Казалось, Лиза на секунду задумалась.
– А знаешь, насрать. Могу и через тебя передать привет. Просто скажи ему…
Из трубки донесся мелодичный переливчатый смех. Яна слушала, затаив дыхание. А ведь она прекрасно помнила: полгода назад он звучал совсем иначе. Хриплый, вымученный смех человека, готового идти до конца.
– Забавно получается: я так долго гналась за вами, чтобы сказать, как вы мне безразличны… – протянула Лиза. – Ерунда, знаю. И все же.
– Что тебе надо? – Яне еле удалось разлепить пересохшие губы.
– Знаешь, – Лизин голос зазвучал доверительно, словно она говорила с лучшей подругой. – А у меня ведь теперь ребенок.
Яна почувствовала, как внутри что-то вытягивается стальным тросом. Трос дрожит от напряжения, тонко звенит и вот-вот лопнет.
– Поздравляю, – выдохнула она чужим безжизненным голосом.
– Спасибо, детка! – Лиза снова засмеялась. – Ах, ты даже себе не представляешь…
Сердце медленно и неровно, словно нехотя, отсчитывало толчки. Яна закусила губу, во рту появился металлический привкус.
– Теперь все по-другому. Совсем, – мечтательно протянула Лиза. – Знаешь, я словно освободилась.
«Зачем ты мне все это говоришь? Что за спектакль решила устроить на сей раз?»
– Что… тебе… нужно? – Янины слова падали четко и раздельно, как заледеневшие камушки.
Но Лиза будто и не слышала ее.
– А главное: мне наконец-то плевать на него. Ты слышишь?! Мне плевать на Сида!
Яна открыла глаза. Смутно серели в сумерках очертания комнаты, из ванной доносился бойкий шум воды. На секунду ей показалось, что все это происходит во сне.
– О да, я наконец избавилась от этого сраного морока, – у Лизы вырвался нервный смешок. – Так что передавай привет. Больше я его не побеспокою!
– Хорошо, передам.
Чувство нереальности происходящего нарастало. Яна вяло изумилась неуместности своего тона. Словно она болтает с доброй знакомой, какая нелепость!
– Да, и послушай моего совета, – Лизин голос опустился до интимного полушепота. – Не привязывайся к этому мудаку. Лучше беги оттуда. Беги, пока можешь!
Нужно было что-то ответить. Но Яна продолжала кусать губу, слушая, как в висках нарастает шум крови.
– Ну ладно, мне пора. Удачи, малыш!
Лиза отключилась.
В комнате стало совсем тихо, уши словно заложило ватой. Яна устало откинулась на подушки и прикрыла глаза. Действительность привычно растаяла, и на изнанке век проступила другая, послушная Яне реальность.
…Терраса кафе, холодный летний дождь стучит по навесу из крашеного брезента. Лиза сидит напротив, перед ней на маленьком столике дымится кукольная чашечка эспрессо. Легкий прищур холодных, с прозеленью глаз из-за холодных стекол очков, черные пряди графично обрамляют лицо мраморной статуи.
– Рада, что мы наконец встретились, детка!
Яна чувствует, как пересыхает в горле…
Настоящее ведь не перестает существовать, становясь прошлым. Люди придумали глупые рамки времени, но разве они не врут? И если нет, то почему терраса летнего кафе сейчас гораздо реальнее, чем комната с изморозью белых стен?
…Утро в поезде, солнечный прокуренный тамбур. Дверь между вагонами приоткрыта, оттуда врываются бодрый перестук рельсов и уже по-осеннему холодный воздух. Сид выдыхает облако дыма и ласково подмигивает:
– Расскажи, что она сказала тебе.
Яна мается в углу, провожает взглядом сопки предгорий, убегающие из захватанного прямоугольника окна. Зато небо стоит на месте: восхитительно-синее, ни единого облачка. Стекло запотевает от дыхания Яны, и небо туманится…
Картинки сменяют одна другую, легко сплетаются в едином танце. И это тоже нормально. Ты всегда можешь быть в стольких местах, в скольких сам пожелаешь. Особенно если все они – лишь грани одной и той же истории.
…Лиза морщится на белесое небо и тянет тонкую сигарету из пачки.
– А ведь он женат.
Дымок сигареты мешается с запахом кофе, и Яна чувствует, что ее мутит.
– А, ты не знала?! Вот потеха!
Лиза смеется коротким безжалостным смехом. Яна моргает.
– Мне кажется, здесь нельзя курить.
…Сид со всей силы хлопает по стене тамбура:
– Врет! Это она замужем!
Его солнечно-желтые глаза останавливаются на Яне. Она затравленно жмется в угол и молчит. Сид вздыхает.
– Бэби…
Жестом фокусника он вскидывает правую руку. В линии ладони въелась смолистая копоть лесного костра, а на большом пальце краснеет свежий порез.
– Видишь кольцо? Вот и я нет!
Стук рельсов вторит смеху с нотками безумия…
…Лиза перегибается через стол и зло шепчет ей в лицо:
– Я с ним уже восемь лет, девочка. Мы столько всего пережили, что тебе и не снилось!
Дождь барабанит по перилам террасы. Яна вытягивает руку и ощущает холодные капли на ладони…
…Горячо вспыхивает кончик сигареты, Сид выдыхает через ноздри облако дыма и криво усмехается.
– Восемь лет, ты прикалываешься? Думаешь, я бы смог так долго трахать эту стерву?
Его голос звучит так резко и холодно, что Яна невольно втягивает голову в плечи.
– Да ведь она же конченая психопатка! Разве сама не видишь?
Кажется, еще никогда Яне так сильно не хотелось поверить чужим словам…
…Сердце сжимают каменные тиски. Неправда все это!
– Охренеть. Стоило уехать на лето, – Лиза сокрушенно качает головой. – Работа, чтоб ее!
Яна как зачарованная смотрит на тонкие губы, безупречно подведенные карандашом.
Отточенным движением Лиза стряхивает пепел на пол.
– Не лезь к нему больше. Я ношу его ребенка.
Сердце екает, и Яна чувствует, как доски пола раздвигаются, и она вместе с плетеным стулом проваливается в черную пропасть.
– Нет. Этого не может быть…
…Сид со стуком захлопывает дверь тамбура и делает шаг к Яне.
– Да ведь это же бред собачий! Она уже три года живет в Москве. И я с ней не был уже несколько месяцев!
Его горячие ладони ложатся на плечи Яны – она чувствует тепло даже сквозь ткань куртки.
– Это не мой ребенок. Слышишь?
Желтые глаза так и пылают огнем, зрачки сужены до предела. Яна видит: Сид едва держит себя в руках.
«Это не мой ребенок…»
…К столику подходит прыщавый официант, он нервно прячет руки в карман фартука.
– Извините, здесь нельзя курить.
Лиза не оборачивается. Она, не глядя, бросает окурок в чашку с недопитым эспрессо и наклоняется к Яне.
– Ладно, вот как мы поступим. Я вернусь осенью. И тебя я больше не увижу.
Каждый вдох дается с трудом, к горлу подступают рыдания.
– Ты меня поняла?
Лизино лицо двоится, становится нечетким. Глупые капли дождя попали в глаза, и теперь так и просятся наружу…
…Горячий шепот Сида раздается над самым ухом:
– Бэби, я люблю тебя. Не верь ей, мне верь.
Яна щурится в лучах утреннего солнца и медленно кивает. Она чувствует, как в груди начинает оттаивать гигантский ледяной ком…
Ну вот и все. Из небытия лениво проступили звуки бегущей воды и блюза, затем появился свет – дрожащий огонек свечи на столе. В реальность вкрадчиво вплелся запах корицы, по телу разлилось уютное тепло.
Яна недоуменно улыбнулась и окинула комнату взглядом, в котором светилась тихая радость. Бежать – отсюда, из этого зачарованного дома с белыми стенами, застывшего в безвременье вечной молодости? От их солнечно-летней Трассы Ноль, от старых друзей – жирафа и сиреневого оленя?
Ну уж нет! У Яны вырвался тихий смешок.
Слишком долго она бежала, теперь настало время вернуться туда, где всегда было ее место. Время быть собой и действовать!
Ее рука нежно провела по гладкой коже живота.
Яна наконец знала, что делать. Она знала, как задержать Сида! Теперь главное – успеть, успеть, успеть…
– У меня для тебя есть сюрприз!
Голос Яны застал Сида почти в дверях: он как раз примерялся, как бы половчее унести сразу и рюкзак, и сумку с реквизитом.
– Ну что там, бэби?
Он оглянулся через плечо, скрывая раздражение за нетерпеливым дружелюбием.
Сегодня был день последнего представления в Автово. Через два дня их ждет Дубай. Сколько же событий за двое суток: прощание с манежем, который подарил Сиду иной способ жить жизнь, отвальная пьянка с труппой, лихорадочные сборы, ночной аэропорт… А дальше только воздух, путь в неизвестность вдвоем с Никой сквозь черную мглу.
Сид уже не помнил, когда он в последний раз спал больше трех часов кряду, но что за беда? Бывают периоды жизни, когда спать просто нельзя, иначе упустишь все самое настоящее.
– Я его готовила две недели.
Он пристальнее взглянул на Яну: бледная и отощавшая, кутающаяся в толстовку Сида, на голове громоздится нелепый пучок выцветших волос. На узком сосредоточенном личике залегли глубокие тени, губы чуть дрожат. Сид все же предпринял последнюю попытку:
– А может, отложим на вечер, бэби?
– Нет, нет, сейчас! Пойдем!
Яна горячечно схватила Сида за руку. Он покорно вздохнул.
– О’кей, идем.
Что же, по крайней мере, он узнает, чем Янка занималась все холода, притаившись в их белой комнате. Сид привычно шагнул к двери, но его остановил нетерпеливый возглас Яны:
– Нет, не туда. Дальше!
Сид сбился с шага. Он ощутил, как закаменели челюсти, а ладони мигом вспотели.
– Что?..
Но Яна не заметила его смятения. Она пятилась дальше по коридору, зазывно маша рукой:
– Ну же, ты только глянь!
Время замедлило бег. Сид увидел, как ее рука медленно, словно сквозь толщу воды, тянется к пыльной дверной ручке (нет, вовсе не пыльной! а он только сейчас заметил!), как с усилием поддаются несмазанные петли.
– Не надо…
Он сказал это или только подумал? Горло обожгло волной паники, внутренности завязались узлом. Сиду показалось, будто он стоит на краю пропасти.
Но Яна даже не взглянула на него. Она толкнула дверь, и та распахнулась настежь с рвущим душу скрипом.