Джек вытянул руку из своего положения, в котором он угнездился, и настойчиво вытолкнул мой палец за пределы своей территории. Я объяснил Сьюзен, как, должно быть, его сильно беспокоило, что незнакомые люди зондируют его всеми этими трубками и иглами, каким маленьким и беспомощным он, должно быть, чувствовал себя. Когда Джек попытался глубже зарыться в ее колени и грудь, Сьюзен соответственно подстроила под него свою позу.
Джек стал как-то по-новому устраиваться на коленях матери. До того он так не встраивался в нее. Встраивание – это когда младенец уютно и тесно устраивает свое тело относительно плеч, груди и лица матери. Это основной компонент связи матери и ребенка – интимный танец, который позволяет ребенку знать, что он в безопасности, любим и защищен. Я считаю, что такое положение также воспроизводит сходное замкнутое положение плода в утробе матери и дает ребенку аналогичные первичные физические ощущения безопасности и благополучия.
– Я не вполне уверена, что с этим делать, – сказала она, указывая подбородком на прижимающуюся к ней фигуру сына.
Мы оба замолчали на мгновение, чтобы по достоинству оценить этот создавшийся деликатный контакт между ними двумя.
– Ого! – сказала она, нарушая тишину. – Какой он горячий.
Я ответил, что жар был частью разрядки вегетативной нервной системы наряду с его плачем и эмоциональной разрядкой. Джек постепенно успокоился, пока мать мягко покачивала его, поддерживая полный, податливый контакт грудь к груди.
Он сделал легкий, полный вдох и полный, глубокий выдох, который прозвучал одновременно и экстатично, и облегченно. Сьюзен тоже немного расслабилась, отбросив сомнения и поверив, что эта новая возникшая связь была «настоящей».
Сьюзен посмотрела на сына, который продолжал все глубже вжиматься в ее грудь и плечо. Она наклонилась вперед, чтобы подстроиться к нему также лицом и головой. Можно сказать, что эти двое «пересматривали свои отношения».
Сьюзен продолжала нежно укачивать сына, сохраняя их связь. В нем еще происходили процессы регуляции, которые проявлялись легкой дрожью, а затем он сделал несколько глубоких, спонтанных вдохов с полными, шумными выдохами.
Сьюзен откинула голову назад в упоении от их контакта и близости. Джек выглянул из своей «норки» и встретился со мной взглядом. Я понял, что на сегодня с него хватит, и начал заканчивать сеанс. Сьюзен подтвердила, что сеанс закончен, но ей нужно было поделиться своими чувствами удивления и надежды от пережитого процесса.
С озадаченным и несколько испуганным выражением лица она заметила:
– Я просто никогда не видела его таким неподвижным. – Затем она спросила Джека: – Ты спишь? Такой милый, какой же милый, – как будто впервые узнавала своего ребенка.
Я попросил Сьюзен в течение следующей недели записывать все новое в поведении Джека, уровне его активности, режиме сна, симптомах рефлюкса желудка и так далее. Джек выглянул из своего безопасного гнезда и на короткое мгновение одарил меня широкой улыбкой. Я также ответил ему улыбкой и сказал несколько располагающих слов. Через пару секунд еще одна легкая улыбка скользнула по его спокойному лицу.
Перед окончанием сеанса мы с Джеком несколько минут играли в прятки-переглядывания; однако он ни разу не покинул свое безопасное гнездышко на коленях своей матери. Она уткнулась носом в его макушку и сказала:
– Это действительно по-другому. Обычно он быстро обнимает меня и уходит.
Она как бы вдохнула запах своего малыша и, притянув его к груди, тоже шумно выдохнула и расплылась в широкой улыбке.
– Это так странно, – тихо пробормотала она. – Он ласковый, но никогда не сидит спокойно… Обычно он никогда не остается со мной… Ему всегда надо что-то постоянно исследовать.
Продолжая прижиматься друг к другу, они одновременно улыбнулись. Их абсолютный взаимный восторг был виден и осязаем. Ее ребенок вернулся домой, и они вместе праздновали это воссоединение.
На нашем следующем сеансе неделю спустя у Сьюзен наготове было несколько забавных случаев, которыми она хотела поделиться. Ее радостное возбуждение и спокойное любопытство Джека были заразительны. Они сели вместе на диван, Джек положил голову на грудь матери. Я подался вперед в своем кресле, желая услышать ее отчет. Она начала с рассказа об эпизоде, который произошел в ночь после нашего первого сеанса.
– Он проснулся посреди ночи и крикнул: «Мама», – сообщила она, добавив, что, как обычно, пошла к нему. Джек тихо сел к ней на колени и зарылся в нее головой. – Когда я взяла его на руки, он сделал вот так, – добавила она, указывая подбородком на то, как он уютно встроился в нее.
Я наблюдал за ними с одобрительной улыбкой:
– Мне кажется, он наверстывает упущенное, – заметил я.
Она продолжила свой рассказ:
– Ну… а потом он сказал: «Яблоко, яблоко». Я подумала, что он хочет что-нибудь поесть, но обычно в такие моменты он вырывался из моих рук и бежал на кухню. Поэтому поняла, что он, должно быть, говорил о «яблоках» – о гранатах на вашем столе.
Она объяснила, что после их последнего сеанса со мной, в конце недели, у них была встреча с педиатром, которая очень расстроила Джека. После нее, пока они ехали домой в машине, он продолжал кричать Сьюзен со своего сиденья: «Пита, пита, яблоко, пита».
– Тогда я тоже подумала, что он голоден, – продолжила Сьюзен, – и в ответ спросила его, не хочет ли он пиццы. «Нет, – ответил он. – Пита, пита, яблоко!» И я поняла, что он говорит о вас, пытаясь сказать «Питер». Удивительно, не правда ли, что он понял и захотел поговорить о переменах, которые он почувствовал? – спросила она, взглядывая на меня для подтверждения[49].
Я улыбнулся с благодарностью и признательностью, а затем спросил об активности Джека.
– Он был гораздо более разговорчивым, гораздо больше взаимодействовал. Он показывал нам много разных вещей, а затем хотел получить от нас обратную связь. Его, кажется, гораздо больше теперь увлекает и интересует то, чтобы мы играли с ним. – Она наклонилась и поцеловала его в голову, когда он свернулся калачиком у нее на коленях.
– На самом деле, пожалуй, это и есть самое большое изменение, – сказала она. – Я не могу вам передать… Для него сидеть и просто обниматься – это полная перемена, совершенно другое. Это не он… это… это новый он.
– Или, может, это новые «мы», – сказал я.
Сьюзен застенчиво наклонила голову и очень тихо сказала:
– Для меня это чудо.
Большую часть оставшегося времени этой сессии мы с Джеком играли. Я понял, что основная часть родовой травмы и прерванной связи с матерью была устранена, что его системы социального взаимодействия пробуждались и с удовольствием в это взаимодействие включались. Как отмечалось ранее, отсутствие привязанности слишком часто объясняют тем, что якобы мать недоступна для своего ребенка и у нее отсутствует сонастройка с ним. Но, как вы можете видеть в этом примере, именно их общая травма нарушила их естественный совместный ритм и взаимное стремление к близости.
«Встраивание», которое произошло во время первого сеанса, является важным компонентом взаимной связи, физиологическим «призывом и ответом» между матерью и ребенком. Пересмотр отношений Джека и Сьюзен, которые были так сильно подорваны трудными родами и непростым неонатальным уходом, произошел после того, как Джек обнаружил свою способность к самообороне и установлению границ. Наряду с этим он затем полностью проявил важные для него толкающие движения, которые во время родов не смогли быть им проявлены и остались для него «замороженным» действием.
Предполагается, что у нас крайне ограниченная память на ранние довербальные события. Однако «скрытые» следы памяти реально существуют (в форме процедурных воспоминаний) уже во втором триместре внутриутробного развития и уже явно наличествуют в период рождения[50]. Эти импринты могут оказывать мощное влияние на наши последующие реакции, поведение, эмоциональные состояния и чувственное восприятие. Однако эти перинатальные энграммы становятся видимыми только в том случае, если мы знаем, где и как их искать. Вот вам полезная аналогия того, как искать эти глубокие перинатальные и родовые импринты, которые могут быть не видны за более поздними энграммами: представьте, что вы сидите на пляже, наблюдая за океаном. Сначала вы видите волны и белые барашки на них. Но если бы вы нырнули, чтобы поплавать, на вас бы оказали свое действие отбойное и иные течения. И они, по всей видимости, окажут на вас гораздо большее воздействие, чем волны, за которыми вы наблюдали. Кроме того, на много порядков более мощным, чем любая из этих сил, является едва заметное глазу действие приливов. Чтобы просто увидеть, что они существуют, нам пришлось бы сидеть и наблюдать за уровнем воды в течение многих часов, но мощность, которую мы могли бы получить от их силы, могла бы осветить целый город.
Поиск мощных перинатальных и родовых энграмм под более свежими импринтами памяти требует, чтобы мы, клиницисты, использовали ту же расслабленную бдительность пациента, что и при наблюдении за волнами, течениями и приливами. Как сказал Йоги Берра: «Можно многое увидеть, просто наблюдая». У Джека эти ранние, первородные приливные силы можно было видеть, например, когда он всем телом отталкивался от ног матери вверх, в то время как его спину поддерживала моя рука. Это действие было свидетельством внутреннего стремления Джека завершить родовые движения, которые не смогли быть тогда успешно проявлены, поскольку он оказался зажат в ловушке, в верхней части матки своей матери; и чем больше он толкал, тем больше оказывался зажат. Долгосрочный результат успешного пересмотра его родовых травм мы наблюдали и закрепили во время их контрольного визита пару лет спустя.
Чтобы с некоторым опозданием отпраздновать четвертый день рождения Джека, я пригласил Сьюзен привести его ко мне для кратковременного осмотра. Я был взволнован, увидев их обоих, как в связи с теми деликатными моментами, что мы пережили когда-то все вместе, так и, откровенно говоря, из-за моего любопытства, как проявят себя его процедурные воспоминания.