4. Получив доступ к усеченной форме процедурной памяти, терапевт, распознав «моментальный снимок» неудавшейся (то есть неполной) реакции, поощряет дальнейшее, основанное на чувственном фокусировании исследование и развитие этого защитного действия до его надлежащего, содержательного и результативного завершения.
5. Это приводит к перезагрузке основной регуляторной системы, восстановлению баланса, равновесия и расслабленной бдительности[39]. (См. рис. 7.1)
6. И в завершение: процедурные воспоминания связаны с эмоциональными, эпизодическими и нарративными функциями памяти. Это позволяет воспоминанию занять свое законное место там, где ему и место, – в прошлом. Травматические процедурные воспоминания больше не активируются в своей дезадаптивной форме, но теперь трансформировались в наделенную силой, здоровую свободу воли и ощущение успеха. Вся структура процедурной памяти была изменена, что способствовало появлению новых (обновленных) эмоциональных и эпизодических воспоминаний.
Ключевая особенность работы с травматическими воспоминаниями заключается в том, что мы открываем их постепенно и с точки зрения текущего состояния, которое не является ни состоянием гиперактивации и ошеломленности, ни состоянием отключения, коллапса и стыда. Психотерапевтов может немного сбивать с толку то, что люди, находящиеся в состоянии отключения, могут казаться спокойными.
Как правило, при работе с процедурными воспоминаниями лучше всего сначала работать с воспоминаниями, наиболее приближенными к настоящему моменту. В действительности, однако, все процедурные воспоминания со сходными элементами и сопутствующими состояниями сознания имеют тенденцию сливаться в одну составную процедурную энграмму. Эксплицитное воспоминание Педро о том, как он оказался запертым в шаре, позволило ему получить доступ к процедурной энграмме «беспомощность, будучи закрытым», а затем разработать вариант активного побега. Полный пересмотр составной энграммы был выполнен, так сказать, ретроспективно. Это позволило Педро проработать ее, сначала выбравшись из шара в подростковом возрасте, а затем, открыв дверь в пятилетнем возрасте. Эти две неявные фазы его сеанса также помогли проработать сложную энграмму, которая включала в себя его всеобъемлющее чувство беспомощности в детстве. Таким образом, его первичные младенческие страдания также были в некоторой степени нейтрализованы во время успешной переработки его подростковой травмы и травмы в пятилетнем возрасте.
То же ощущение силы и предчувствие успеха, что и у Педро, проявились также в сеансе, который я проводил однажды с чемпионкой по марафону, которая пыталась справиться с проблемами в интимной сфере, связанными с сексуальным насилием в детстве со стороны дяди. Во время сеанса у нее появилось желание дать ему отпор и пнуть его в гениталии. Она также признала (с растущим самосостраданием), что он полностью подавил ее волю, когда ей было всего четыре года. Когда она представила, как протягивает руки, отгораживаясь от его действий, она почувствовала, как к ней возвращается сила. В конце сеанса она сообщила, что чувствует себя так, словно пробежала марафон. Я спросил ее, каково это, на что она ответила:
– Мне показалось, что я дошла до того состояния, что мои ноги вот-вот откажут; мне казалось, что я едва могу стоять, не говоря уже о том, чтобы продолжать бежать… а потом что-то случилось. Как будто я услышала голос в своей голове, говорящий: «Просто продолжай двигаться… продолжай двигаться».
Я спросил ее, является ли это обычным состоянием для бегунов на длинные дистанции.
– Да, – ответила она, – но во время нашего сеанса я чувствовала это изнутри, внутри всей себя, а не только в ногах. Теперь я могу защитить себя; я знаю, что у меня есть силы выдерживать большие испытания и преодолевать препятствия.
Неделю спустя она сказала мне, что стала приоткрываться навстречу возможности сексуальной близости, – и это, добавила она, «ее величайшая победа над ним [ее дядей]».
О воле к упорству
Мир ломает каждого, и многие потом только крепче на изломе.
Вы обретаете силу, мужество и уверенность благодаря каждому опыту, в котором вы действительно перестаете смотреть страху в лицо. Вы можете сказать себе: «Я пережил этот ужас. Я могу принять следующее, что грядет». Вы должны сделать то, что, как вам кажется, вы сделать не в состоянии.
Сорок пять лет моей клинической работы подтверждают наличие фундаментального и универсального инстинкта, направленного на преодоление препятствий и восстановление внутреннего равновесия: инстинкта стойкости перед ошеломляющими событиями и потерями и способности восстанавливаться после них. Кроме того, я подозреваю, что данный инстинкт имеет физические корни, и стойкость перед лицом вызовов и невзгод, воля к победе над ними биологически обоснованы. Любой психотерапевт, достойный своего гонорара, не только признает эту первичную способность человека справляться с неблагоприятными жизненными проблемами, но и понимает, что его основная терапевтическая роль заключается не в том, чтобы «консультировать», «лечить» или «исправлять» своих клиентов, а скорее в том, чтобы поддержать это врожденное стремление выстоять и победить. Но как нам помочь этому инстинкту проявиться?
Я охотно признаю, что этот внутренний поиск трансформации, проиллюстрированный терапевтическим опытом Педро, отражает некое стремление, о природе которого я размышлял в течение многих лет. Недавно мой немецкий коллега Йоахим Бауэр, зная о моих исследованиях, передал мне малоизвестную журнальную статью, посвященную лечению нескольких пациентов с эпилепсией. Однако, прежде чем мы обсудим эту интересную статью, позвольте мне сначала предложить вам краткий обзор нейрохирургического способа лечения эпилепсии.
Начиная с новаторской работы выдающегося невролога середины двадцатого века Уайлдера Пенфилда, процедура лечения тяжелой эпилепсии, симптомы которой не контролируются медикаментозно, заключалась в том, что поврежденные клетки мозга вырезались для предотвращения этих сильных «нервных возмущений». Однако, прежде чем приступить к этому хирургическому удалению, нейрохирург должен сначала установить, что же контролирует или обрабатывает пораженная область мозга. Это делается для того, чтобы хирурги случайно не вмешались в функцию, жизненно важную для данного человека. Поскольку в головном мозге нет болевых рецепторов, процедуру легко выполнить, когда пациент полностью бодрствует и способен реагировать, когда хирург стимулирует эти очаговые области электродным зондом.
До недавнего времени бо́льшая часть этих электрических стимуляций ограничивались поверхностью мозга и были связаны с конкретными функциями. Например, если стимулируются соматосенсорные области, пациенты обычно сообщают об ощущениях в различных частях своего тела. Или если стимулируется двигательная зона коры головного мозга, то в ответ на электрический стимул движется часть тела, например палец. Пенфилд также сообщил, что были некоторые «ассоциативные» области (включая гиппокамп), которые он стимулировал, и тогда человек сообщал о неких воспоминаниях, похожих на сновидения. Примерно шестьдесят пять лет спустя после этих первоначальных исследований были разработаны протоколы для размещения электродов в различных глубоких структурах мозга, также с целью лечения тяжелой эпилепсии.
В провокационном исследовании, переданном мне моим немецким другом, группа исследователей из Стэнфорда опубликовала статью с интригующим названием «Воля к упорству, вызванная электрической стимуляцией поясной извилины человека»[40]. В статье сообщалось о неожиданном результате, которую дала глубокая стимуляция мозга в той его части, который ранее не была исследована ни Пенфилдом, ни другими нейрохирургами. Эта область мозга известна как передняя поясная кора (ППК).
Пациенты в этом исследовании испытали нечто совершенно замечательное. Точные слова пациента номер два при стимуляции у него этой области мозга были: «Я бы сказал, что это вопрос… не беспокойство, как что-то негативное… это было скорее что-то позитивное, как… давить сильнее, давить сильнее, давить сильнее, чтобы попытаться пройти через это… если я не буду бороться, я сдамся. Я не могу сдаться… Я (буду) продолжать». Пациент номер один описал свой опыт с помощью такой метафоры: «Это похоже на то, как вы ведете машину в бурю и… одна из шин наполовину спущена… и вы проехали только полпути, и у вас нет пути назад… вы просто должны продолжать двигаться вперед». Оба пациента в этом исследовании рассказывали о чувстве вызова или беспокойства (которое ощущалось скорее как предчувствие), но при этом оставались мотивированными и готовыми к действию, осознавая, что они преодолеют этот вызов. Вот это да!
Во время стимуляции авторы исследования отмечали у этих пациентов увеличение частоты сердечных сокращений, в то же время пациенты сообщали о различных вегетативных проявлениях, включая «дрожь» и «приливы жара» в верхней части груди и в области шеи. Воистину для меня это прозвучало как гром среди ясного неба, поскольку большинство моих клиентов сообщали об очень похожих автономных ощущениях, когда они работали со своими травматическими процедурными воспоминаниями и двигались от страха через возбуждение и внутреннюю мобилизацию к победе. В то же время у моих клиентов наблюдались незначительные изменения в позе: например, выпрямление позвоночника и расширение грудной клетки.
С физиологической точки зрения на уровне ППК существует функциональная конвергенция (опосредованной дофамином) системы мотивации и (норадренергической) системы действия. Чтобы видеть все в перспективе, давайте не будем забывать, что в течение тысяч лет, задолго до появления нейробиологии, такая триумфальная конвергенция мотивации и действия, сосредоточенности на цели и воли выстоять была описана во всех многочисленных мировых мифах, проявляясь также и в нашей повседневной жизни. С мифологической точки зрения эти исследователи и их отважные пациенты, возможно, обнаружили неврологическую основу «пути героя».