Как будто углубляя чувства Майка, его бессознательное все больше снабжало его тем, над чем нужно было горевать.
Я складываю огромную стопку белого белья. В это меня очень напрягает. Я беру верхнюю и нижнюю часть цветного бикини и складываю его; очевидно, оно принадлежит женщине, которая там находится, и это приводит меня в смущение. Мы говорим… о том, кто как жил. «Ты когда-нибудь любил?» – спрашивает она. «Да, очень», – отвечаю я. «Ты когда-нибудь любил и терял?» – снова спрашивает она. «Нет», – говорю я. Она заглядывает мне в глаза и говорит: «Нет – до сегодняшнего дня, когда я вижу слезы в твоих глазах». Ее слова поразили меня как громом. Я подумал о своих мальчиках.
Проснувшись, Майк ощутил тоску по всем тем, кого он любил и потерял. Он понял, что никогда не оплакивал утрату этих людей. А теперь женщина с цветным бикини (все остальное белье в стопке было белым), казалось, хотела, чтобы он сделал это. Он чувствовал сострадание к своим потерянным друзьям, но дело никогда не доходило до горевания. Теперь у него было мужество почувствовать себя беспомощным относительно своих утрат, и он стал ощущать свою любовь глубже. «Скорбь – часть любви, и любовь – часть скорби, я думаю», – сказал он. «Каждая эмоция бесценна – это сокровище, в том числе горе». Сердце Майка открывалось разноцветной и многогранной чувственной жизни, которой он боялся (цвета часто символизируют эмоции). Будто поддерживая его в этом деле, его сын Вилли сказал ему: «Папа, раньше я как-то не любил тебя, а теперь люблю».
Восстановление утраченной фемининности
Хотя толерантность Майка к аффектам усилилась и ему больше не нужно было отщеплять ощущение своей ранимости, его старые тиранические защиты ни в коем случае не отказались от попыток контроля над ним. Фактически его заново обретенные чувства даже повышали их активность, как в следующем сновидении:
Маленькая девочка была кем-то захвачена. Я иду ее искать, но меня поймали те же люди, которые похитили ее. Они посадили меня в тесную камеру со стальным полом и обмотали все мое тело ремнями с электродами. Пол проводит электричество, и когда они его включают, я получаю удар током. Я кричу и корчусь. Наконец, они снимают их с меня. Человек в камере рядом со мной говорит, что единственный человек, которому удалось выбраться отсюда, сделал это, перепрыгнув через стену. Когда они возвращаются и несут еще электроды, я перепрыгиваю через стену, бегу в город и встречаю там женщину – мать девочки. Мы разговариваем с ней. Она говорит мне: как же сильно, должно быть, я заботился об этой девочке, что смог пережить столько боли. Я отвечаю: «Да». Я не понимаю, как же это никто не осознает, что камера пыток находится в самом центре этого города. Никто ее не замечает! Это же так очевидно!
И опять фемининность берет инициативу в сближении его любви и его страха. Это сновидение напомнило Майку, что всю свою жизнь он был зависимым от боли, он настойчиво искал ее, чтобы справиться с ней, и это было своего рода мачо-ритуал, раздувающий инфляцию для предотвращения переживания психической боли в связи с его невыносимой травмой. Здесь мы видим совсем иную драму «жертвоприношения» по сравнению с предыдущим сновидением об «аутичном мальчике». Сверхчеловеческие злодеи все еще здесь со своими высоковольтными электрическими силами, но теперь Майк действует в сновидении на стороне юной женственности. Теперь ясен масштаб мучения, которому его защитная система подвергала уязвимую часть его я, хотя «никто не замечал этого». Очевидно, что это теперь стало доступно для сознания Майка.
Еще одно сновидение иллюстрирует ярость, которую вызывает у контролирующих защит Майка то, что сновидящее Эго обращает внимание на уязвимую часть я Майка. Здесь эта часть я еще более явно занимает сторону женственности, вплоть до добровольной жертвенности:
Я направляюсь с визитом к молодой подруге, которая является членом религиозной общины или какого-то культа. Она живет под псевдонимом и, защищая себя, создала ложное представление о том, кто она такая. Теперь каким-то образом я понял, что она хочет «разоблачить себя», то есть пользоваться реальным именем и сказать людям, кто она на самом деле. Как только я вышел на сцену, приходит «мать-настоятельница», руководительница культа. Я выкладываю, что настоящее имя женщины Пэм, и, желая помочь ей, также говорю, что она «ассистент». Вместо того чтобы оценить мою помощь, моя подруга в ужасе! Она не хотела бы, чтоб ее настоящее имя было известно, по крайней мере, пока. Настоятельница думала, что она принята в члены культа, и у моей подруги ушло много времени на то, чтобы подтвердить ей свою идентичность. Я очень тревожусь, а она все больше убеждается, что ее предали.
Теперь «Пэм» ведут к лестнице на виселицу. Она – обманщица и должна быть принесена в жертву как символ во имя других культовых фигур. Я надеваю монашескую рясу, чтобы скрыть свою собственную идентичность и спасти ее. Я чувствую, что теперь я несу ответственность за ее жизнь. Я преждевременно разоблачил ее. Мы добрались до верха. Они надели петлю ей на шею. У всех охранников вокруг есть автоматы. У меня нет шансов. Но должен быть какой-то выход. Напряжение растет. Должен ли я схватить настоятельницу и приставить к ее горлу нож? Или я должен сдаться? Возможно, если я это сделаю, они убьют меня, а ее отпустят. Тут я просыпаюсь с колотящимся сердцем.
Этот сон иллюстрирует дьявольскую внутреннюю систему под руководством «матери-настоятельницы», похожей на ведьму, которая блокирует доступ к внутренней женственности, удерживая ее во «внутреннем заточении». Здесь структура сновидения перекликается с мотивами многих сказок, например, со сказкой братьев Гримм о Рапунцель[36], в которой мы находим образы уединенного убежища и заключенного в нем ребенка-узника. В сновидении Майка негативный образ «матери-настоятельницы» реагирует так же, как ведьма в сказке «Рапунцель», когда узнает, что у прекрасной девушки были тайные свидания с принцем. Аналогичным образом сновидение Майка указывает на то, что произошло проникновение во внутреннее убежище. Его юная подруга Пэм теперь озабочена тем, как ей освободиться от ложной идентичности, и сновидец ощущает новую ответственность за нее, «разоблачив ее преждевременно».
В заключительном сновидении того периода сновидящее Эго отождествляется с эксплуатирующими защитами, представленными образами невольничьего рынка, на котором продают женщин в сексуальное рабство, затем отказывается от своего нарциссизма и не эксплуатирует сексуально юную женскую фигуру:
Я нахожусь рядом с двумя-тремя черными мужчинами, кажется, торгующими рабынями. Они расхваливают свой товар – эту молодую женщину, такую жаркую и очень искусную в исполнении орального секса. Мне любопытно, и я чувствую приятное возбуждение. Входит эта черная девочка, не достигшая пубертата, с полностью развитым взрослым телом, но в подгузнике! Я испытываю очень противоречивые чувства! Внешне она очень аппетитна сексуально, но я чувствую ее ранимость и боль. Я решаю не предаваться удовольствиям, но с сочувствием отнестись к ее боли. Я закутываю ее в большое полотенце, держу и укачиваю ее, пока ей не становится лучше.
По мере того как мы работали с этим сновидением, Майк понял, что, подобно зависимости от ярости, которая помогала ему избежать осознания душевной боли, у него была зависимость и от сексуального удовольствия, и разрядки. Отказ от такого защитного поведения означал бы принесение в жертву высот его защитного мачизма, но теперь у него был доступ ко всей области творческих «благочестивых» чувств по отношению к женщинам, которые раньше всегда его очень страшили. «Я думаю, я стал бы геем, если бы рано не отщепил свое ощущение женской уязвимости, – сказал Майк. – Но теперь все иначе. Теперь и с Карен это не трах, а занятие любовью – оргазм всего тела, а не только гениталий».
Средняя фаза анализа: новое отношение к агрессивной энергии
Наряду с усилиями по интеграции своей уязвимой «фемининной» части личности, Майк также пытался проявлять свою агрессивную энергию более приемлемым образом. Ранее его агрессия была инфляцирована, и «его несло»: он был будто одержим демоном. Это было особенно явно в периоды его безрассудства, когда он каждый раз оказывался на грани «бессмертия», будь то в драках в барах, в автогонках, прыжках в воду со скал или боксе. Теперь его агрессивность была более управляемой, однако все же время от времени у него случались неприятности из-за своего агрессивного повеления. Занимаясь бодибилдингом, он всегда поднимал слишком большой вес, так что иногда травмировал спину. За рулем своего автомобиля он, как правило, «поджимал» сзади более медленных водителей и часто затевал рискованные споры с ними.
Однажды он «сел на хвост» грузовому пикапу, и, когда водитель отказался пропустить его, Майк подрезал его. Мужчина съехал на обочину. Майк с визгом затормозил позади грузовика, вне себя от ярости. Водитель пикапа также пылал гневом. В этот момент до Майка дошло, что происходит. Он понял, что опять был «одержим». Он закрыл дверь, сжал кулаки и склонил голову. Мужчина обрушил на него всю свою ярость, пиная ногами его дверь. Тем не менее Майку удалось сдержать свой гнев. Позже он сообщил об этом инциденте с гордостью, и я подтвердил ему, что это была победа над его внутренним демоном ярости. 1500 $ за ущерб его машине было небольшой ценой за такой урок самоконтроля и смирения.
Вскоре после этого инцидента у Майка был сон о его демоне гнева:
Я бегу, и меня преследует злая сила. Я меняю одну личину за другой, меняю много имен, и мне еле-еле удается удрать. Теперь я отделился от того парня, что убегает… будто я вижу своего двойника. Я сочувствую его тяжелому положению… Я хочу, чтобы у него была более полная жизнь. Мы говорим с ним, и я ему очень сочувствую. Затем картина меняется. Так или иначе через это сострадание мы снова стали одним. Теперь я – этот человек в бегах, но теперь я знаю, что должен вернуться туда, откуда убегал, где все это началось, и найти первопричину.