Дежурный сержант поначалу даже не заметил меня. Он говорил по телефону. То, что я услышал, встревожило меня не на шутку. «Скорая» первой пришла? – спрашивал он у кого-то, кто кричал в трубку на том конце провода. – В горбольницу? (Шкрт-шкрт). Сколько, сколько? (Шкр-шкр). Нихрена себе! Ладно, разберемся».
Он прикрыл трубку ладонью и вопросительно посмотрел на меня: «а тебе чего здесь?» Я смутился и затряс головой, как будто хотел сказать: «продолжайте, продолжайте». Сержант нахмурился, но я уже выскользнул обратно за дверь, чувствуя себя полнейшим идиотом.
И вот теперь мы сидели в автобусе и с тревогой слушали, как где-то далеко, на краю города, завывают сирены.
– Я боюсь, у Шерифа с урюками не получился разговор, – проговорил наконец Макс.
– Вот и я о том же думаю, – признался я.
И вдруг очень ярко представил себе тело, лежащее навзничь на обочине, под проливным дождем. Вот рядом останавливается пугливый частник, смотрит, уезжает. Вот уже шумно подваливает милиция с мигалками, и неряшливый толстый мент, сгорбившись под мышиной плащ-палаткой, расстегивает на потерпевшем промокшую куртку. Достает документы. «Из приезжих, – говорит он остальным. – Всё, […], этот уже приехал». А молнии всё сверкают, и на ментовском «уазике» мигают лампочки.
Подъезжает и запоздалая «скорая помощь», которая констатирует…
Тут мимо нас по проспекту и действительно пронеслись сразу три машины «скорой помощи», наподобие нашей. Вслед за ними показался ментовский козелок с включенными мигалками. Он притормозил, из него выпрыгнул приземистый милиционер с погонами капитана, взбежал на крыльцо и скрылся за дверью. «Уазик» же выключил мигалки, затарахтел, выпустил облако сизого дыма, затем вполз во двор и там затих.
– Так, – сказал я. – Я, кажется, знаю, что делать. По машинам.
Я сам уселся за руль. Развернувшись прямо через двойную полосу, мы за три минуты доехали до вокзала, перебрались через рельсы и вернулись на ухабистую Железнодорожную.
Одинаковые деревянные домищи, днем похожие на вагоны или, точнее сказать, на разросшиеся мусорные ящики, в темноте выглядели весьма таинственно.
Рыжая собака была на посту. Она проводила нас до дома пятнадцать и, узнав меня, молчаливо согласилась постеречь автобус.
Парни глядели на меня с недоумением. «Спокойно, – сказал я им. – Причешись, Макс, к приличным людям в гости идем». Макс испугался и спросил у Костика расческу.
Мы поднялись по ступенькам и постучали в дверь второй квартиры. Нам не открывали довольно долго. Когда Марина наконец показалась, она выглядела просто удивительно. Так говорил позже Макс. А сейчас он только пробормотал:
– Здравствуйте…
– Да вы познакомьтесь. Это моя сестра, Марина, – объявил я, упиваясь произведенным эффектом. Костик и Макс молчали ошарашенно. «Проходим, проходим, не задерживаемся», – поторопил я их.
– Я знала, что ты придешь, – тихонько сказала мне Марина.
И тут я понял несколько вещей. В том числе и такую: мне придется принять самые срочные меры, чтобы только не наделать глупостей. А одновременно с этим я подумал, что в нашем автобусе хорошо бы отыскать еще одно место. Как хотите, так и понимайте.
– Так, Маринка, – грубовато сказал я. – Это всё хорошо. Но нам нужен телефон и твоя помощь. Ты можешь маме позвонить? На станцию? Прямо сейчас.
Эпизод39. В городскую больницу нас никак не хотели пропускать, пока я не сослался на Ларису Васильевну. В хворостовском медицинском мире это имя даже ночью пользовалось авторитетом. А уж когда мы сообщили дежурной, что и дочка главврача станции скорой помощи тоже входит в нашу выездную бригаду, для нас мигом открылись все двери.
Мы прошли по длинному полутемному коридору и приблизились к застекленной двери дальней палаты. Стекло было окрашено белой масляной краской.
– Только тихо, – сказала ночная медсестра. – Он спит.
Глаза медленно привыкали к темноте. Медсестра нащупала кнопку и включила тусклый ночник. И мы увидели Шерифа.
Он, и верно, лежал на спине с закрытыми глазами. Его голова была основательно забинтована. Что-то случилось и с его левой рукой: она тоже была аккуратно перевязана и, как чужая, заботливо уложена поверх одеяла.
– Часа два назад по «скорой» привезли. Без сознания. Говорили, несчастный случай... Сотрясение мозга. И еще закрытые переломы, кисть раздроблена, – шепотом рассказывала медсестра.
– Как же он спит-то, – ужаснулся я. – Это же боль адская.
– Теперь уже не так больно. И потом, ему анальгетики ввели.
Макс приблизился и заглянул Шерифу в лицо.
– Раиль, – тихонько позвал он («Что ты делаешь», – испугалась сестра).
Веки Шерифа дрогнули. Не открывая глаз, он что-то пробормотал на родном языке. Я уловил пару знакомых слов:
– Ругается. Значит, жить будет.
– Ты позови его по-русски: Шериф, – догадался Костик.
Тут Шериф открыл глаза и посмотрел на Макса. И с трудом проговорил:
– Макс... Ты знаешь, они сдохли.
Макс изумленно обернулся к нам.
– Это он бредит, – заявил я медсестре.
– А-а-а, Пит, ты тоже здесь, – услышал меня Шериф. – Их нет, Пит. Они тебя больше не достанут.
– Шериф, может, ты потом нам расскажешь? – неуверенно спросил я.
– Их нет, Пит. Эти падлы… они сдохли, – сказал Шериф и вдруг улыбнулся так легко и радостно, что мы поняли: лучше и не скажешь.
Документ4. Лучшее дело Шерифа. История, рассказанная им самим
«Мы когда сели в машину и поехали, мне Аслан и говорит… тут я переводить буду, потому что он по-своему говорил, но я все равно мог понимать.
«Ты неправ, Раиль, – сказал мне Аслан. – Ты неправ, потому что связался со свиньями, с кяфырами, – это раз. Ты неправ, потому что связался именно с этими свиньями, это два. И ты неправ в третий раз, потому что связался с этим парнем».
«Не трогай его, Аслан, – сказал я. – Он мой друг».
«Нет, Раиль. Я уже тебе говорил, как ты неправ? Бог видит, я бы этого щенка придушил. Но перед этим я хотел бы посмотреть на его отца.
Теперь еще слушай. Не думай, что если ты мне слил этих московских ублюдков (по-ихнему это еще хуже звучит), я тебе прощу долг. Я тебе прощу только половину».
«Я тебе всё верну, Аслан».
«Ты мне всё не вернешь, потому что всегда будешь должен больше».
«Это что значит?» – спросил я. А он только засмеялся:
«Совсем ничего не значит. Со мной поедешь. У нас тут с братьями разговор есть».
«А что с пацанами будет?»
«Э-э, тебе не надо знать», – сказал Аслан. И так криво усмехнулся.
«Нет, Аслан, – сказал я. – Я хочу знать».
«Ну, если так хочешь, скажу, – ответил тогда Аслан. – Теперь братья ими займутся. Мы все стрелки на них перевели. Пусть пока в зиндане посидят. Если не сдохнут».
Зиндан – это тюрьма, по-ихнему. Я спрашиваю:
«Почему говоришь – если не сдохнут?»
Ты, Пит, не обижайся. Это не я такое слово сказал, это он сказал.
«Потому что там долго не живут, – отвечает Аслан. – Цистерна видел? Там воздух совсем нет. Воняет. Голова болит. Потом помрешь. А бензин сверху полить – ай, как хорошо гореть будет».
Тут я очень за вас испугался.
Ну, ты же видел этих братьев. Они и правда родственники, из одного тейпа – в общем, хрен их поймет. Жирного, Ахмеда, помнишь? Это самый главный вообще во всей ихней мафии.
Они все живут на окраине. Оружия полный дом. АКМ-ов стволов двадцать, наверно. Как такое может быть, вообще не знаю. Видно, у федералов купили. Военные года три назад всё распродавали, можно было хоть танк втарить.
Я думал сбежать как-нибудь, но не вышло. У них наручники были, прицепили меня к батарее. Ну, думаю, буду тогда слушать.
Они часа два что-то там терли по-своему. А они когда совсем по-своему говорят, я перестаю понимать. Разобрал только, что они какую-то тему готовят в городе. Уже скоро. Вроде как гости должны к ним приехать. Гости. Какие гости? Не знаю, Пит, не спрашивай. Да я, в общем, все время о другом думал.
Тут Аслан заходит.
«Хороший ты парень, Раиль, – говорит. – Полюбил я тебя».
«И что дальше?» – спрашиваю.
«А вот Ахмед говорит – не нужен ты нам».
«Тогда отпусти», – говорю.
А он смеется:
«А-а, какой умный. Я тебя отпустил, ты к своим побежал, да? Погоди. Мы поедем покатаемся».
Выезжаем куда-то из города, похоже, на трассу.
Там стоянка грузовиков. Возле нее – кафе. Сборный из щитов павильончик. «Пожрем перед дорогой», – сказал Аслан.
Мы пошли внутрь. Меня с двух сторон легонько так держат. Там комната с двумя длинными столами, тесная, бар да кухня, больше ничего. За одним столом дальнобойщики пьют водку. Аслан посмотрел на них, ничего не сказал. Все расселись. Заказали себе что-то, шашлык там, туда-сюда. Водки, конечно. Они ведь хоть и понтуются, но какие они, к свиньям, мусульмане.
«Ты тоже ешь пока, – это они мне говорят. – Тебе ехать далеко, очень далеко».
Но у меня что-то аппетит совсем пропал.
И тут дальнобойщики между собой о чем-то стали шептаться. Наконец двое вышли, как бы отлить. Аслан нахмурился, но сидит, ждет.
Смотрим, а они возвращаются. Человек десять. Бухие все.
«Вот эти черные месяц назад нас на трассе кинули. Сто километров от Твери», – один говорит.
«Да мы видим. Всяко, это они», – типа остальные соглашаются. Уж не знаю, чего у них там на трассе было. Но шоферня сразу монтировки достала, а Аслан со своими из-за стола повскакивали, кто за нож, кто за стволом потянулся, да только, похоже, не успел. Потому что так и не стрелял никто.
А я, говорите, что делал? А я, когда месилово только началось, – одному-двум врезал, сам под стол и на кухню. Вот вы, блин, смеетесь, а мне не смешно совсем. Ладно, слушайте, чего дальше было.
В кухне есть выход запасной. Там за дверью повар стоит, армянин или кто, в руках такой нев…бенный нож держит. Типа спрятался. Я ему говорю: чего стоишь, быстро беги звонить, дурак, сейчас тут реальный замес начнется. А сам на улицу выскочил. Смотрю, все грузовики пустые стоят. А у двух даже моторы н