Завершив круг почета, он подошел к пристани, где Трогг очень любезно «помог» ему выйти из «Паросвиста».
Все это тут же породило две совершенно отдельных друг от друга бури протестов.
Во-первых, огры были страшно недовольны, обнаружив на месте пилота не Арамара Торна, а какого-то гоблина. Трогг неуклюже сорвал с Залатая рубаху, проверяя, нет ли у него на шее компаса, как будто мальчишка-гоблин и мальчишка-человек могли обменяться не только местами. Но компаса у гоблина не было. На миг всем вокруг показалось, что огр сейчас раздавит малыша Залатая, как виноградину. Но маленький гоблин неожиданно укусил Трогга за палец. Трогг выронил Залатая, тот упал в озеро и скрылся под водой. Не на шутку разозлившись, Трогг и его спутники начали крушить все вокруг и бросились на балбесов. Балбесы вступили в бой. Вскоре обе стороны украсились синяками и брызгами крови, совсем запыхались, и, честно говоря, были даже немного рады представившейся возможности выпустить пар.
Тем временем Раззерик во главе длинной очереди пилотов и судовладельцев устремился к Пшиксу, чтобы опротестовать результат гонки и добиться дисквалификации «Паросвиста» за подмену пилота. Но вскоре явился Поззик, высаженный путешественниками на южной стороне, и засвидетельствовал, что подмена была совершена по окончании гонки.
Газлоу был откровенно горд собой.
Ну что ж, пилоту полагалась малая часть доли конструктора, то есть, Шустра (увеличенной еще на пятьдесят серебряных, поскольку лепрогном выиграл пари, заключенное с Газлоу). А Шустру полагалась малая часть полученного Газлоу, как владельцем «Паросвиста», приза, в свою очередь представлявшего собой малую часть того, что гоблин выиграл, поставив на свою команду. Однако Газлоу добросовестно отсчитал невеликую Арамову долю призовых денег. Из этой суммы он вычел деньги, уплаченные Поззику; полную стоимость лодки Рендо; деньги, что Макаса осталась должна Дейзи, и стоимость ремонта панциря «Паросвиста» (не упоминая – так как об этом он и вправду не упомянул – стоимость починки прокушенного акулой водолазного костюма, который был на Араме накануне ночью). Однако даже после покрытия всех этих расходов у Газлоу осталось девять золотых монет, пятьдесят серебряных и двадцать медных, которые он обещал сохранить для мальчика, пообещав также на следующий день отбыть на яхте в Прибамбасск и встретиться с путешественниками там…
А что же Арамар Торн, Макаса Флинтвилл, Клок, Мурчаль и Тариндрелла? Следуя указаниям компаса, они вновь плыли в лодке Рендо, держа курс на юг, в Прибамбасск…
Над водой было тепло. Арам вновь провел большую часть дня за рисованием. Развернув страницу горизонтально, он начал с рисунка удаляющейся Гоночной баржи. Закончив, принялся рисовать по памяти Отряд громил, но, стоило наметить силуэт первого хобгоблина, внезапный порыв направил руку с угольным карандашом в другую сторону. Рисунок был готов еще до того, как Арам осознал, что именно рисует. Это было то самое видение из снов, тот самый кошмар – силуэт Малуса, заслоняющий Араму путь к Свету. Окинув рисунок взглядом, мальчик вздрогнул и убрал блокнот.
После этого Арам зевнул, потянулся и развернул карту Калимдора. Посмотрел на нее. Сощурился. Посмотрел еще. И почувствовал себя полным идиотом. Громко сглотнув и откашлявшись, он сказал:
– Нам нужно свернуть на восток.
– Что? Зачем? – удивилась Макаса. – Ты же сказал: Прибамбасск прямо на юге.
– Да. Но не на берегу.
– Как «не на берегу»? Это же портовый город.
– Он стоит на берегу моря. А не этого озера. Нам нужно свернуть на восток и проплыть сквозь разлом в горной гряде. А уже потом поворачивать на юг и юго-запад, вдоль побережья, к Прибамбасску. Иначе последний отрезок пути придется пройти пешком, через горный перевал…
Казалось, взгляд Макасы прожигает его насквозь.
– И рисковать оставить след, на который могут напасть огры. Покажи-ка.
Чтобы добраться до Макасы, Араму пришлось перелезть через Мурчаля, Дреллу и сидевшего на веслах Клока. Наконец он развернул карту перед ней.
– Мы уже проскочили этот разлом. Мог бы и раньше подумать, – резко сказала Макаса.
Арам был сконфужен.
– Я… Да, мне бы раньше заметить…
– Корабли, – сказал Клок, указывая на восток. – Идут сюда.
Все подняли взгляды. С востока, направляясь примерно в сторону путешественников, параллельными курсами двигались три корабля. Их паруса алели в лучах заходящего солнца, как кровь.
– Кровавые Паруса, – прорычала Макаса.
Арам присмотрелся повнимательнее. Нет, это была не игра света. Паруса этих трех кораблей действительно были красны, как кровь.
– На восток нам нельзя, – продолжала Макаса. – Похоже, твоя ошибка спасла нам всем жизнь.
– Но…
– Это суда Кровавого Паруса, – пояснила Макаса. – Пираты.
О пиратах Кровавого Паруса Арам слышал. Отец говорил, что они пользуются дурной славой самых кровожадных пиратов на свете.
Макаса налегла на румпель, разворачивая лодку к западу, и взглянула на карту, развернутую на коленях Арама.
– Похоже, Кровавые Паруса направляются на юго-запад, чтобы причалить здесь, у горного перевала, ведущего прямо к Прибамбасску. Поэтому мы высадимся на берег здесь, – она указала на карту, обозначив точку на западном берегу Мерцающих глубин, – в Танарисе. Как можно дальше от этих кораблей. Пойдем в Прибамбасск по суше.
– Это задержит нас не на один день, – заметил Арам, вглядевшись в карту.
– Ничего не поделаешь, – резко ответила Макаса. – Греби, Клок.
Клок и без того греб, но послушно удвоил усилия.
– Очевидно, ты очень не любишь этих людей, Кровавые Паруса, – сказала Дрелла.
– Они не люди, – прошептала Макаса. – Они убийцы.
Тон, которым было сказано это «убийцы», привлек внимание Арама. Он поднял взгляд, посмотрел Макасе в глаза, и каким-то загадочным образом все понял.
– Братья? – спросил он.
Макаса молча кивнула.
– Можешь рассказать?
Помолчав, Макаса кивнула вновь.
Глава тридцать вторая. Маленькая пиратка
Макаса Флинтвилл была четвертым ребенком Марджани Флинтвилл, капитана пиратского корабля «Макемба». Капитан Флинтвилл была сильна, независима и очень опасна, что бы ни держала в руках – абордажную саблю, гарпун, железную цепь, или вовсе ничего. Ее четверо детей – Адаше, Акашинга, Амале и Макаса – были рождены от разных отцов… или, точнее сказать, не имели отцов. Марджани была для них и отцом, и матерью.
«Макемба» базировалась в Пиратской Бухте и ходила за добычей с флотом пиратов Черноводья, и Макаса с детства знала этот порт, как свои пять пальцев. Однако и Макасу, и ее братьев воспитывали не на берегу, а на борту корабля, готовя к пиратской жизни. Их мать была женщиной не из тех, что вяжут свитера и пекут пироги. И с собственными детьми обращалась суровее, чем целая сотня Грейдонов Торнов. Все четверо поднимались с рассветом и брались за судовые работы, а уж драться научились чуть ли не прежде, чем ходить и говорить. Конечно, Марджани не чужда была и нежность, но только в конце хорошего дня и только тогда, когда она была довольна детьми.
Старшим из них был Адаше. Он был симпатичен, умен и готовился стать полноправным капитаном пиратов Черноводья. Макаса восхищалась им, но он был для нее слишком уж недосягаем, и им редко случалось проводить время вместе.
Больше всех братьев Макаса любила Акашингу. Он, пусть и родился вторым, был самым высоким из троих. Маленькая Макаса часто упрашивала его покатать ее на плечах. В такие минуты она воображала, что брат – мачта, а его плечи – «воронье гнездо», и кричала: «Вижу землю!» или: «Купец прямо по курсу! Знатная добыча!», пока мать не рявкнет, веля придержать язык.
Амале был старше Макасы всего на два года, и с ним они дрались, будто Альянс с Ордой. Сильный, как бык, он завел обычай прижимать Макасу к земле и щекотать, пока она, собрав в кулак всю волю, не отучилась бояться щекотки. Это не на шутку потрясло всех троих братьев. Похоже, Адаше с Акашингой так никогда и не простили Амале того, что он испортил такую прекрасную пытку, пользуясь ею слишком часто.
Ну, а Макаса была самой младшей. Самой младшей, да еще и единственной девочкой. С дочерью Марджани Флинтвилл обходилась особенно сурово, но каждый матрос на борту «Макембы» знал: это только потому, что капитан видит в ней саму себя в детстве. И не просто оттого, что с виду Макаса могла показаться миниатюрной копией матери. Нет, в этой девочке стали было не меньше, чем в самой Марджани. Да что там, малышка Макаса была суровее и безжалостнее самой капитана Флинтвилл! Марджани нередко думала, что однажды Макаса возглавит пиратов Черноводья и будет править всеми морями и портами Азерота.
Пираты Черноводья были грабителями, воинами – да, но не убийцами. Если корабль сдавался, они грабили его, очищая трюмы и забирая себе все хоть сколько-нибудь ценное, но оставляли команду и пассажиров живыми и невредимыми, а судно их – по возможности неповрежденным. Некоторые заявляли, что это дело чести. Но Марджани Флинтвилл считала, что дело не в чести – просто так оно практичнее: «Если сжечь судно и истребить команду, в следующий раз нам останется для грабежа одним кораблем и одной командой меньше. К тому же, кто согласится сдаться, зная, что единственной наградой за этакую трусость будет смерть?»
Пираты Кровавого Паруса смотрели на вещи иначе. После нападения Кровавых Парусов в живых не оставалось никого. Поэтому они, несомненно, внушали больше страха, но столь же несомненно уступали пиратам Черноводья в богатстве. Это порождало среди Кровавых Парусов досаду и зависть к пиратам Черноводья. Неудивительно, что те и другие друг друга терпеть не могли.
К пятнадцати годам Макаса успела вырасти до целого метра и семидесяти восьми сантиметров. С детства обученная матерью, братьями и прочей командой «Макембы» драться, она прекрасно показала себя во множестве стычек с торговыми судами. Доводилось ей и убивать – но только когда в этом, согласно кодексу чести пиратов Черноводья, имелась необходимость. Убийства не доставляли ей удовольствия, однако и не пугали. О ней говорили: