– Ну да, ну да, прибыль и дружба! Замечательное сочетание. И что бы они без нас делали, а? Гоблины и лепрогном приходят на выручку! Снова.
Глава двадцать первая. Час прилива
Арамар Торн спал – спал и видел во сне пышную, буйно цветущую лесную рощу. Воздух был полон пыльцы и пчел, а нежные ароматы цветов и росистой травы так сильны, что каждый вздох прибавлял сил, точно сама природа вдыхала в него жизнь, придавала бодрости. Отчаянно хотелось услышать Голос Света, но тот безмолвствовал. Лежа на спине, любовался он звездами, вслушивался в гудение пчел и мягкий шелест ветра среди цветов. «Вот здесь бы навсегда и остаться», – думал он: ведь все вокруг, от множества красок до тонкости ароматов живо напоминало о Тариндрелле, дочери Кенария.
Вдруг края рощи загорелись, запылали огнем. Пламя набрало силу, устремилось к нему, обращая в алые угли все на своем пути. Едва огонь подобрался вплотную, Арам вскочил. Ужасный жар, лизнувший пальцы ног, пробудил его ото сна.
– Арам? Арам, во имя Света, это же вправду ты!
Голос ему был знаком, но откуда он мог взяться? Может, и это всего-навсего сон? Но как бы часто, как бы усердно Арам ни моргал, видение не менялось. У решетчатой двери соседней камеры стоял на коленях отец, Грейдон Торн. Грейдон Торн. Живой.
– Но ты же… ты же убит!
Может, он все еще спит? Переход через портал здорово сбил его с толку, а там – либо Малус оглушил его, либо сам он так выбился из сил, что теперь не очнуться… Глядя в обветренное, загорелое лицо отца, Арам не знал, что и думать – радоваться, или дать волю сомнениям. Выглянув в коридор, он обнаружил, что их тюрьмы́ почти не разглядеть. Странно искривленные прутья решетки были сделаны из какого-то черного вещества, источавшего слизь и зловоние. Даже пол под ним был горяч, точно узников решили изжарить на медленном огне.
– Малус просто взял меня в плен, – пояснил Грейдон.
– Не верю… не верю. Расскажи о чем-нибудь таком, что можешь знать только ты, – потребовал Арам.
– На «Волноходе» ты каждую ночь допоздна засиживался за рисованием, – заговорил Грейдон. – И напевал одну и ту же песенку – помнится, твоя мать пела ее тебе каждую ночь. Как это там? «Когда милый вернется с морей штормовых…»
– Значит, ты… ты все это видел? – ахнул Арам. – Но… я был так уверен, что ты погиб. А ты все это время пробыл здесь, и… и… – Осекшись, Арам спрятал лицо в ладонях, взглянул на отца сквозь дрожащие пальцы. – Тебя пытали!
Ведь он даже не думал разыскивать Грейдона, а отец все это время был жив и терпел муки!
– Теперь ты. – Взгляд Грейдона сделался жестче. На миг отец стал холодным, чужим – только дрожь правой руки и свидетельствовала, что он может поверить Араму, может поддаться радости. – Расскажи о чем-нибудь, что можешь знать только ты.
Арам гулко сглотнул и задумался. Превосходная память с легкостью проскользнула сквозь путаницу мыслей в голове.
– Дома, в Приозерье, ты вырезал собственное имя на сваях пристани. Восточная пристань, самая короткая свая. Только, наверное, порядком устал: последнюю пару букв разобрать трудновато.
На губах отца засияла улыбка, в глазах заблестели слезы.
– Арам… сынок…
– Это вправду ты… Я же… Вот только как? Как это могло произойти?
– Понимаю, Арамар, понимаю… И очень рад тебя видеть, сын. Одного жаль: обстановка не лучшая.
Грейдон вздохнул, потирая ребра. Обращались с отцом хуже некуда: вся его кожа, остававшаяся на виду, пестрела шрамами и ожогами, на изорванной в клочья одежде темнели подпалины, в прорехах виднелись вспухшие багровые рубцы.
– Не могу с чистой душой сказать, будто жизнь здесь легка. Тебя тоже станут пытать, как пытают меня. Прости, что я не сумел… что не уберег тебя от всего этого.
Крепко прижав локти к груди, стиснув ладонями плечи, Арам прислонился спиной к стенке камеры. Кожа его похолодела, хотя жара вокруг стояла – точно в кипящем котле. Сунув руки в карманы отцовского плаща, он нащупал странный дар, полученный от Дреллы перед тем, как его уволокли прочь. Сейчас, во мраке, Арам выложил его на колено и обнаружил, что это мучительно яркий цветок. К этому времени цветку полагалось бы засохнуть, увянуть, однако он был вполне жив. Внутреннюю сторону бирюзово-синих лепестков покрывал густой слой маслянистой пыльцы.
– Где мы? – спросил Арамар, надеясь, что с подарком Дреллы в руках не испугается никакого ответа.
– В Запределье, – откликнулся Грейдон. – В темнейшем из подземелий верховного лорда Зараакса, демона из Пылающего Легиона. Злобного натрезима, с которым я бьюсь так давно, что уже позабыл, когда это все началось.
Если б ушедшее в пятки сердце Арамара могло опуститься еще ниже, так бы оно и вышло.
– В Запределье? Но где именно? Ведь Запределье – огромный мир… как же Макаса найдет нас?
Грейдон поежился, заметно побледнел.
– Макаса? Арамар, твоя вера в нее достойна всякого восхищения, но против этих сил ей в одиночку не выстоять. Даже если она сумеет попасть в само Запределье…
– Понимаю, – пробормотал Арам. – Ясное дело. Глупо было надеяться…
– Надежда никогда не бывает глупа, Арамар. Я думал, ты лучше усвоил мои наставления.
Отец глухо рассмеялся и испустил долгий, протяжный вздох.
– Жуткая участь нас ждет, сынок… ладно, встретим ее вдвоем. Но что с компасом?
– Малус его забрал. И рукоять Алмазного Клинка тоже, – с дрожью в голосе ответил Арам. – И все из-за меня. Но Макаса…
– Арам, неужели ты меня вовсе не слушаешь? Нельзя же рассчитывать, что девчонка ее возраста в одиночку возьмет штурмом Темный портал и…
– Я знаю, – прошептал Арам, сам удивленный, потрясенный собственными словами. – Я… знаю.
Запределье – это же совершенно иной мир. Где их с отцом будет еще трудней отыскать? Дрелла мертва, их узы разорваны самым жестоким, безжалостным образом, а впереди его ждут лишь пытки да безысходность. Ну что ж, по крайней мере, теперь отец рядом, а еще у него есть…
Арам бережно сжал в кулаке оставленный Дреллой цветок. Цветок… вот и всё. Израненный, измученный отец и цветок. Что в этом хорошего? Даже Свет от него отвернулся, предпочел ему Макасу. Макаса сильнее в бою. И командует лучше.
– Мы вместе, – мягко сказал ему Грейдон. – Это уже немало. Увидев тебя, я воспрянул духом, а ведь еще недавно думал, что никогда больше ничему не обрадуюсь.
Арам согласно кивнул, но сам он чувствовал себя совершенно опустошенным. Потерянным.
– Я рад, что ты больше не один.
Ничего другого ему в голову не пришло. Даже подарок Дреллы утешения не приносил.
– Я рад, – машинально повторил Арам, но тут же осекся. Никакой радости он не испытывал. Ни по какому поводу.
– Отдохни, сынок, – донесся до него голос отца.
Да. Отдохнуть. Присесть. Поспать. Теперь от них никому никакого проку. Осталось одно: надеяться, что Макаса послужит Свету лучше, чем он.
Глава двадцать вторая. Покидая Дозорный холм
Выстроившиеся широким кольцом Часовые нацелили луки в небо, не слишком тепло встречая ордынский дирижабль, вынырнувший из облаков. Деревья согнулись, закачались под натиском ветра, поднятого пропеллерами воздушного судна, приземлившегося посреди Дозорного холма Тал’дары.
– Благодарю за понимание, – сказала Макаса, зорко приглядывавшая за Часовыми.
Бдительности они не теряли, но ни одна стрела не сорвалась с тетивы. Данное ей слово не трогать воздушного судна Орды не нарушил никто, пусть даже вопреки прямым приказаниям из Дарнаса.
– Мы все понимаем, – без тени улыбки ответил мастер Тал’дара, – пока они не проявят враждебности.
– Не проявят, – заверила его Макаса.
Ей с трудом верилось, что гоблины появились так быстро, и сдерживать радость оказалось задачей нелегкой. Наконец-то хоть в чем-то да повезло! Сова Айель обернулась до побережья и обратно меньше, чем за день. Ответ, присланный Газлоу, воодушевил всех – даже Галену, в эту минуту дивившуюся на зависший над рощей «Пниоблако» с разинутым ртом.
– Как же это выходит?! – выдохнула она.
– Сама на этой штуке летала, но даже понятия не имею, – пробормотала Макаса. – Одно скажу: в воздухе она держится, а остальное неважно. Газлоу!
Зеленокожий желтоглазый гоблин сбросил вниз с палубы веревочный трап, ловко, эффектно спустился на землю, с опаской покосился в сторону Часовых и направился прямо к Макасе. Поднятый «Пниоблаком» ветер поднял волосы девушки дыбом, и только ей, Клоку да Мурчалю хватило храбрости подойти поближе.
Над их головами, перегнувшись через леера, показались, замахали руками Шустр и Мавзоль.
– Ну, вот и мы! – объявил Газлоу, подавая Макасе руку, и та дружески стиснула его ладонь. – Жаль парнишку-то, жаль! Жаль ребятишек. Это уж точно – как сапогом в зубы. А еще вы, если не ошибаюсь, лишились какой-то там легендарной реликвии?
– Да, Алмазного Клинка, – вмешалась в разговор Галена, немедля получив от Макасы тычок локтем в ребра.
– Алмазного? – У гоблина загорелись глаза. – Да, это и вправду скверно! Но не беда, вернем. А вот друзья ваши…
Макаса скорбно кивнула, однако расправила плечи и собрала волю в кулак. Рассказать гоблину всю историю целиком еще успеется, а сейчас тратить времени даром не стоило. Чем скорее отбудут они в Приозерье, тем лучше.
– Арамов компас показывал, что нам нужно в Приозерье. Не мог бы ты нас туда переправить? Вот только… вот только денег у нас – ни медяка.
– Нк! Флггрлм мур слррргл блем!
Приподняв полотно сетей, Мурчаль выудил из-под них пригоршню выскобленных морских раковин и пучок стеблей синячника и с выжидающей улыбкой сунул все это Газлоу.
– Вот эту штуку подальше от меня убери, – проворчала Макаса. – От синячника у меня крапивница.
Из мешка за спиной Галены раздалось негромкое хмыканье. Уолдрид. Небось, уже прикидывает, как бы воспользоваться этой травой против нее.
– Э-э… спасибо.
Газлоу принял ракушки, несколько штук обронил, но Мурчаль немедленно поднял их и снова вложил в руки гоблина.