Месяц светил ярче самого яркого маяка. Мы плескались в полосе прибоя, прыгая навстречу волнам, пока не надоело; тогда, взявшись за руки, мы пробежались по косе почти до самого заброшенного маяка и улеглись на отмели, встречая визгом и смехом каждую высокую волнушку. Иногда нас накрывало с головой. Маринка делала вид, что боится медуз, а мы так и норовили подобраться к ней поближе и шлепнуть по чему придется. Она верещала, отбивалась и кидалась то к Максу, то ко мне – мстить. Или, спасаясь от нас обоих, вдруг прижималась к Костику, а тот героически прикрывал ее своим телом. Так мы веселились, наверное, с полчаса, а потом замерзли и вприпрыжку, спотыкаясь и падая, вернулись на берег.
Оказалось, что Шериф не поленился разжечь костер. Это пришлось очень кстати. Макс принес бутылку какого-то бренди (шипучки уже не хотелось), и мы пустили ее по кругу. Сделав хороший глоток, Марина зажмурилась и поскорей передала бутылку дальше. «Ой, мне хватит», – сказала она. Мы приложились еще по разу и стали прислушиваться к ощущениям.
Эта ночь была особенной. Это знала Марина, это знал Макс, это знал я, а Костик если и не знал, то чувствовал.
– На вас так прикольно смотреть, – сказал Костик чуть погодя.
– Это почему же на нас прикольно смотреть? – спросил Макс, держа Маринкину ладонь в своей.
– Да так, – засмеялся Костик. – Ничего.
– Мы сходим, погуляем, – сказал Макс.
Он встал и протянул Маринке руку. Она помедлила и подчинилась. Пламя костра отбрасывало на их тела неверные блики. Я увидел, как нежно она коснулась его плеча, и мое сердце сжалось. «Вот почему люди кричат «горько», – произнес знакомый голос внутри меня. – Ах, как темны глубины подсознания». «Дьявол, – узнал я. – Ну что же, я готов». Но ничего не произошло.
– Красивая девочка, – тихо сказал Шериф, когда они скрылись в
темноте. «Ненавижу», – подумал я. А вслух хрипло спросил:
– У нас еще коньяк есть?
Шериф передал мне бутылку. Я сделал несколько глотков. Глаза слезились от дыма. Костик сказал мягко:
– Успокойся. Ты же понимаешь, что скажут люди, если…
Я вскочил и, не помня себя, схватил его за воротник. «Что ты об этом знаешь, – рычал я. – Заткнись вообще!» Он не сопротивлялся, даже как-то устало прикрыл глаза. Мне хотелось врезать ему по лицу, по зубам, по носу, но ведь он не смотрел на меня! Тут Шериф легонько, но властно придержал меня за плечо, и я очнулся.
– Брейк, – сказал Шериф. – Разошлись.
– Да что же вы все мне футболку рвете, – вздохнул Костик.
– А чего ты меня лечишь? – огрызнулся я. – Ненавижу это всё. Ненавижу.
– Больше не пей, пожалуйста, – сказал Шериф.
– Это почему же?
– Потому. Возьми, покури, расслабься.
Он достал из кармана коробку туго забитых папирос и дал одну мне.
– Взрывай.
Трава от фельдшера Гачикяна была очень хорошей. Понемногу мне стало легче. Но не настолько, чтобы спокойно ждать, когда они вернутся («усталые, но счастливые», – подсказал голос внутри). И еще почему-то мне было страшно, что они не вернутся совсем. Похоже, я не понимал собственных мыслей. Я счел за лучшее лечь на песок лицом вниз.
«Первые люди на Земле, – сказал появившийся дьявол. – Каждый раз всё заново. Вот что мне всегда нравилось».
«Ты сволочь. Ты похотливый козел», – откликнулся я.
«Можно и так сказать, – согласился голос внутри. – Кто как видит».
«А какой ты на самом деле?»
«Встретишь – не спутаешь. Не спеши».
«Почему ты сделал это именно со мной? – спросил я. – Я не хочу так мучиться».
«Что ты знаешь о мучениях? – усмехнулся дьявол. – А по твоему вопросу так тебе скажу: тебе уже повезло в игре. Ты знаешь, что бывает с теми, кому везет в игре?»
«Это не мои деньги, общие», – сказал я.
«А ведь и правда. Смотри, как ты быстро растешь. Мальчики-то ни при чем, ты им сам долю выделил. Да и побегали изрядно. А вот к твоей сестренке у меня будут вопросы. Что-то больно легко ей все достается».
Меня охватил ужас.
«Вот видишь, ты врубился, – продолжал дьявол. – Нельзя от всего получать удовольствие. В жизни должно быть место… задорной и радостной песне. Я вот думаю, какую песню я захочу услышать».
«Не трогай ее, – взмолился я. – Ради бога, оставь ее в покое».
«Ты чего, охренел? Ты хоть понял, с кем разговариваешь?»
Я задумался.
«С собой самим», – наконец ответил я.
«Можно и так сказать», – повторил дьявол.
«Кто бы ты там ни был, если тронешь ее – убью».
«Ты даже не подозреваешь, как это легко».
«Оставь их, последний раз тебе говорю».
«Да пошел ты, – рассмеялся дьявол. – Ладно, вставай и поздравляй своих чемпионов. I’ll be back».
Я сел и протер глаза. Шериф подбрасывал в костер веточки.
– Ты спал? – спросил Костик.
– Возможно. А где они?
– Они… пошли к морю, – произнес Костик. – Туда, на маяк.
– А ты?
– А я жду, пока ты проснешься, – сказал Костик.
Я поглядел в сторону моря.
– Прости меня, Костик, – проговорил я. – Я тут кое-что понял. Я сволочь и дерьмо.
– Ты и на дерьмо-то не похож, – отвечал Костик со смехом, и я повалил его на песок. А Шериф ухватил Костика за ногу и потянул в костер. «Шашлык делать будем, слюшай, да?» – закричал он с неважным кавказским акцентом. Костик смеялся и отбивался, и наконец отбился и уселся, тяжело дыша и все еще смеясь. А я в который раз подумал, какой у нас на глазах вырос хороший и красивый парень.
Я сказал:
– Только ты меня понимаешь, Костик. Не повезло нам с этой жизнью.
Костик поднял на меня глаза. Он больше не улыбался.
– Кто же нам другую-то жизнь выдумает, – произнес вдруг Шериф.
Шагах в трехстах шумело море. Видимо, все было написано у меня на лице, потому что Костик попросил:
– Оставь их. Сами вернутся.
– Нет уж, хватит отрываться вдвоем, – сказал я с напускной суровостью. – Посмотрю в их честные глаза.
Подхватив бутылку коньяка, я побрел по камням к морю.
Я искал их недолго. Они уже спустились с нашего маяка. Теперь гуляли по косе, таинственно мерцающей в лунном свете. «Как первые люди на Земле, – сказал кто-то внутри. – А ты – Петр, да не первый».
Глотнув пару раз из горлышка, я двинулся дальше по каменистой полоске земли, уходящей прямо в море. Мне некуда было спешить.
– Никто мне не нужен, – бормотал я себе под нос. – У меня дохрена денег. На самолет – и к отцу в Европу. А вы здесь что хотите делайте. Мне пофигу.
Я помедлил, выбирая дорогу между двух скользких камней.
– Нет, действительно. Сколько можно херней страдать. Детство кончилось. Поступлю в университет. И все. Пишите письма. Я вам денег дал. Я же добрый.
Еще один добрый глоток заставил мою мысль перескочить на другую дорожку.
– А потом Макс на ней женится, а Костик будет свидетелем. А Шериф – шафером. Смешно: Шериф – шафером… И родится у них девчонка, и назовут ее… С-сука! Так и шею сломать недолго!
Споткнувшись, я чуть не выронил бутылку.
– Спокойно, не падать, – сказал я нам обоим. Поднял бутылку и посмотрел на свет: оставалось немного.
– Это… Всё как-то не по-взрослому, – продолжал я бредить вслух. – По-взрослому надо сказать ей… рассказать ей…
Кажется, меня заметили. Два силуэта робко приближались – усталые, но счастливые.
Я прошел еще несколько шагов и вновь приложился к бутылке. Бренди пилось как вода. Неужели выдохлось? Я вспомнил, как когда-то с Костиком мы таскали из бара «наполеон» и разбавляли его чаем. Тихо рассмеявшись, я увидел: Макс как будто бы наклонился к Маринке и что-то ей говорит. Мне показалось, я слышу, как она смеется. Надо мной? У меня вдруг закружилась голова: тогда, давным-давно, мне нужно было держать ее крепче и наплевать на всех, а я что наделал?
Это чувство было таким реальным, что я застонал и закрыл глаза. Что за дьявольское наваждение!
– Не могу больше, – прошептал я, сделал шаг, оступился и упал.
Эпизод62. Я увидел вспышку – как будто громадный бенгальский огонь зажегся в бархатно-черном небе. Несколько мучительных секунд я не мог даже вздохнуть; потом в разбитой голове как будто включилась запасная схема, и я снова получил способность дышать, видеть и слышать.
Я видел высокое темное небо с яркими южными звездами – мне казалось, у них действительно острые лучи, острые, как бритвы. Я слышал звук прибоя и не понимал, почему он доносится со всех сторон. «Ах да, я же шел по косе», – подумал я и порадовался тому, что могу думать.
Кто-то звал меня по имени. Я хотел откликнуться, но лишь застонал от боли. Попытался подняться, но ноги не послушались. Я помню, что испугался – но не так сильно, как следовало бы.
Макс подбежал ко мне первым. Он протянул мне руку, но встать я не мог. Макс посерьезнел, приподнял мою голову, и Маринка вскрикнула: ее мать работала в «скорой помощи», а она боялась крови.
– Держись, сейчас мы тебя поднимем, – сказал мне Макс.
– Погоди… У меня ноги не ходят, – с трудом выговорил я.
– Может, ты что-то сломал?
– Не знаю, – сказал я. – Кажется, нет. Просто ноги не двигаются.
Марина попыталась меня успокоить:
– Это бывает от удара… Посттравматический шок. Мать говорила, временно…
Если бы я тогда знал, насколько это временно, я бы тут же добил свою бедную голову о ближайший камень. Но я еще надеялся, что всё обойдется.
Они дотащили меня до берега вдвоем. Я помню ужас в глазах Костика, помню, как Шериф на руках нес меня в автобус (ноги болтались, как чужие). Помню, как от дальнего костра пришли двое взрослых, изрядно подвыпивших парней: они действительно были приезжими, но когда-то учились в медицинском и теперь предлагали помощь. Осмотрев меня, они помрачнели. Впрочем, один очень ловко перевязал мне голову.
Маринка всю дорогу до города сидела рядом. Когда мы уже подъезжали к больнице, я вдруг понял, зачем шел к ней по этой чертовой косе так долго и неудачно.
Я тихо сказал: