«В чем быть вред, Затра? Еще одна ночь. Старина Малус не узнать. Старина Малус быть рад вообще получить этот компас. Быть наградить меня золото сверх уговор. Еще одна ночь. Еще двадцать часов. И все. Затра остаться».
И Затра осталась.
Ро’кулла с Ро’джаком она оставила перед последней аркой. Огры – если только они не предназначены в жертву – к священному обряду не допускались. Все остальные – и тролли, и жертвы – взошли по высокой каменной лестнице на пирамиду в центре священного города. На пирамиду Зул’Фаррака. Когда Затра была еще маленькой сестричкой, такой маленькой, что ее еще не пускали на церемонии, она думала, что пирамида, должно быть, тянется вверх до самых туч. И даже сейчас на каждом шагу чувствовала мощь и величие строения, возведенного троллями Песчаной Бури. Как приятно было чувствовать под ногами эти каменные ступени! Как давно она здесь не была!
Слуги Песчаного Черепа сложили перед священным огнем оружие жертв – щит, пару сабель, дубину, топор, железную цепь человеческой женщины и даже крохотное копьецо мурлока. Оружие им больше не понадобится, но будет похоронено в песке вместе с их черепами – из уважения к жертве жертв.
Чтобы поставить жертв на нужное место, пришлось покопать. Их полагалось выстроить там, где свет Госпожи ярко озарит их, и лоа легко смогут их отыскать. Ну, а для того, что последует дальше, свет лоа не понадобится. Теперь оставалось одно – ждать. Рот Затры наполнился слюной. Казалось, она чувствует на языке вкус крови.
Путешественники ждали.
Арам не мог поверить, что все вот так и закончится. Кровавая жертва богам троллей? После всего, что им удалось пережить?
На камнях были видны пятна крови – и темные, и поблекшие. И царапины. Царапины, в отчаянии оставленные людьми и другими живыми существами, увлекаемыми прочь против собственной воли. И следы огромных когтей тех, кто уволакивал жертвы. Каменные плиты были присыпаны тонким слоем песка, который впитает кровь новых жертв и заполнит собою новые царапины…
Горло Арама пересохло, как этот песок. На этот раз он действительно был напуган. Когда огры увели его в Заброшенный Город, ему не было так страшно, потому что Макаса осталась на свободе и могла спасти его.
Сейчас он то и дело поглядывал на Макасу и видел, что она вновь и вновь обдумывает проблему. Ждет удобного момента. Ждет хоть какого-то шанса. Но логика подсказывала, что этот момент никогда не наступит. Что никаких шансов нет. Оружие Макасы лежало совсем близко, дразнило, маня к себе. Каких-то двадцать шагов – ничто по сравнению с пройденным ими путем. Однако эти двадцать шагов с тем же успехом могли быть и двадцатью километрами. Рядом с путешественниками на вершине пирамиды стояло, самое меньшее, полсотни вооруженных троллей. Еще добрая сотня собралась на каменных ступенях. И еще вдвое больше – у подножья пирамиды. Весь Зул’Фаррак – да, теперь они уж точно оказались в Зул’Фарраке – опустел. Все его жители, пройдя сквозь последнюю арку, собрались здесь полюбоваться их гибелью.
Тролли выстроили пленников в линию. Первой стояла Макаса. За ней – Клок. Посередине – Дрелла. Потом – Мурчаль. А последним – Арам. Это он привел всех сюда, на смерть. Он подвел Клока с Мурчалем, преданно следовавших за ним. Он подвел Тариндреллу, а с нею и Талисса. Он лишился компаса, а значит, подвел и отца. А Макаса? Это же он убедил ее заглянуть в деревню… «Безмозглые черепахи! Безмозглый Арам! Один подвел всех!»
Он оглядел товарищей. Клок расправил плечи, слегка опустил голову – готовился к прыжку, к атаке, а может, просто погибнуть с честью. Дрелла (что неудивительно) выглядела, скорее, заинтересованной, чем напуганной. Арам даже не мог бы сказать, понимают ли они с Мурчалем, что их ждет. Мурчаль поглядывал огромными глазищами то на Арама, то на Макасу, ожидая от кого-нибудь из них команды. Но команды не последовало.
В полночь, когда луна оказалась прямо над их головами, вождь троллей подошел к Макасе с волнистым церемониальным кинжалом и грубо – по-видимому, ожидая сопротивления – схватил ее за руку. Но сестра капитана Адаше Флинтвилла не унизилась до проявлений слабости и страха. Песчаный Череп ткнул острием кинжала в ее левую ладонь – слегка, едва проколов кожу. Макаса даже не дрогнула. Песчаный Череп вытянул ее руку вперед и повернул ладонью вниз. В тонкий слой песка на камнях упали несколько капель крови.
Песчаный Череп перешел к Клоку и повторил процедуру. Клок тоже даже не дрогнул. Арам от всей души надеялся, что и сам сможет держаться так же храбро.
Вождь двинулся к Дрелле. Та улыбнулась ему, но, когда он кольнул ее ладонь, вскрикнула:
– Ай! Это мне вовсе не нравится! Это уже не забавно!
Не обращая внимания на ее крик, тролль уронил в песок несколько капель ее крови и двинулся дальше.
В ответ на укол в ладонь Мурчаль зашипел, но в остальном держался так же храбро, как и Макаса с Клоком.
Когда черед дошел до Арама, он почувствовал укол, но это было не так уж страшно. Швейные иглы матери и то кололись куда больнее. Пожалуй, пока что сохранить храбрость было нетрудно. Но он понимал: храбро встретить то, что последует дальше, будет много труднее.
Укорз Песчаный Череп запел на языке троллей. Арам не понял ни слова, но разобрал имена лоа троллей, Эраки но Кимбула, Элорты но Шадры и Уетая но Муех’залы, повторяющиеся вновь и вновь:
– Эрака но Кимбул, Элорта но Шадра, Уетай но Муех’зала, Эрака но Кимбул, Элорта но Шадра, Уетай но Муех’зала, Эрака но Кимбул, Элорта но Шадра, Уетай но Муех’зала…
Вскоре к нему присоединилась троллиха Малуса, которую, как выяснилось, звали Затрой:
– Эрака но Кимбул, Элорта но Шадра, Уетай но Муех’зала, Эрака но Кимбул, Элорта но Шадра, Уетай но Муех’зала, Эрака но Кимбул, Элорта но Шадра, Уетай но Муех’зала…
За ними и остальные тролли запели:
– Эрака но Кимбул, Элорта но Шадра, Уетай но Муех’зала, Эрака но Кимбул, Элорта но Шадра, Уетай но Муех’зала, Эрака но Кимбул, Элорта но Шадра, Уетай но Муех’зала…
Вдруг свет луны померк. Арам поднял взгляд. Ни Бледной Госпожи, ни звезд было не видно. Не видно было и туч, которые могли бы их заслонить. Повсюду – только тьма. А факелы? Они еще горели, но их огонь приугас. Казалось, мрак растекается по песку, будто нефть, окрашивая его в черный цвет, и из этого черного песка поднялись три черных фигуры – пульсирующие, бесформенные. Тролли разом умолкли, склонившись перед своими лоа.
Лоа молчали, однако Арам каким-то образом услышал их слова. Их шепот шелестел, словно песок, летящий по ветру через пустыню его внезапно опустевшего от ужаса разума. Слова были древними именами: Эрака но Кимбул, Элорта но Шадра, Уетай но Муех’зала, и в этих именах звучало ожидание – ожидание крови и мяса.
Первый из лоа выступил вперед и начал обретать форму. То был огромный, мускулистый камышовый кот, покрытый черной, в еще более черную полоску, шерстью. Шепчущий песок назвал его Эракой но Кимбулом, Богом Тигров, Владыкой Зверей, Королем Кошек, Судьбой Добычи. На четырех мягких лапах он беззвучно двинулся к двум первым жертвам – Макасе Флинтвилл и Клоку из стаи Древолапов. Он знал их имена и прошептал их – так, будто его голод сделал их его собственными лоа. А затем сделал нечто очень странное для бога. Он… склонил голову!
Тролли ахнули.
А шепчущий песок лоа тигров заговорил:
– Кимбул кланяется Макасе Флинтвилл и Клоку из стаи Древолапов. Кимбул – Судьба Добычи. Но не Судьба Охотника. Поклон вам от меня, мои достойные собратья. Тебе, Макаса Флинтвилл, нет нужды бояться Бога Тигров. И тебе, Клок из стаи Древолапов, нет нужды бояться Владыки Зверей. Эрака но Кимбул приветствует вас…
И с этими словами черный камышовый кот исчез – ушел в черный песок. Макаса с Клоком озадаченно переглянулись и восхищенно кивнули друг другу.
Тролли зароптали, но тут же умолкли: вперед выступил второй лоа. Приняв облик огромного черного паука, он засеменил по черному песку – прямо к Дрелле. Арам хотел было шагнуть вперед, заслонить собой дриаду, защитить ее – ведь это было его дело, его долг. Но страх перед пауком – ну почему, почему не кто-нибудь, а паук?! – парализовал его. Арам не мог даже шевельнуться. Даже головы не мог повернуть. Но, скосив взгляд, он увидел профиль Дреллы. Она, как всегда, была очень красива, очень мила – и очень наивна. Она улыбалась, явно – как всегда! – не понимая, что ей грозит.
Шепчущий песок назвал лоа Элортой но Шадрой, Богиней Пауков, Матерью Яда, Возлюбленной Смерти. Лоа-паучиха метнулась вперед, быстро перебирая восемью черными лапами, но вдруг замерла на месте и на шести лапах попятилась назад, а двумя передними замахала в воздухе, будто капризный ребенок в припадке истерики.
– Нет, нет, – прошептал песок. – Ты не для Шадры. Ты не для меня.
Тролли ахнули вновь.
Дрелла уверенно шагнула вперед, и Арам, все еще не в силах сдвинуться с места, не успел ей помешать.
– Я – Тариндрелла, дочь Кенария, – сказала она. – Я – из тех, кто цветет и растет. Я – воплощение изобилия. Ни один яд в этом мире не причинит мне вреда. В мире нет паука, который бы не был мне другом. А смерть так же естественна, как и жизнь. Но сейчас у меня весна, и я – не для тебя, паучья богиня.
Тогда лоа повернулась в сторону Мурчаля, пытаясь выбрать другую жертву.
Мурчаль гулко сглотнул и попятился назад, но Дрелла сделала еще пару шагов вперед и сказала:
– И он не для тебя, Мать Яда. Ты не возьмешь его. Ты не получишь его. Ни сейчас, ни в будущем. Так говорит дочь Кенария.
И лоа-паучиха попятилась прочь от обоих, склонив голову в искреннем почтении – а может, в искреннем страхе. Над толпой троллей вновь поднялся ропот. Одни шумно запротестовали, другие выругались, третьи – и то и другое разом. Похоже, некоторые даже плакали. Арам обмяк. Чувствуя, как оцепенение мало-помалу проходит, он вспомнил терноплета Чугару, рыдавшую у Груды Костей… Какие же еще чудеса таятся в Тариндрелле?
– Нет, нет, нет, нет, нет, – зашелестел песок, и под его шепот черная паучиха исчезла, слившись с черным пятном.