Макаса, фыркнув, оперлась на леер и устремила взгляд в сторону остававшейся позади деревушки. Свернув к северо-востоку, в сторону гор, дирижабль пошел на снижение.
– Это всего-навсего кучка крестьян и родные Арама. С ними-то я уж как-нибудь разберусь.
– Ага, ага. Думаешь, пьяные головорезы – публика вспыльчивая? Вот погоди: почует эта кучка мирных, благополучных крестьян чужаков под боком – драка в «Старом моряке» пикником покажется!
Когда же все это кончится? Когда же их, наконец, найдут? Арам даже не мог бы сказать, сумеет ли выдерживать пытки еще хоть день, еще хоть час… Раз за разом его охватывал жар. Упорно не заживала поврежденная во время истязаний нога. Когда жар унимался, ему становилось ужасно холодно. Дрожа на полу камеры, он не сводил взгляда с яблока, гнившего за решеткой. Если бы дотянуться до воткнутого в него ножа… если б суметь сделать хоть что-нибудь…
Всепоглощающая безысходность сменялась всепоглощающей злостью на Малуса. Страдания, пережитые в последнем бою, каждую ночь возвращались к нему в сновидениях. Но, несмотря на всю его боль, дар Дреллы упорно отказывался увядать. Когда бесы оставляли пленников в покое, Арам вынимал цветок и вспоминал, каково это – ветер, ерошащий волосы, и капли дождя на щеках.
Когда же все это кончится?
– Теперь тихо. Ждите моего сигнала.
Ведя за собой странных путников, укрывших головы под капюшонами гоблинских зимних плащей, Макаса остановилась за углом нужного дома и окинула взглядом ярко раскрашенную парадную дверь.
– Нелепость какая-то, – донесся из-под плаща Галены приглушенный голос Уолдрида.
– Сказано же: тихо.
Сонная деревушка мало-помалу пробуждалась к жизни. К докам, с удочками на плечах, смеясь на ходу, проследовали двое рыбаков в домотканых штанах и рубахах. В воздухе веяло ароматом свежеиспеченного хлеба, пробивавшемся сквозь запах рыбы, исходивший от озера невдалеке. Дом Арама расположился почти в центре деревни, возле самого ее сердца – таверны и рыночной площади, где оживленно болтали между собой торговцы, выкладывавшие на прилавки товар. Ошибки быть не могло – в этом Макаса убедилась, увидев рядом с домом закопченную кузницу. В нескольких шагах от кузницы стояла пустая собачья будка, а дальше начинался ухоженный огород с ровными грядами овощей и небольшой клумбой симпатичных белых маргариток.
– Говорить буду я, – предупредила Макаса. – Стойте тут, а когда берег будет чист, я дам вам знать.
– Нк…
– Я скоро вернусь, – пообещала она. – А теперь – тихо.
Что из всего этого выйдет, Макаса даже не подозревала, однако попробовать следовало. Вооруженная блокнотом Арама, она выбежала из-за угла и устремилась к парадной двери. Внутри сиял свет, сквозь двери слышались звуки той самой пресловутой «музыки семейного утра» – детский смех, добродушный рокот мужского баса… Переведя дух, Макаса постучалась в дверь и замерла. Сердце ее забилось в такт торопливым шагам, донесшимся изнутри.
Круглолицая женщина в вязаной кофте встретила гостью улыбкой. Руки ее были заняты только что вымытой деревянной миской и кухонным полотенцем, а отворенную дверь она придержала бедром. Ее сходство с Арамом Макаса отметила сразу же – особенно ту же открытую, сердечную улыбку.
– Доброго утречка, – сказала Сейя Глэйд. – Чем могу помочь?
– Я… это…
Вот тебе и вся приготовленная загодя речь!
– Кто у нас там, дорогая?
– Всего лишь какая-то девушка, – откликнулась Сейя, по-прежнему радушно улыбаясь. – Так с чем же ты к нам пожаловала?
– Письмо, – выпалила Макаса. – Я… я вам письмо принесла. От вашего сына. От Арамара.
«Ну, а от какого же еще, идиотка?» – подумалось ей.
– Я с ним служила на «Волноходе», – продолжала она, – но «Волноход» утонул… Словом… долгая это история, и я просто хотела…
– Ох… О нет… Арамар…
Выронив миску, Сейя осела на пол. Секундой позже к дверям, грохоча подошвами, подбежал человек-гора – должно быть, отчим Арама, Робб, сопровождаемый слюнявым, сопящим комком меха величиной с мальчишку лет десяти.
Прорвавшись сквозь баррикаду из человеческих тел, Арамов пес, Чумаз, сбил Макасу с ног и в буйном восторге от встречи облизал ее щеки. Затем, внимательно обнюхав ее руку от плеча до запястья, он обнаружил Арамов блокнот, запрыгал, возбужденно залаял.
– Кто ты такая? – спросил Робб, склонившийся над женой с утешениями.
– Да дайте же объяснить! – закричала Макаса, выхватив у Чумаза блокнот и показав им обоим. – Арам жив, но он в большой беде. А я принесла письмо от него и… и весть о том, что его похитили.
– Похитили? – Огромные карие глаза Робба полезли на лоб. – Кому это понадобилось похищать нашего мальчика?
– Где он? – Вцепившись в мужа, Сейя окинула недоверчивым взглядом Макасу, а после – блокнот.
– Если вы впустите меня, я смогу все… все объяснить. История это долгая, и вы должны услышать ее от начала до конца. Но я не одна, со мной еще друзья Арама. И мы вернем вашего сына, слово даю. Пока не выручим его – не успокоимся, уж вы мне поверьте.
Глава двадцать четвертая. У Глэйдов
Конечно, к нежданным гостям Глэйды отнеслись с подозрением, и чтоб предсказать это, вовсе не требовалось быть тайновидцем.
Макаса без спешки ввела спутников в дом. Входя, каждый снимал капюшон и представлялся хозяевам. Встречало их все семейство: слюнявый, донельзя счастливый, угольно-черный, как и положено псу с этакой кличкой, Чумаз, азартно обнюхивавший каждого из новоприбывших; безутешная Сейя Глэйд, не отпускавшая мужнина локтя, и Глэйды-младшие, Робертсон с Селией, миниатюрные копии Робба и Сейи. Селия устроилась на полу, одной рукой теребя косички, другой же вцепившись в Чумазов ошейник. Робертсон занял позицию впереди всех, вооружившись игрушечным деревянным мечом. Казалось, он готов изрубить пришельцев в куски, хотя его крохотные пальцы заметно дрожали от страха.
– Вначале ты говоришь, что мой сын похищен, – прогремел Робб, – а теперь приводишь в наш дом ордынскую мразь и гнолла с мурлоком, чтоб ему лопнуть?!
Мурчаль, укрывшийся за ногой Макасы, таращил на Глэйдов глазища и часто моргал.
– Так, минуточку…
– Сказано же: говорить буду я! – цыкнула Макаса на Уолдрида и вновь повернулась к Глэйдам. – Он… он не опасен, можете мне поверить.
– И даже иммобилен, – вставила Галена. – То есть, к самостоятельному передвижению не способен, – застенчиво пояснила она. – А я к Кругу Кенария принадлежу. Друиды, знаете ли, не служат Орде.
– Мы все есть там, в его блокноте, – заверила Макаса Глэйдов, кивнув на книжицу в руках Робба.
Услышав это, Робб принялся листать страницы и всякий раз, наткнувшись на изображение одного из отряда, поднимать взгляд – словно бы с тем, чтоб лишний раз убедиться в истинности всей этой невероятной истории.
«Добрая магия», – подумала Макаса, видя, как недоверие во взгляде Сейи идет на убыль.
– Вас всех мы тоже знаем. Арам любит о доме рассказывать.
– Урум налерга брк лрка. Рррбрсун экал нрга Сррла!
Подав голос, Мурчаль нарушил единственный приказ Макасы насчет языка за зубами, однако, стоило ему с улыбкой указать на детишек, малыши пришли в неописуемый восторг.
– Рррбрсун! – вскричал мальчишка. – Это я!
– Верно, – подтвердила Макаса. – Мы знаем вас по именам, и в письме Арама вы упомянуты тоже. Он там о многом рассказывает, но не обо всем. И уж точно не успел написать, как Малус – то есть, Сильверлейн – взял его в плен.
– Брат Грейдона?
Побледневшая, точно призрак, Сейя медленно подошла к Макасе, приняла протянутое ею письмо, развернула пергамент и, шевеля белыми, без единой кровинки, губами, начала читать.
– О Сильверлейне Торне я не вспоминала уже многие годы.
– Сейчас он носит другое имя и капитанствует на том самом корабле, что потопил «Волноход», – сказала Макаса.
Все они неловко толпились в кухне, первой комнате в доме, просторной, но для такого множества людей и прочих живых существ тесноватой. За спиной Робба располагалась кладовка с лестницей в погреб. У лестницы жарко пылал очаг, а между Глэйдами и гостями стоял большой, окруженный стульями обеденный стол, накрытый к завтраку, однако тосты, яичница и вяленая рыба с картошкой так и остались нетронутыми.
– Значит, ты – Макаса, – проговорила Сейя, слегка запнувшись на ее имени.
– Да, Макаса Флинтвилл, второй помощник капитана на «Волноходе». Я хорошо знала Грейдона, но его… его больше нет.
– П-погиб? – пролепетала Сейя.
– Вовсе нет!
Ну, разумеется, Уолдриду непременно потребовалось сунуть в дело свой сгнивший нос! Однако желание заткнуть ему рот тут же угасло. Даже Галена, пискнув от неожиданности, развернулась так, чтобы Отрекшийся оказался лицом к родным Арама и те могли его лучше слышать. Смотреть на него никто желанием не горел, но Макасе захотелось послушать, что он может сказать.
– Грейдон сейчас тоже у Малуса, известного вам как Сильверлейн. Малус не стал убивать его. Для этого он слишком хитер и ни за что не прикончит противника, если тот может оказаться полезным в будущем. Грейдон и Арамар Торны имели дело с осколками, с компасом… то есть, располагали необходимыми Малусу сведениями. Знаниями. Полагаю, он держит их вместе, и, несомненно, наслаждается иронией их воссоединения.
– Так Грейдон жив?
Макасе хотелось завопить, но и об обстоятельствах забывать не стоило. Поверить во все это было нелегко – тем более нелегко, что новость сообщена Уолдридом. Станет ли он врать о подобных вещах?
– Совсем из головы вылетело, – с усмешкой пояснил Уолдрид. – Вероятно, в минуту неурочного падения.
Робб полоснул его гневным взглядом. Бородатый, широкоплечий, веснушчатый, смуглый от солнца, с предплечьями что твои окорока, кузнец и в лучших-то обстоятельствах выглядел весьма грозно, а уж теперь, расправивший грудь, нависший над Макасой с Уолдридом… Казалось, от его голоса дрогнули потолочные балки.
– По-твоему, это смешно?
– Я сказал: иронией положения наслаждается Малус – или же Сильверлейн. Сам я нахожу все это, скорее, удручающим. И приношу соболезнования по поводу исчезновения ваших родных.