Его походка неуловимо изменилась. В лицо лучше было и не глядеть.
– Всё верно, – сказал он, подойдя поближе. – Да. Только там их два.
– Что-о? – воскликнул кто-то из нас, а может, все трое одновременно.
– Второй – мужик в тельняшке.
Макс в сердцах плюнул на черный песок. Костик тяжело вздохнул.
– Знали его, что ли? – спросил Шалимов.
– Это Мальцев, – ответил я. – Сторож. Он нас отсюда вытащил.
– А отца не вытащил, – заметил Кирилл сквозь зубы.
– Семен говорил, что он еще был жив, когда в бочку попал, – хмуро сказал Макс. – Только недолго жил. Кричал, наверно, но никто не слышал.
– Я им никогда не прощу, – произнес Кирилл, сжав кулаки. – Я их урою. Уничтожу. Вы свидетели. Я клянусь.
– Так кто это сделал? – спросил я.
– Это Ларионов. Это он, ублюдок. И его, бл...дь, орлы горные.
Тут по его лицу пробежала судорога, и он крепко-крепко сжал зубы. И умолк.
Много позже я начал понимать, что произошло. Собственно, дело было не в мэре Ларионове и не в Ростиславе Шалимове (иначе известном как Ростик Шальной). Дело было в принципе. Принцип состоял в том, чтобы никогда и ни под каким видом не отдавать никому денег.
Бывший комсомолец Ларионов унаследовал свой кабинет непосредственно от старших товарищей-коммунистов. Сидя в этом кабинете, он приглядывал за парой-тройкой доходных предприятий, открытых старшими товарищами на деньги партии, а заодно собирал дань со всех остальных хворостовских коммерсантов.
Со временем тянуть по-мелкому ему наскучило. В партнерстве с Ростиком Шальным и на средства РОСТ-Банка он купил местный колбасный завод, потом – овощебазу, автосервис и даже несколько ресторанов. Покупать ему понравилось, платить деньги – не очень. Тогда он поступил просто и эффектно (по крайней мере, так я понял суть интриги): перепродал свои активы по второму разу.
Покупателями оказались пришельцы с гор. Этим простым ребятам было наплевать на законное оформление сделки, в те времена они брали не глядя все, что казалось им ценным. Умный банкир Ростислав Шалимов предупреждал мэра о недальновидности такого поведения. Но он никак не ожидал, что спустя год-другой Ларионов продаст и его. Новые партнеры мэра без церемоний бросили банкира в нефтяную цистерну, не отказав себе в удовольствии помучить перед этим.
А жирный Ахмед, наверное, так же стоял рядом и пил свою минералку.
О чем банкир Шалимов вспоминал в последние мгновения жизни, уткнувшись лицом в грязь? Мне было тяжело об этом думать. Мы должны были встретиться при иных обстоятельствах.
Потом я подумал про Мальцева. Это из-за нас он оказался там, в цистерне. Ахмед искал не кого-нибудь, а нас. Опять все дерьмо в этой жизни происходит из-за нас.
А вот если бы Мальцев нас не вытащил, вместо него там лежали бы мы втроем. То есть, вчетвером, если считать молчаливого Шалимова-старшего (в одном ботинке).
Первым, наверно, отрубился бы Костик, ему пришлось хуже всех. И я успел бы почувствовать, каково это, когда рядом с тобой умирает твой друг.
«Так погибла в Антарктиде экспедиция капитана Скотта», – вспомнил я старинную книжку, читанную когда-то летом, здесь же, на Азовском море.
[Фрагмент восстановлен: этотпоход с самого начала был неудачным. Норвежец Роальд Амундсен пришел к полюсу раньше англичан. На обратном пути их осталось трое: Скотт, Уилсон и Боуэрс. Все трое замерзли в палатке, в метель, а Роберт Скотт умер последним. Он успел написать прощальные письма родственникам своих спутников. В них он рассказал, какие это были хорошие и мужественные люди. Написал письмо и своей жене, потом исправил адрес: «моей вдове». Их тела были найдены только через восемь месяцев, в ноябре 1912 года.]
«Теперь без рекламного контракта в Антарктиду никто и не сунется, – подумал я вслед за этим. – А вот ты зачем завез своих друзей в эту дыру? Если ты такой умный, где твои деньги?»
Пока что вместо денег мы имели два трупа и реальные шансы влипнуть в очередную историю.
– Я знаю, что делать, – наконец произнес Кирилл как будто про себя. – Спасибо, парни. Вам в это дело мешаться ни к чему. Уезжайте.
Он достал из кармана мобильник. На это чудо мы уже не обращали внимания.
– Будешь ментовку вызывать? – спросил я.
– И ее тоже. И юристов своих. Иск подаем и в арбитраж, и в прокуратуру.
– Вы про Мальцева не забудьте, – вздохнул Макс. – Он был хороший мужик.
– Не забудем. Мы им и этого Мальцева на шею повесим, – пригрозил кому-то Шалимов. – Да, вот что, Пит...
Он поглядел на меня и улыбнулся одними губами – глаза оставались мертвыми:
– Приезжай в офис в воскресенье. Как раз у нас праздник, День Города... Праздник придумал, с- сволочь, – не удержался он. – Я там один буду. Формальности уже похрену. Только ключ не забудь.
С этими словами он повернулся и пошел к своему огненно-красному рэнглеру, на ходу набирая номер.
Мы уже направились к автобусу, когда Макс остановился и щелкнул пальцами.
– Погоди-ка, Пит, – сказал он и направился обратно к каптерке. Я ничего не понял, но последовал за ним.
Там все еще горел свет. Он повернул ручку, лампочка погасла. Рукавом он тщательно протер выключатель. Посмотрел на меня:
– Был человек – и нет человека. Грустно?
Эпизод 49 - 50
Эпизод49. – Да, как-то невесело. Включи хоть музыку какую-нибудь, Костик, – попросил я. – На свой вкус.
Он взглянул на меня, присвистнул и начал рыться в кассетах. Субботний день мало-помалу превращался в вечер. Макс от нечего делать решил сходить в больницу к Шерифу.
Я скучал по Маринке.
Мать не выпускала ее на улицу. Те слова, что Лариса Васильевна сказала мне сегодня утром, были оскорбительными и несправедливыми. Чудовищно несправедливыми.
Потому что я перегрыз бы горло любому, кто посмел бы ее обидеть.
Под сиденьем лежала сумка с пивом, купленным на последние деньги. Я вытащил оттуда еще пару банок, открыл и протянул одну Костику.
– Как ты думаешь, Костик, для чего ты живешь? – спросил я.
– Ты хочешь, чтобы я сказал?
– Только честно.
– Для эксперимента, – ответил Костик.
– Объяснить можешь?
– Как тебе сказать. Вот мы встретились. Это уже эксперимент.
– А ты чего, помнишь, как мы встретились?
– Помню, – кивнул Костик.
– А я нет.
Костик пожал плечами и ничего не сказал. По-моему, он смертельно обиделся.
– Я только помню, – сказал я, выждав немного, – этот день рожденья у Светки. Когда ей шестнадцать исполнялось. Еще был дождь. А мы с тобой за пивом ходили.
Надо было видеть, как счастливо улыбнулся Костик. Я еле сдержался, чтобы не отвесить ему что-нибудь этакое – но удержался.
– Хреновый какой-то эксперимент, – сказал я. – Нас уже грохнуть могли раз десять.
– А это не имеет значения, – отвечал Костик. – Для эксперимента ничья жизнь не имеет значения.
– Это ты Стругацких начитался.
– Там другое. Там фантастика. А у нас детектив.
– Я все равно не понял.
– Фантастика нужна, чтобы смоделировать что-то, чего еще нет. Создать что-то новое из подручных деталей. А детектив – чтобы то, что есть, разложить по косточкам. Разбросать по разным углам, а в конце опять собрать. Такая схема.
– Что-то я пока только разброс чувствую, – сказал я. – И когда все сложится, совершенно непонятно.
– А ты не спеши.
– Ничего себе «не спеши». Завтра поедем в банк. Ты помнишь, зачем.
– Я помню. Но это ведь не главное для тебя, разве нет?
На это мне было нечего ответить.
Документ5. Constantchange (фрагмент, присоединенный позже неизвестным пользователем)
Константин. Мне не нравится это имя. Костик, конечно, звучит лучше. Но взрослого не будут называть Костиком. А жаль. Костик. Как будто косточка. Еще Котиком мама зовет. Точнее, раньше звала, и сейчас еще иногда.
Даже после того, как в тот раз, перед зеркалом. Бр-р-р. Три года назад.
А вот Петр звучит красиво. Петр Раевский. Резко так. Можно и мягко: Петя Раевский. Но он не любит, когда его Петей называют.
Хотя на меня не обижается.
Его отец написал: не доверяй особо никому. Даже лучшие друзья могут ссучиться. Так он и сказал. Это письмо пришло вдогонку тому, самому первому. Только Пит его так и не прочитал.
Мне никогда не нравился его отец. Правда, он не про меня говорил, он меня толком и не запомнил, да и что мне тогда было – пятнадцать? Он меня не замечал, он же типа крутой был, на тойоте. А я-то его запомнил. Они с Питом похожи. Но только внешне. Петька смелый по-настоящему. А отец – так, понтуется.
А я?
Я удалил это письмо, как будто его и не было. Не знаю, правильно я сделал или нет. Зачем я вообще залез в его ящик?
Я вечером сидел один, после того, как мы выпили пива, по четыре или по пять, не помню. Включил компьютер и залез на хотмэйл. Я же пароль знал, это его день рождения. Хотел сам ему что-то написать. Идиот. Как будто бы он не догадался, кто это.
Да, я знаю, когда это началось. Первого сентября. Им было как мне теперь. Одиннадцатый класс. А мне – четырнадцать. Помню, они стоят во дворе, курят, смеются, и Петька, и Макс с ним, и Шериф, а я из окна смотрю. Думаю: все равно я с вами буду. Потом в класс вернулся, вообще ни с кем разговаривать не хотелось. Тупые они, подлые, мелкие.
Мама спрашивала про Шерифа и про Макса: они же старше тебя, они, наверно, хулиганы… А Петя ей понравился. Она сказала: какой красивый мальчик, и умный, сразу видно.
Он умный, это правда. Много читает. А вот в компьютерах не рубит. Но это ничего, я его научу со временем.
И красивый, конечно. У него были девчонки, и даже из моего класса. Меня с ним познакомила Светка Прохорова. И с ним, и с Максом. Или я сам напросился? Я сказал: ты, Светка, правда с Раевским тусуешься? А она: тебе чего, завидно? И смеется. Но потом на свой день рождения пригласила. Два года назад. Тоже в июне.