Повинуясь новому минутному капризу, она покинула Прибамбасск через западные ворота. Еще один минутный каприз заставил ее остановиться для пикника, отъехав от города на пару километров. И только посмотрите, кто совершенно случайно оказался здесь! Уж не ее ли старый друг – а некогда и более, чем друг – Газлоу? Да не один, а в обществе весьма очаровательных друзей! Старину Газзи сопровождал Шустр, его конструктор и механик. И просто очаровательный человеческий мальчик по имени Арамар, нарисовавший прекраснейший из портретов баронессы в своей маленькой кожаной книжице! А с мальчиком была его сестра – рослая, ничуть на него не похожая девица по имени Масаса, или Макаса, или еще что-то вроде. А еще с ними были гнолл и мурлок, и самая восхитительная дриада в весенней поре, какую баронессе только доводилось видеть! Одним словом, пикник удался на славу.
Дабы чуточку подурачиться, баронесса спрятала людей, гнолла, мурлока и дриаду в потайном отделении каравана, порой служившем для перевозки контрабанды. (Однажды ей довелось прятать в этом отделении чучело йети, и она знала, что места там полно.) Раз уж все они тоже направлялись в Прибамбасск, так отчего бы не подшутить над стражей у ворот?
Помахав на прощание Газлоу и Шустру, баронесса кивнула Винифред, и та направила караван к дому.
При виде баронессы Брызь Гогельмогель стражники просто склонили головы, проводив караван взглядами.
Кроме стражей, у ворот ошивалась парочка каких-то недостойных людишек, с виду – не более, чем громил или пиратов, посмевших сунуть носы в караван, как будто в поисках кого-то или чего-то. Конечно, внутри не оказалось никого и ничего, кроме баронессы. Баронесса высказала хобгоблинам все свое недовольство этим инцидентом, и, кажется, слышала, как те задали невежам хорошую трепку. Но это ее уже не касалось.
Повинуясь последнему на сегодня минутному капризу, она велела Винифред ехать к дому не слишком прямым путем. Караван кружил по кривым улочкам, пока Винифред не убедилась, что за ним не следят. После этого караван остановился у небольшого двухэтажного домика. Здесь-то очаровательный Арамар и его всего лишь чуточку менее очаровательные спутники решили выбраться из укрытия. Ну, а поскольку в городе они были чужими и нуждались в безопасном пристанище, баронесса предложила им снять комнату у Винифред. И посмотрите-ка, кто появился рядом еще до того, как они успели ответить! Уж не старина ли Газзи собственной персоной? Он предложил заплатить за их комнаты, и это было величайшим сюрпризом за весь день, пока Газзи не признался, что монеты, отданные Винифред, взяты из денег, которые он и так уже должен Арамару. Дождавшись от Винифред сигнала, что путь чист, все разом поспешили в дом.
Впрочем, какое баронессе дело до всех этих мелких подробностей? Она была просто рада тому, что ее новые друзья въехали в город и устроились в безопасном месте, причем и муж, и бывший поклонник остались перед нею в долгу. Ха! Каково?
Макаса не сводила с Винифред подозрительного взгляда. Пришлось Газлоу заверить Флинтвилл, что хозяйке дома можно доверять.
– Больше, чем я доверяю тебе?
– О да. Значительно больше.
Макаса кивнула.
– Пока вы не высовываете носа наружу, вы в безопасности, – заверил Газлоу.
– Но у нас в городе дела, – неуверенно сказал Арам.
– Какие же? – спросил Газлоу, склонив голову набок.
Макаса с Арамом переглянулись, и только после этого Арам ответил:
– Ну… Нам нужно отвести Дреллу к друиду-хранительнице по имени Фейрин Весенняя Песнь.
– С Весенней Песнью я немного знаком, – сказал Газлоу. – И могу незаметно привести ее к вам, прямо сюда.
С этими словами он двинулся к выходу, но на полпути остановился, обернулся и еще раз напомнил:
– Из дома. Ни ногой!
Глава тридцать седьмая. Лохмотья да дыры
– Фрррн Всн-псн.
– Фейрин Весенняя Песнь.
– Фрррн Всн-псн.
– Нет. Фей… ри-и-ин. Весенняя Песнь.
– Фрррин… Весн-песн.
– Уже лучше, – сказала Дрелла.
– Фрррин Весн-песн, Фрррин Весн-песн, Фрррин Весн-песн, – несколько раз повторил Мурчаль. И после этого, потершись лбом о бок Дреллы, тоскливо пролопотал: – Мурчаль ффлллур дрррг Дрхла…
– Он говорит, что будет скучать по мне, – объяснила Дрелла.
Только тут Арам осознал, что вскоре произойдет. По-видимому, и Макаса с Клоком тоже поняли это только сейчас. Вскоре Газлоу вернется с друидом-хранительницей, и та уведет от них Дреллу.
Арам напомнил себе, что это хорошо. И для него, и для Дреллы. Ответственность за ее безопасность лежала на его плечах тяжким грузом с той самой минуты, как она расцвела.
«И все же… И все же…»
За это время Арам успел здорово привязаться к ней. Да, она была наивна и эгоистична, и в то же время бесстрашна и щедра. Она была очаровательна и восхитительна, и в то же время способна совершенно вывести его из себя. Однако он будет ужасно скучать по ней…
– Будет нелегко, – с кривой улыбкой сказала Макаса. – Она приносила тебе одни неприятности, но именно благодаря этим неприятностям ты узнал о себе такое, о чем даже не подозревал. Да, расстаться с ней будет нелегко, уж поверь. Мне это знакомо.
– Какие же вы все глупые, – со свойственной ей откровенностью сказала Дрелла. – Отпустить меня с Весенней Песнью будет совсем не трудно. И скучать вы по мне не будете.
– Мурчаль ффлллур дрррг Дрхла, – повторил Мурчаль.
Клок согласно кивнул.
Но Дрелла продолжала настаивать на своем:
– Нет, вы не будете скучать по мне. И я по вам не буду.
Арам вздохнул. Но тут его отвлек от невеселых мыслей рывок за рубашку. Пришлось в третий, а то и в четвертый раз за день велеть компасу успокоиться. И компас затих… на время.
Все началось еще тогда, когда они прятались в караване. Компас буквально взбесился, и Арамару Торну не раз представился случай вспомнить добрым словом новую железную цепочку, подаренную Молотом Света. Пока караван петлял по кривым прибамбасским улочкам в попытках скрыться от возможной слежки, компас то и дело тянул Арама влево, вправо, вперед, назад… Кроме этого, он сиял вовсю, и стрелка кружилась, как бешеная. И еще там, в потайном отделении каравана, пришлось сказать остальным:
– Еще один осколок – здесь, в Прибамбасске.
И, похоже, большой.
И теперь Макаса сказала:
– Нам с тобой нужно пойти и отыскать осколок.
– Думаешь, это безопасно? – удивленно спросил Арам.
– Конечно, нет. Дождемся темноты… но больше нам ничего не остается. Осознанный риск – вполне в духе отца. Он хотел, чтобы мы отыскали эти осколки. Значит, будем искать.
– А как же Весенняя Песнь?
– Я отчего-то сомневаюсь, что «старина Газзи» приведет ее этой ночью. А если приведет… – Макаса повернулась к Клоку. – Не позволяй ей увести Дреллу, пока мы не вернемся. Ясно?
Клок кивнул. Он, как всегда, был рад роли верного помощника и заместителя Макасы.
Но чей-то голос объявил:
– Никто из вас никуда не пойдет.
Все обернулись и увидели в дверях Винифред. Она была симпатичной, но строгой гоблиншей с бледно-зеленой кожей и необычными, серыми, как железо, глазами. И, как многие доверенные слуги, прекрасно умела подслушивать у замочной скважины и беззвучно входить в комнату. Казалось, Макаса готова выхватить саблю, и потому Арам, осторожности ради, почел за лучшее остановить ее руку.
– Много ли ты услышала? – спросил он.
– Достаточно, – сухо ответила Винифред. – Но даже не думайте ходить куда бы то ни было, пока от вас так несет. Такой аромат даже огр легко учует. И на мои простыни вы такими грязными уж точно не ляжете. Их потом будет вовек не отстирать.
Мурчаль с Клоком принюхались к самим себе и недоуменно пожали плечами.
Винифред показала путешественникам стопку белья.
– Переоденетесь в ночные рубашки, а вашу одежду снимете, и я ее выстираю. Горячая ванна готова. После того, как первый вымоется, быстро приготовлю еще четыре. Ты первая.
С этими словами она подала Макасе ночную рубашку.
Казалось, Макаса всерьез готова проткнуть гоблиншу насквозь. Но вместо этого она украдкой принюхалась к себе и, в отличие от гнолла с мурлоком, явно осталась недовольна результатом.
– Пожалуй, хорошая ванна мне не помешает, – нехотя признала она.
Винифред закатила глаза, чем едва снова не вывела Макасу из себя.
– Об этом я и говорила, не так ли?
Вслед за хозяйкой Макаса вышла из комнаты и через полчаса вернулась – в длинной белой ночной рубашке и при всем своем вооружении. Арам еще ни разу в жизни не видел человека, которому так неуютно и в то же время так хорошо.
– Я собираюсь вздремнуть, – мрачно сказала Макаса. – Разбудите на закате.
Улегшись на кровать, она уснула еще до того, как Винифред успела отправить мыться Арама.
К заходу солнца все пятеро были дочиста вымыты и относительно довольны. Проблема была только в одном. Выстиранная одежда, развешенная под жарким летним солнцем на веревке на крыше дома Винифред, не успела просохнуть. Поэтому все пятеро – в одинаковых ночных рубашках – сидели в комнате и ждали. Сказать по правде, рубашка пришлась впору только рослой Макасе. (Зачем гоблинше Винифред могли понадобиться пять ночных рубашек, куда лучше подходящих для воргена, оставалось только гадать.) Арам чувствовал себя, будто его облачили в бальное платье. Клок был так смущен, что свернулся клубком в уголке, закутавшись в длинную ночную рубашку, будто в кокон.
Зато Мурчаль с Дреллой просто наслаждались. Голова Мурчаля не пролезала в ворот, поэтому он обернул ночную рубашку вокруг туловища, почти так же, как сети, и, похоже, чувствовал себя вполне удобно. Дрелле, не носившей никакой одежды, кроме собственной шерсти, цветов и листьев, было очень любопытно попробовать надеть рубашку. Ее голова прекрасно прошла в вырез ворота, но подол рубашки собрался складками на оленьей спинке без всякого прока. Однако ощущение ткани на теле ей очень понравилось – об этом она сообщила друзьям не раз и не два.