екленный шкаф с дисками. Вот дисков было действительно много, но по названиям трудно было понять, каков их слушатель. Даже Костик, осмотрев первые полки, в изумлении развел руками.
Мишка, впрочем, ничего не заметил. Он включил компьютер и попробовал влезть в свой почтовый ящик. Не получилось. Тогда он позвал нас.
Костик ввел его пароль и обнаружил несколько непрочитанных писем. Одно, кажется, от девушки. Он скопировал текст и вывел на монитор самыми крупными буквами. И отошел от стола.
Потом, много позже, я спросил Костика: что же было в том письме? Он ответил, что специально не вчитывался, тем более что написано было латиницей; ему запомнилась одна-единственная фраза: «я не буду ничего объяснять». Даже в транслитерированном виде, а может, именно поэтому, эти слова выглядели ужасно. Так сказал впечатлительный Костик.
Прочитав письмо, Мишка закрыл его и обернулся.
– Это был подарок, – сказал он. – Подарок на совершеннолетие.
– Отвечать будешь? – спросил я.
– Уже не нужно. Впрочем... я напишу. Проверь, правильно или нет.
Он опустил пальцы на клавиатуру и, мучительно вглядываясь в экран, написал одну фразу. Я подошел и посмотрел. Ответ был таким:
СПАСИБО ЗА ВСЕ.
– Всё правильно, – произнес я и щелкнул мышкой, чтобы ответ отправился адресату.
Я зашел и на Lenin-35. Мне писем не было. Оставалось доехать до Волгореченска.
Потом мы с Костиком не удержались и залезли на ленту новостей. Мы искали упоминания о бурной ночи в Новосволоцке, хотя я с удовольствием прочел бы, что мерзкий городишко накрыло ядерным взрывом мощностью в двести килотонн. Но мы не нашли ровным счетом ничего. Очень может быть, что в Новосволоцке разборки посреди города в порядке вещей.
Следующим адресом в Мишкином списке избранного оказалась какая-то невнятная порнушка. Чтобы ее посмотреть, надо было заплатить: Мишка признался, что иногда использовал свою кредитную карту именно для этого. Мы посмеялись, потом выключили компьютер и стали смотреть видео.
Утром мы проснулись поздно. Мишки не было ни в его комнате, ни в гостиной, ни в стеклянной башне. Похоже, дом вообще был пуст. Поднявшись на вышку, я огляделся и увидел Михаила внизу: он сидел, как в кресле, на корнях громадной сосны, и как будто дремал; у ворот я заметил вчерашнего охранника. Спустившись в сад, я кивнул охраннику, подошел к Мишке и потряс его за плечо.
– Петр, ты? – переспросил он. – Долго же вы спите.
– Всю прошлую ночь носились, как потерпевшие, – сказал я. – Хоть у тебя отоспались.
– Я у тебя не спросил вчера: почему вы путешествуете?
– Это не путешествие, это экспедиция. Есть одно дело в Волгореченске… а может, и дальше.
– Такое непростое дело?
– Ну да. Тяжелый случай.
– И когда отправляетесь?
– Сегодня.
Мишка вздохнул. Потом сказал:
– Мы еще в сауну не сходили. У нас и бассейн есть.
– Бассейн?
– Там, за домом. Прямо из парилки можно нырять. И подсвечивается ночью.
– Я в Египте в таком купался.
– Вечером не будет никого.
– Ты, Миха, и мертвого уговоришь. Только я до сих пор не понял: ты пригласил людей с улицы. Неизвестно кого. Мы тут жрем, пьем, на гитаре твоей играем. А ты приглашаешь у тебя зависнуть. У вас что, принято так?
– Принято совсем иначе. Но я здесь недавно. Считай, что я еще не привык.
– Нет, Мишка. Ты что-то темнишь. Я бы подумал, что ты... из этих, но ты не похож. Ты уж извини.
– Ты говоришь, как мой отец. И ты совершенно не прав.
– А чего ты так волнуешься? Может, ты все-таки... – я показал жестами. Скорей всего, Мишка не разглядел или не понял шутки. А я уже жалел, что пошутил.
– Просто я хотел бы с вами поехать, – выговорил он наконец. – В команде.
– Да сказал бы уже сразу. Но... нафига тебе это? Тебе глаза лечить надо, операцию делать. А не по трассе гоняться. И вообще...
– Балласт не нужен?
– При чем тут «балласт – не балласт».
– То есть, ты думаешь: вот человек от скуки бесится?
– Примерно так и думаю, – сказал я жестко. – Я тебе честно скажу: если бы я жил, как ты, я бы вообще не заморачивался с этим автобусом, я бы…
– Ты бы прежде всего ничего не видел, – прервал меня Мишка, и я подумал: вот черт, опять неловко получилось.
– Я не про глаза, – сказал я. – Я про возможности.
Получилось еще хуже.
– Есть еще одна причина, – решился я. – Мы едем, чтобы… как бы тебе сказать? Подзаработать денег.
– Честным трудом?
– Свободным поиском.
– Я тоже так хочу, – вырвалось у него.
– Ты хочешь денег? Это я хочу денег. И Макс. И все. Потому что у нас их нет. Мишка, ты хороший парень, но это не твоя проблема: ты станешь адвокатом…
– Не стану…
– Да куда ты денешься. Вылечишь глаза, станешь адвокатом, или мэром Москвы, или министром иностранных дел…
– Никем я не стану.
– И хорошо еще, если мы с тобой встретимся где-нибудь вот так, как сейчас, а скорей всего, я буду читать про тебя в газетах, как про Бориса Николаевича… – я выкладывал все это, как будто забивал гвозди в крышку гроба, а сам понимал, что говорить этого не нужно, что он этого не заслужил. Но парень должен был понять, наконец: рождественская сказка закончилась. Ему лучше не привыкать к нам, а нам – к нему. Папе следовало подарить ему щенка лабрадора, а не четверых взрослых ребят, пусть и не злобных, но с дурными привычками... Он смотрел на меня во все свои несчастные глаза, а я все говорил и говорил – пока сзади не подошел Макс.
– Пит, ты чего?
Я умолк на полуслове.
– Пойдем-ка, вопрос есть, – сказал он.
Мы отошли в сторону.
– Я так понимаю, Мишка с нами хочет? – чрезвычайно спокойно спросил Макс.
– Хочет.
– Ну так и давай возьмем, – Макс пнул ногой толстую сосну. Дерево не шелохнулось. – О чем базар-то.
– Ты чего? Ты забыл, зачем мы едем?
– Какая разница. Едем брать кассу, – сказал он негромко. – Нам в банде пятый разве не пригодится? И папа адвокат, между прочим.
Макс, похоже, решил поиграть в Дикий Запад.
– Нет, я просто охреневаю, – я тоже заговорил криминальным свистящим шепотом. – У нас на хвосте висят какие-то уроды. Притом еще непонятно, сколько их. Вообще неизвестно, докуда мы доедем. Может, грохнут по дороге. И в это время к нам просятся пассажиры. Помнишь, корабль был такой – «челленджер»? Плохо кончил. А всё из-за туристов.
Я решил быть непреклонным.
– Пит, – сказал Макс. – Я тебя десять лет знаю. Так?
– Ну.
– Вот и не… Не надо этого. Скажи: ты не хочешь делиться?
Пораженный, я даже отступил на шаг:
– Я думал, это ты, Макс, не захочешь делиться.
– Надо дать человеку шанс, – ответил Макс фразой из какого-то фильма. – А деньги не имеют значения.
– А-а. Я все понял. Ты его в свою группу затащить хочешь.
– Ну не тебя же. У тебя слуха нет.
– Ну, ну... А вот мне интересно, что Шериф скажет? И Костик?
– Шериф не против, – сообщил Макс. – Он мне сам вчера говорил.
– Ага. За спиной все решили.
– Пит, я тебя уже просил: не надо этого.
– Если все накроется из-за него, ты что делать будешь?
– А я вот что сделаю: я его своими руками задушу.
Я усмехнулся.
Мишка, который так и сидел под деревом, смотрел в нашу сторону. Мы вернулись и встали прямо перед ним.
– Мы тут подумали и решили тебя задушить, – поведал я. – Но не сразу. А когда из-за тебя все дело накроется.
Макс положил руки Мишке на шею и легонько сжал. Охранник вдалеке прищурился.
– Живи пока, – сказал Макс. – Ты принят. До первой пьянки. А там на берег спишем.
– Я вообще-то не пью, – отвечал Мишка, неумело улыбаясь. – Вчера немного…
– А ты хоть помнишь, чего мне вчера говорил? – спросил я. – Как на жизнь жаловался?
– Смутно.
– Так я тебе напомню. Ты говорил: вот, ягуара мне отец в этот раз не купил, а поршак старый сломался... Придется теперь у парней автобус угнать. Типа вписаться пассажиром, а потом на трассе их в кювет выкинуть, одного за другим. Чтобы они там подохли в страшных судорогах.
– Нет, нет, я не мог так проколоться, «Мосад» будет очень недоволен, – засмеялся он. Что-то в его взгляде изменилось. Теперь никто бы не принял его за слепого. «Вот ведь спасли человека на свою голову», – подумал я.
Я вспомнил: вчера ночью мы сидели втроем на его обширной кровати, смотрели какое-то специальное видео, курили и разговаривали о пустяках. А потом так и уснули вповалку, не раздеваясь. Но перед этим он успел у меня спросить:
– Пит, а ты бы смог жить так, как я?
– Легко, – отвечал я, не задумываясь.
Эпизод 23 - 24
Эпизод23. – А я не собираюсь так жить, – говорила Светка. – Я все поняла: ты меня не любишь. Ты любишь только, чтобы тебе было хорошо, всегда только это, а на меня тебе всегда было наплевать...
Она еще что-то кричала в трубку, неожиданно визгливо, совсем как ее мамаша – директор школы – после того, как однажды застала нас вдвоем в физкультурном зале, – а я думал: вот все и кончилось.
Я звонил ей ночью, ее не было дома. Марьянка нипочем не хотела говорить, где она, а потом все-таки сказала. Конечно, сказала. И наутро (если два часа можно назвать утром) Светкин голос был совсем чужим, или, сказать точнее, отданным кому-то другому, и я даже знал, кому. Дальнейшее не имело смысла. «Спасибо тебе за всё», – сказал я и аккуратно положил трубку. В комнату вошел Шериф и тоже собрался кому-то звонить, а я спустился во двор. И уселся на землю, прислонившись спиной к стволу сосны. Как вчера Мишка.
Мне нужно было броситься обратно и вернуть ее? Достать из-под сиденья старый черный «наган» и грозить им собственному однокласснику? Да меня тошнило от него еще в школе. О чем можно говорить с человеком, который с шестнадцати лет знакомится по объявлениям со старыми тетками? Или рассказать Светке? Не-ет. Пусть она узнает об этом от кого-нибудь другого. От своей матери, например. Это будет особенно пикантно.