е укромные пристани). Более того, столь странного, столь необычного порта Арам не видал за всю жизнь. Ни на что не похожие постройки, повсюду тянутся толстые трубы, и все эти трубы пульсируют, растягиваются, едва ли не дышат, точно гигантские легкие! К причалам то и дело подходят лодки, другие лодки отчаливают и плывут прочь. И некоторые из лодок были такими, каких никто из путешественников еще не видал: укрыты странными панцирями, словно насекомые, ревут, как львы, несутся по воде быстрее любой рыбы… В любых других обстоятельствах Арам не упустил бы ни одного образа, ни единого звука. Он первым делом полез бы в карман за блокнотом, чтобы нарисовать всех до единого гномов и гоблинов, какие попались бы на глаза. И каждую из этих странных лодок.
В любых других обстоятельствах – но не сейчас.
Сейчас Арам был целиком поглощен новым осколком кристалла и явной невозможностью достать его.
Арам с нетерпением ждал возвращения Мурчаля. Он смотрел вниз, за борт, не отрывая глаз, как будто, хоть на мгновение отведя взгляд от воды, поставил бы возвращение мурлока под угрозу. Он снова и снова рассеянно тянулся к компасу, и, не нащупав его под рубашкой, снова и снова должен был сдерживать секундные приступы паники и напоминать себе, отчего прибор не при нем.
– Что-то долго его нет, как по-вашему? – тревожно спросил он вслух.
– Ты уже спрашивал об этом, – откликнулась Дрелла. – Уже четыре раза. У тебя плохо с памятью?
В ожидании Мурчаля Арам еще раз – для нее – рассказал то немногое, что знал о компасе, о его кристальной стрелке и об осколках кристалла, для поисков которых, судя по всему, и был сделан компас. Неизвестно, смогла ли она понять, в чем их важность – честно говоря, Арам и сам этого точно не знал. Однако дриада, очевидно, сумела уловить, что Арам и остальные считают их очень важными, и, выслушав рассказ Арама, умолкла, как и все в лодке.
Конечно, вернувшись наверх, Мурчаль не принес с собой ни осколка, ни хоть сколько-нибудь добрых вестей. Принес только компас с цепочкой, смешно надетой на голову, и прежде, чем он успел сказать хоть слово, Арам схватил цепочку и снова надел ее себе на шею. Когда же Мурчаль заговорил (а Дрелла начала переводить), он добрых пять минут просил прощения за то, что подвел товарищей, прежде чем им удалось вытянуть из него конкретное описание новых преград, вставших на их пути. Узнав, в чем дело, Арам, Макаса, Клок и даже Дрелла были готовы прыгнуть в воду, помочь мурлоку сдвинуть плиту и достать осколок. Но Мурчаль объяснил, что до дна слишком далеко. Ни одному из них было не донырнуть до кристалла прежде, чем им понадобится вернуться наверх и глотнуть воздуха. Вместо этого Мурчаль предложил раздобыть очень-очень длинный канат. Он привяжет этот канат к плите, а другим концом – к лодке, и, если Макаса с Клоком будут грести очень-очень сильно, то смогут сдвинуть плиту в сторонку. Макаса с Клоком дружно наморщили лбы и покачали головами, но лучшего решения ни один из них предложить не смог.
В конечном счете Макаса решила плыть к Гоночной барже. Арам возражал, но Макаса сказала, что это, во-первых, совсем рядом, а во-вторых, решение проблемы может отыскаться там.
Но пока что решения не нашлось, и Арам поймал себя на том, что глядит по сторонам в поисках очень-очень больших бухт каната.
Тем временем все пятеро спустились вниз, в трюмы баржи, и вскоре отыскали вход в таверну – в основном, благодаря шуму, поднятому внутри буйными посетителями. Оставалось только найти Дейзи, знакомую Рендо с Гоночной баржи. Но известно о ней было лишь то, что она – человек и работает в таверне.
Едва они переступили порог, Макасе пришлось рвануть Арама за руку, спасая его от тяжелой оловянной кружки, пущенной высоким (всего на голову ниже Арама) гоблином в низенького (от силы по пояс Макасе) гнома. Естественно, кружка просвистела над головой малыша-гнома и едва не угодила Араму прямо в лоб. Мало этого – то был лишь первый залп в полномасштабной кабацкой драке между гоблинами (при поддержке пары тауренов), восхвалявшими силу Орды, и гномами (плюс несколько людей), не менее шумно славившими мощь Альянса.
Казалось бы, драка неизбежна. Но в этот миг в таверне заиграла музыка. Все тут же устремили взгляды на юного желтовато-зеленого гоблина, выводившего нежную, печальную мелодию на скрипке. Рядом с ним покачивалась в воздухе пара довольно привлекательных босых ног. Все подняли взгляды вверх, вдоль этих ног, и обнаружили, что ноги принадлежат весьма миловидной человеческой женщине с длинными, чуть рыжеватыми светлыми волосами, сидящей на стойке бара и словно бы ждущей неизвестно чего.
Но долго ждать ей не пришлось: едва успевшая начаться драка тут же прекратилась. Гномы, гоблины, таурены и люди быстро расселись по местам.
Макаса, Арам, Клок и Мурчаль заняли четыре стула за столом у задней стены таверны (Дрелла свернулась клубком у Арамовых ног). Макаса попыталась спросить у ушастой гномки с огромным синим, в фиолетовых прожилках вен, носом, не Дейзи ли та женщина, что сидит на стойке. Но гномка оставила вопрос (и существование) Макасы без внимания: женщина на стойке бара запела. Посетители замерли. В мертвой (булавку урони – услышишь) тишине печальная мелодия скрипки и нежный голос женщины запели о погубленной Катаклизмом любви. Макаса была готова выхватить саблю и получить от синеносой гномки нужную информацию, но Арам положил руку ей на плечо и шепнул:
– Лучше подождать конца песни. Думаю, тогда нам повезет больше.
Макаса нехотя кивнула, и путешественники принялись слушать…
Потоп… Он мир перевернул,
Нас затянуло в глубину.
И канула любовь ко дну…
Потоп… Врасплох меня застиг.
И катаклизм был так велик,
Что вместе с прошлым смыл меня. Смыл вмиг…
Как мог, держался на плаву,
Борясь с волной, едва дыша,
Любовь погибла, я живу…
Разбита вдребезги душа…
Потоп… Вода как кровь густа,
Нет нам ни горки, ни куста,
Чтоб от воды спасенье отыскать.
Спасенье…
Спасенье…
Мальчишка-гоблин продолжал играть. Больше в зале не было слышно ни звука – если не считать шмыганья носов. Оглядевшись, Арам увидел, что эта простая песня не на шутку растрогала посетителей таверны. Синеносая гномка – и не одна она – смахнула с глаз слезу.
Певица запела вновь…
Как мог, держался на плаву,
Борясь с волной, едва дыша,
Любовь погибла, я живу…
Разбита вдребезги душа…
Потоп… Вода как кровь густа,
Нет нам ни горки, ни куста,
Чтоб от воды спасенье отыскать…
Спасенье…
Спасенье…
Песня подошла к концу. Скрипка, сыграв еще несколько тактов, тоже умолкла. В таверне стало совсем тихо. Да, и песня и певица привели Арама в восхищение, и все же он никак не мог понять, отчего она так подействовала на слушателей. Вновь оглядев зал, он увидел скорбно опущенные головы, слезы на щеках грубых людей, еще более грубых гоблинов, гномов и пары тауренов… и осознал: все это – те, кто уцелел в Катаклизме! Каждый из них потерял кого-то из близких, когда сдвиг земли разрушил горную границу между каньоном и Великим морем, морские воды хлынули в долину Тысячи Игл и смыли с лица земли Мерцающую равнину, превратив ее в Мерцающие глубины.
В сравнении с событиями такого масштаба утрата осколка кристалла вдруг показалась Араму сущим пустяком. На дне Мерцающих глубин наверняка осталось множество куда более серьезных потерь.
Мальчишка-гоблин медленно двинулся сквозь толпу, держа перед собой раскрытый скрипичный футляр. Все гости с равной щедростью бросали в этот футляр монеты. Мало-помалу маленький гоблин добрался и до пятерки путешественников. Макаса вынула из кармана золотой, держа его так, чтобы монеты не мог видеть никто, кроме Арама да гоблина. От удивления последний вытаращил глаза.
– Я ожидаю сдачи, – сказала Макаса.
Гоблин кивнул и протянул ей скрипичный футляр.
– Забирай все, – шепнул он.
– Не сейчас, – ответила Макаса. – Твоя хозяйка. Певица. Ее зовут Дейзи?
– А это уже стоит целого золотого.
Макаса сердито сдвинула брови, и мальчишка сделал шаг назад. Араму, прекрасно знавшему и этот взгляд, и его волшебную силу, пришлось прикрыть рот ладонью, пряча улыбку.
– Да, да, – сказал гоблин. – Она и есть Дейзи.
– Устрой нам встречу. Без лишних ушей.
– Устрою, можешь поспорить.
– Нет, я не держу пари. И не полагаюсь на везение. Мне нужны гарантии… Как тебя звать?
– Меня? – Вопрос прозвучал так, точно прежде его именем не интересовалась ни одна живая душа за всю историю Азерота. – Я – Залатай.
– Что ж, Залатай, можешь гарантировать нам встречу без посторонних?
– Ага.
Все это время мальчишка не сводил зеленых глаз с золотого. Наконец Макаса спрятала монету в карман, и маленький гоблин выжидающе уставился на нее.
– Скажешь Дейзи, что мы от Рендо.
– Ага.
– Да поскорее.
– Ладно, ладно.
С этими словами мальчишка метнулся к бару и скрылся за стойкой с головой. Превратившаяся из певицы в бармена, Дейзи с улыбкой оделяла вновь расшумевшихся гостей выпивкой. Ее чистый голос разбередил их души и развязал кошельки, и на Дейзи обрушилась целая лавина заказов, однако она без видимых трудов успевала обслужить всех. Но вот она ненадолго склонилась на сторону, и Арам тут же сумел представить себе малыша Залатая за стойкой, шепчущего ей на ухо. Не прошло и нескольких секунд, как Дейзи выпрямилась, не переставая улыбаться и разливать эль, оглядела зал, отыскала взглядом Макасу и с той же улыбкой кивнула ей.
Макаса кивнула в ответ.
Толчея у стойки не утихала добрых полчаса. Но вот лавина заказов прекратилась, и Дейзи вышла из-за стойки с тряпкой в руках. За ней шел Залатай с подносом. Дейзи двинулась от стола к столу, протирая их и собирая на поднос опорожненные бокалы, стаканы, кубки и кружки. Вскоре Макасе показалось настоящим чудом, что маленький гоблин еще способен держаться на ногах под тяжестью целой груды стекла и олова. Но он все так же ковылял следом за хозяйкой, неторопливо двигавшейся к дальней стене – туда, где сидели Макаса, Арам и их товарищи. Не останавливаясь, Дейзи указала взглядом на дверь в самом темном углу.