• Архетипическое поведение – непроизвольные жесты или изменения позы, которые несут в себе универсальный смысл.
Имеются в виду категориальные эмоции: страх, гнев, печаль, радость и отвращение, а также контуры чувств. Контуры – это оттенки чувств притяжения и избегания, «добра» и «зла», которые основаны на чувственном восприятии (телесно-ощущаемое чувствование) и направляют нас на протяжении всей нашей жизни. Это «рули» и «подшипники», двигающие нас вперед.
Смыслы, или значения, – это ярлыки, которые мы прикрепляем к совокупному опыту, полученному от чувственного восприятия, образов, поведения и эмоций. Включают в себя определенные травмой фиксированные убеждения. Психотерапевт помогает клиенту получить свободный доступ ко всему спектру формирования ощущений и чувств для создания новых смыслов, тем самым позволяя старым когнитивным убеждениям о «плохом» трансформироваться в рамках процесса пересмотра.
Ниже приводится простой пример использования модели ЧОПЭС при работе с клиентом с целью устранения триггера, связанного с относительно незначительной травмой. Луиза любит природу, парки, луга и холмы, заросшие высокой травой; однако каждый раз при запахе свежескошенной травы она чувствует тошноту, беспокойство и головокружение. Ее фиксированное убеждение (С) состоит в том, что у нее может быть аллергия на траву, и потому ее лучше избегать. Обонятельный и зрительный образ (О), запах и вид скошенной травы, ассоциируются с ощущениями тошноты и головокружения, исходящими от ее висцеральной и вестибулярной систем. Она понятия не имеет, почему это происходит; она просто знает, что у нее сильная неприязнь (С) к скошенной траве. Пока Луиза исследует свои ощущения и образы, «внутренним взором» созерцая скошенную траву и вдыхая ее запах, она одновременно детально изучает свои телесные ощущения. При этом у нее вдруг возникает новое для нее ощущение – будто ее раскручивают в воздухе, держа за левое запястье и левую лодыжку. Это ощущение является как вестибулярным (Ч), так и проявляется как ощущение давления на запястье и лодыжку (О). Затем у нее возникает тактильный и визуальный образ своего брата-хулигана, который насильно держит ее за запястья и вопреки ее воле крутит ее на фоне (свежесрезанной) лужайки перед их домом, ей при этом года четыре или пять. Она чувствует, как ее тело пытается сжаться в комок, чтобы нарушить вращательный импульс. Когда в ней проявляется эта активная защитная реакция, у нее появляется еще один импульс (Ч) – вонзить ногти своей правой руки в плоть брата. Представляя, как она делает это, она чувствует силу в своих руках и груди (Ч).
Луиза чувствует кратковременный страх (Э), она дрожит и часто дышит, но страх быстро уходит, когда она понимает, что ей больше не угрожает опасность. Она открывает глаза и ориентируется (П), оглядывая кабинет, в котором сейчас находится. Затем, повернув голову еще немного, она видит открытое, доброжелательное лицо своего терапевта и приветствует его спокойной улыбкой (П). Чувствуя себя невредимой в этой новообретенной безопасности, она успокаивается. Затем она делает глубокий, спонтанный вдох (П) и сообщает, что теперь где-то внутри своего живота она ощущает, что в безопасности (Ч), это ее новое висцеральное осознание. Она делает паузу, а затем замечает, что вокруг запястья ее как будто что-то тянет (Ч). Она отмечает в себе желание высвободить руки (Ч, кинестетическое). Чувствуя, как внутри нее поднимается волна гнева (Э), она кричит: «Стой!» – используя двигательные мышцы голосовых связок (П). Она вновь успокаивается и начинает испытывать тактильное удовольствие от того, что лежит на мягкой свежескошенной траве, наслаждаясь теплом летнего солнца (О). Свежая трава больше не сочетается с неприятными ощущениями (старый С); зеленая, свежая, ухоженная трава хороша, парки – замечательные места, и «все хорошо» (новый С и связный нарратив).
Как только мы поймем процесс пересмотра и задействуем его преобразующую силу, в дело вступает биология и начинает продвигать этот опыт вперед. Из этого естественным образом следует, что, когда телесные реакции клиента тщательно прорабатываются и осознаются в безопасной среде настоящего момента, нарушенные процедурные воспоминания подвергаются внутреннему корректирующему опыту и происходит разрешение травмирующего опыта.
Поэтапная последовательность при работе по пересмотру травмы, как мы видели это на примере сеанса с Луизой, способствует постоянному укреплению функции критического наблюдателя, что означает способность оставаться в настоящем и отслеживать различные тревожные ощущения, эмоции и образы – встречать их без того, чтобы они вас подавляли. Данная функция, в свою очередь, способствует примирению всех аспектов памяти.
С этим базовым пониманием того, что такое пересмотр, в следующей главе мы изучим трансформацию травмы Педро, его обряд посвящения и личный путь героя, во время которого он обретает контроль над своими воспоминаниями, давая им возможность постепенно эволюционировать из процедурной/эмоциональной памяти в последовательное повествование.
5Путь героя
Первичные ощущения обеспечивают непосредственное переживание собственного живого тела: бессловесные, беспримесные, не связанные ни с чем, кроме существования как такового. Эти первичные ощущения отражают текущее состояние тела в различных измерениях… по шкале от удовольствия до боли; возникают они на уровне ствола головного мозга, а не его коры. Все ощущаемые эмоции – это сложные музыкальные вариации на тему первичных ощущений.
Трансформация процедурных воспоминаний, от неподвижности и беспомощности к гипервозбуждению и мобилизации и затем, наконец, к чувству успеха и овладению ими, – это последовательная траектория, наблюдаемая у тысячи травмированных людей, с которыми я работал в течение последних сорока пяти лет. Педро – пример такого возрождения.
Педро
Педро – пятнадцатилетний подросток, страдающий синдромом Туретта, тяжелой формой клаустрофобии и паническими атаками, а также периодическими проявлениями астматической симптоматики. Его привела на одну из консультаций, которые я иногда провожу во время своих занятий, его мать, Карла. Это было в Бразилии. Педро явно чувствовал себя очень неуютно при мысли о разговоре с психотерапевтом, особенно в присутствии целой группы других людей. Однако его желание избавиться от смущения и стыда по поводу своих тиков и приступов паники помогло ему преодолеть нерешительность. Его тики представляли собой миоклонические подергивания и судороги мышц шеи и лица, вызывающие резкие движения челюсти вбок и серию повторяющихся поворотов головы вправо.
Взяв историю болезни у его матери, я узнал, что в детстве у него были серьезные падения, с ударами головой. Краткий отчет об этих инцидентах выглядит следующим образом.
В возрасте семи месяцев Педро вывалился из своей кроватки с высоты около метра и приземлился на пол лицом вниз. Няня ребенка решила не придавать значения испуганным, приглушенным крикам младенца, заверив его мать, что с ребенком все в порядке. Хотя Педро еще не умел ползать, ему удалось пробраться к закрытой двери спальни. Пятнадцать или двадцать минут спустя его мать, поддавшись наконец настойчивому материнскому внутреннему голосу, попыталась открыть дверь и обнаружила, что ее ребенок прижимался к ней, жалобно хныча. По словам Карлы, от падения у него образовалась большая гематома. Она сказала, что схватила ребенка с пола и в панике выкрикнула оскорбительный упрек няне. Эта понятная реакция заставила Карлу пренебречь потребностью ребенка в немедленном нежном и тихом успокоении и, по всей видимости, еще больше напугала ребенка.
В возрасте трех лет Педро снова упал, забравшись на стремянку, которую его старший брат по небрежности оставил без присмотра. Когда Педро добрался до третьей ступеньки, стремянка рухнула, отбросив его назад на землю. Последствия в этот раз были двоякими: затылком он ударился об пол, а тяжелая лестница ударила его по лицу.
И наконец, в возрасте восьми лет Педро снова упал. На этот раз его выбросило из машины, двигавшейся со скоростью примерно сорок километров в час. Он получил еще одну травму головы, а также глубокие ссадины на обоих плечах. Серьезность этого падения привела к недельному пребыванию в больнице, причем три первых дня он провел в отделении интенсивной терапии. Тики появились у Педро через два месяца после этого третьего падения.
Когда мы начали сеанс, мне стало очевидно, что Педро чувствовал себя неуютно в присутствии целой группы посторонних людей: он ерзал и украдкой оглядывал комнату.
Я заметил, что он периодически сжимает кулак, и обратил его внимание на этот жест. Я попросил его посмотреть, сможет ли он начать чувствовать свои ощущения от сжимания кулака, «вложив свой разум прямо в кулак». Эта формулировка помогла Педро научиться видеть разницу между думанием о своей руке и фактическим наблюдением за физическими ощущениями в ней. Такой сдвиг перспективы поначалу может показаться практически незначительным, но часто вдруг ощущается как мини-откровение. Эта новая точка зрения приносит с собой волнение, как если бы вы изучили новый для себя язык и впервые можете общаться с местными жителями; однако здесь иностранным языком был интероцептивный (внутренний) ландшафт тела, а местным жителем было глубинное, изначальное (аутентичное) «я».
Я заметил, как в Педро зародилось любопытство, и попросил его медленно сжать руку в кулак, а затем медленно раскрыть ее, при этом вкладывая свое непосредственное (чувственное) осознание в это непрерывное движение[34].
– Итак, Педро, – спросил я, – как это ощущается: когда рука сжимается в кулак и когда потом ты ме-е-е-е-е-едленно кулак разжимаешь?