуб. Закрытая вечеринка свингеров, фривольные костюмы Деда Мороза и Снегурочки – эта часть вечера вызывала у него наибольшие сомнения. Но Ника лишь беспечно отмахивалась: «Да просто ходи в костюме, бухай с гостями – делов-то!»
Им предстояла долгая ночь.
Он поймал испытующий взгляд Ники. Казалось, она слегка смягчилась, ее голос прозвучал почти примирительно:
– Что случилось на этот раз?
Сегодня Сид не уходил из дома дольше обычного: сначала тщательно брился (почему-то показалось важным убрать щетину с и без того гладкого затылка), потом перепроверял рюкзак, до отказа забитый костюмами и реквизитом (лишь бы ничего не забыть!), а под конец просто слонялся из угла в угол, деловито насвистывая и прищелкивая пальцами.
Он то и дело исподтишка бросал на Яну опасливые взгляды. Сид был уверен: она захочет закатить скандал. Будет сыпать обвинениями, что он бросает ее одну, возможно, даже разрыдается. Наверняка выйдет чудовищная сцена.
Но Яна оставалась безмятежно-спокойна. Казалось, она вообще не замечает суматошных сборов Сида. Все утро она безмолвно просидела в ворохе подушек, брошенных на пол посреди комнаты. Тянула слабенький остывший чай из грубой глиняной кружки, неотрывно разглядывала их картину на стене. Шоссе и верхушки сосен, окрашенные в золото, далекий горизонт – их солнечная трасса Ноль.
Сначала Сид раздосадованно морщился. Он давно заметил: в Янке пропадает актриса. С ее-то любовью к драматичным позам… А впрочем, уж лучше так, чем скандалить попусту.
Конечно, все к лучшему. Только вот скребущее чувство вины никак не хотело отступать, мешало покинуть комнату с белыми стенами, умчаться навстречу череде чужих праздников.
И все же надо было идти. Сид замер в дверях и бросил прощальный взгляд через плечо.
Яна наконец оторвалась от стены и рассеянно улыбнулась Сиду.
Он непроизвольно нащупал в кармане сигареты. Вот сейчас она заговорит – и безнадежно испортит весь день. Сейчас швырнет какой-нибудь упрек, бьющий ниже пояса…
Но Яна лишь отстраненно улыбнулась:
– Люблю тебя. С Новым годом!
Сид беззвучно выдохнул. В груди мгновенно оттаял ледяной ком, губы растянулись в облегченной улыбке. Он ласково подмигнул подруге:
– До встречи в будущем году, бэби!
Яна едва кивнула и отвернулась.
Его больше ничего здесь не держало.
Сид набрал в грудь воздуха. С его губ уже готова была сорваться очередная выдуманная на ходу байка. Что-нибудь про семейный скандал или некстати сломавшийся дверной замок. А может, трубу в ванной прорвало?
Чтобы выиграть время, он потянул через голову толстовку и расстегнул ремень на джинсах. Времена, когда ему было неловко переодеваться при партнерше, давно миновали.
Ника молча курила, беззастенчиво буравя взглядом его голую спину. О, Сид знал, чего она ждала! Извинений, раскаяния – прогиб по полной программе, и никак иначе. Такова уж Николь Мишуровская.
Всегда одно и то же. Внезапно что-то в Сиде взбунтовалось против вечного вранья и оправданий.
– Ника, золотце, – он обезоруживающе улыбнулся, – сегодня ведь праздник, как-никак. Давай не будем начинать, а?
Глаза Ники угрожающе сверкнули.
– Блин, – он примирительно пожал плечами, – я хоть трезвый! Ты вообще остальную труппу видела?
Зря он это сказал. Ника резким движением утопила окурок в грязной чашке и поднялась. Придирчиво оглядела кумачовый фрак, стряхнула с золотого манжета невидимую пылинку.
– Настоящий артист может блестяще отработать даже пьяный в хлам. Но он никогда, – Ника безжалостно сузила глаза, – никогда не опаздывает к представлению.
Ну вот, опять этот наставительный тон. Сид молча закатил глаза. Старые сказки…
– И еще, – Ника скривила губы, – настоящий артист никогда не будет вот так обращаться с костюмом.
Она брезгливо кивнула на забитый до отказа рюкзак Сида: пестрые тряпки были запиханы туда единым неопрятным комом.
– А впрочем… – Ника надела фрак и бережно оправила фалды. – Что я с тобой разоряюсь? Все бесполезно…
Она была полностью готова к выходу и стояла посреди гримерки, как нарядная подарочная статуэтка.
Сид тоже успел переодеться и теперь впопыхах шнуровал кеды. Зачем он все это терпит? Зачем позволяет собой помыкать? Взгляд сам собой упал на Никины словно отлитые из бронзы бедра, грудь, туго обтянутую алым сукном.
Нет, не то. Во всяком случае, это не главное.
Магия манежа – вот что держит его в узде. Кто еще откроет ему потаенную дверцу в этот колдовской мир?
Сид дернул затянувшийся на шнурках узел и смиренно вздохнул:
– Прости, бэби. Это в последний раз, обещаю.
Сработало. Ника торжествующе хмыкнула и направилась к выходу из гримерки. В дверях она остановилась и обронила делано небрежным тоном:
– Да, чуть не забыла… Работай сегодня хорошо – так хорошо, как можешь. В зале кое-кто важный сидит.
Это было что-то новенькое. Сид насторожился.
– Агент, по работе? По поводу тех гастролей в Дубае, да?
– Нет, это личное.
Казалось, Ника только и ждала его вопроса. Она горделиво расправила плечи, ее глаза заблестели, как у сытой кошки.
Удар попал в цель. Сид рывком выпрямился:
– Что – личное?
Кровь бросилась ему в лицо, кулаки сжались так, что ногти впились в ладони. Сид сам не ожидал от себя такой реакции.
Ника мазнула по нему снисходительным взглядом, неопределенно пожала плечами и попыталась выскользнуть из гримерки.
Да ведь она его дразнит! Развлекается, зараза. Сид рванулся вперед, цепко схватил партнершу за плечо и слегка встряхнул:
– Я спросил: кто будет сегодня в зале?
Ника медленно обернулась. На ее лице застыла отчужденная маска холодного гнева, горящие бешенством глаза так и впились в руку, белеющую на алом сукне.
Сид не проронил ни слова и только крепче сжал пальцы.
Ника перевела взгляд на его лицо, теперь они смотрели друг другу в глаза. Сида так и обдало горячей волной. Он выговорил глухо и хрипло:
– У тебя кто-то есть? Считаешь, я не имею права знать?
Губы Ники издевательски дрогнули, она вздернула подбородок.
– Моя личная жизнь тебя не касается. Знай свое место, Сид.
Ее голос звучал уверенно и до оскорбительного спокойно. Сейчас Ника выглядела как королева, не меньше.
«Знай свое место» – вот и все, ни прибавить ни убавить. Такого Сид не ожидал.
Сколько всего он мог бы возразить! Разве они с Никой чужие люди? И что с того, что она – звезда манежа, а он – униформа, второй сорт? Разве это дает право обращаться с ним как с прислугой? Разве их связывает только работа?
Так много вопросов, а ведь все ответы у Сида уже есть. Он убрал руку и тихо сделал шаг назад.
В какой-то момент ему показалось: Ника дрогнула. Сейчас она виновато улыбнется, протянет ему руку: «Извини, приятель, – это все нервы перед представлением».
Но она лишь слегка дернула плечом и скрылась за дверью.
Сид остался один в прокуренной духоте гримерки. Колченогая мебель, убогие стены – сколько скандалов они повидали, скольких ассистентов здесь так же ставили на место.
Все так просто и буднично – пока это не коснется лично тебя. Никто не хочет быть низшей кастой, своя гордость есть у каждого.
Сид закурил и тяжело опустился на стул. Как же он устал!
На форганге было не протолкнуться, кругом царила неразбериха. Хмельное веселье закулисья, развязный хохот и грубоватые шутки, пьянки набегу – незатейливый быт цирковых. У профессиональных артистов не бывает праздников. И все же каждый пытается урвать хоть кусочек простой обывательской радости – а как же иначе?
Сид отыскал глазами Нику. Она стояла совсем близко к Азату, их плечи соприкасались. Старый клоун склонился к гимнастке, что-то шептал ей на ухо. Ника расхохоталась напоказ, слишком громко. Сид не сомневался: весь этот спектакль затеян специально для него. Азат потянул из-под полы пиджака плоскую флягу и передал ее Нике.
Сид подошел к ним танцующей походкой и по-хозяйски положил руку на талию Нике (такая твердая и напряженная, совсем закаменевшая!):
– Привет, бэби. Развлекаетесь тут без меня?
Ника недоуменно оглянулась и молниеносно стряхнула его руку. Она не проронила ни звука – только брови гневно сошлись к переносице.
Сид беззаботно, как ни в чем не бывало, улыбнулся.
Молчание нарушил Азат:
– Мне кажется, парень, для тебя она – Николь. Николь Мишуровская. А тебя я не угощал.
Его голос звучал тягуче и насмешливо. Что ж, он давно напрашивался.
Сид резко обернулся к пожилому армянину, его рука сама собой замахнулась для удара. Секунда паузы показалась вечностью: мужчины мерили друг друга бешеными взглядами.
– Ну? Только попробуй, – тихонько усмехнулся Азат.
Сид ощерился.
Ника стремительно вклинилась между ними. Она широко улыбалась, по щекам разлился лихорадочный румянец, и только на дне глаз притаился страх.
– Брейк! Азат, остынь! Сид, – Ника с нажимом выговорила его имя, – нам и правда лучше не пить сегодня. Впереди тяжелая ночь.
Азат рассыпался в дробном надтреснутом смехе.
– И правда! Работа-то у тебя, парень, ответственная – а ну как перепутаешь чего? Стул вынести мне на репризу, опять же…
Сид почувствовал, как каменеют челюсти. Он скрипнул зубами.
«А чего ты ждал, униформист?»
Но момент был уже упущен. Ника радостно подхватила смех, игриво стукнула Сида кулачком в грудь.
Он смотрел на нее во все глаза и не мог поверить в реальность происходящего. Неужели это она – его хрупкая огненноволосая подружка, та, что каждый день вверяет ему свою жизнь?