ня самой и для ребенка ситуацию, добавляется еще больше сомнений, а хорошей ли мамой я вообще буду? Тем более когда и так процветает депрессия. Предродовая. Мне кажется, у меня она началась с самого первого дня, когда я узнала, что беременна. Мы с мужем планировали иметь детей, но когда-нибудь в будущем, намного позже. В тот период жизни я была совсем не готова к ребенку.
Только недавно я узнала, что такая депрессия встречается даже чаще, чем послеродовая. Но о ней не слишком много говорят. Может, беременная по умолчанию должна излучать радость и парящей походкой гулять каждый день по несколько часов для здоровья будущего малыша? Что делать, если совсем нет энергии, а внутри одна пустота? Я сравнивала себя с другими беременными и задавалась вопросом: «Почему я не так счастлива, как они?» Мне советовали думать о тех женщинах, которые хотят иметь детей, но не могут забеременеть. От этих мыслей становилось только хуже, ведь я действительно должна была благодарить судьбу, но отсутствие любых эмоций по отношению к ребенку рождало чувство вины.
Все девять месяцев ожидания я часто пересекалась с другими беременными в женской консультации. Бесконечные анализы, обследования, осмотры, взвешивания сильно раздражали. А если встречала там какую-нибудь особо окрыленную от счастья девушку с животом, которой не терпелось поговорить со всеми в очереди на тему детей, то желание ходить в поликлинику отпадало совсем. В принципе все эти месяцы ходить куда-то мне не хотелось вообще. Но даже лежать на кровати было не так просто: примерно со второго триместра беременным нельзя спать на спине. И до родов остается только перекатываться с бока на бок и мечтать о том, чтобы вдоволь належаться на спине или животе. Это может показаться незначительным, но такими вот мелкими «нельзя» постепенно ограничиваются все привычные действия. И, как следствие, появляются мысли: если сейчас так плохо, неудобно и нерадостно, то как же будет после рождения ребенка?
Когда мы приехали в роддом, у меня почти сразу начались по-настоящему болезненные схватки. Каждые три минуты низ живота сжимало изнутри настолько сильно, что именно тогда я поняла буквально, что значит «лезть на стену»: именно ее я царапала ногтями, когда могла только выть. Мне было очень стыдно, что я так сильно кричу, но я не могла по-другому. Крик помогал проживать очередную волну боли.
В какой-то момент я услышала пролетающую мимоходом фразу из диалога врача и медсестры: «Как вот раньше женщины в поле спокойно рожали? Она бы точно не смогла». От этого стало обидно. Как будто они взяли и обесценили все мои страдания. А я ведь и не собиралась соревноваться в выносливости с женщинами из прошлого.
Стрелка на часах показывала час дня. Прошло вроде не так много времени, а сил не было совсем. Казалось, что я смогу стерпеть любую боль, если прямо сейчас мне точно скажут, когда я наконец-то рожу. А от неопределенности хотелось рыдать. Хотя, если бы тогда мне сказали, что впереди еще девять часов мучений, не знаю, как бы я это пережила. Все-таки с каждой схваткой была надежда, что вот сейчас осталось совсем чуть-чуть потерпеть – и все закончится.
В роддоме мне не разрешали ни есть, ни пить. А хотелось очень сильно. Впрочем, как и во время беременности, находились люди, которые отчаянно желали проконтролировать мое питание. Фразы типа «тебе же нельзя кофе» или «эта еда вредна для ребенка», думаю, слышали многие беременные. Причем перечень запрещенного у каждого такого советчика всегда разный. Уже позже, правда, я узнала, что на самом деле можно все: и есть, и пить, и рожать в любой удобной позе, если все идет хорошо. Но, видимо, врачам удобнее всем все запретить, особенно если идет поток пациенток и нет возможности уделить внимание каждой.
Во время второй беременности (да, я каким-то образом решилась пройти через это снова) я уже не совершала подобных ошибок и подошла к вопросу родов более осознанно: заранее выбрала людей, которые будут помогать, и продумала с ними полностью план родов. Но в тот, первый раз мне не хотелось ни ходить на курсы для беременных, ни думать вообще о своем состоянии. Я как будто боялась понять и признать, что действительно жду ребенка. Однако от этого нельзя отгородиться, невозможно быть «вне беременности», когда ты уже в положении. Наверное, так проявлялся мой страх ответственности и неизвестности перед будущим.
Беременность была в прямом смысле токсична по отношению ко мне: первые месяцы токсикоз не прекращался. Постоянно преследовала тошнота. Утром, днем, вечером, ночью. Говорят, это необходимо, чтобы организм очистился от всего вредного для ребенка. У меня было стойкое ощущение, что ребенок считает вредной саму меня.
Это походило на состояние, будто я чем-то отравилась, только длилось все не один—два дня, а пару месяцев. Как-то раз меня вырвало прямо на эскалаторе в метро. Могу только догадываться, что обо мне подумали окружающие – живот тогда еще не был заметен.
Часто слышу, что беременных тянет съесть что-то необычное. Меня тянуло обратиться к психологу. Я сходила на одну консультацию, где посоветовали просто ждать родов: природой устроено так, что благодаря кормлению грудью формируется привязанность матери к малышу. Я совсем не была уверена, что, родив, почувствую эту любовь. Откуда ей взяться, если и в беременном состоянии я ее не ощущала? Умом я понимала, что внутри меня растет живой человек. Можно не только увидеть его на УЗИ, но и почувствовать каждое шевеление и толчки ножек. Но это не вызывало никаких эмоций, один лишь страх, что жизнь полностью поменяется, что все мое время теперь будет посвящено только ребенку. А вдруг я не смогу его полюбить?
Однажды я даже сходила с подругой к гадалке. Как бы смешно и наивно это ни звучало, встреча с предсказательницей немного помогла. Конечно, она просто озвучила то, что я сама хотела услышать, чтобы хоть как-то притупить страх. Тем не менее пол ребенка она угадала еще до всех обследований. Именно тогда мне первый раз сказали, что будет дочка. Отсюда вытекало еще больше новых вопросов к себе. Как воспитать девочку, если я со своей жизнью разобраться не могу? Какой пример я покажу и чему смогу научить?
Желание обратиться к кому-нибудь за помощью возникало от переизбытка страхов и непонимания, почему я не испытываю счастливых эмоций, как все. В то же время я осознавала, что внутри меня ребенок чувствует мое состояние и, наверное, тоже не сильно радуется. И вдобавок, что еще хуже, не ощущает себя любимым. От этого чувство вины накрывало сильнее.
«Тебе сейчас все завидуют», – сказала женщина на маникюре, когда я была уже с большим животом. Сомнительное утверждение, конечно. В фильме «Дьявол носит Prada» есть несколько сцен, где главной героине разные люди говорят насчет ее работы: A million girls would kill for this job[4]. Но мы-то видим, что на самом деле может скрываться за картинкой успеха. Так и с беременностью. Многие женщины действительно мечтают о ней, но не всегда это приносит столько радости, как может показаться со стороны. Я даже не говорю про все неприятные физиологические моменты беременности, родов и послеродового периода. Мне было сложно просто принять тот факт, что мое тело, пусть и временно, но принадлежит не мне, а человеку внутри меня. А то, что будет столько боли при родах, я, если честно, даже и не представляла.
Уже после рождения ребенка я как-то пришла в спортзал на популярную силовую тренировку. Инструктор, как обычно, опрашивал всех новеньких, были ли у кого-то травмы за последнее время. Я ответила, что у меня были роды. Все так снисходительно посмеялись. Мол, ну что ты, это ж такая ерунда, не то, что вывих, например. Но разве роды – это не травма?
Спустя еще девять мучительных часов ребенок был готов появиться на свет. Рождение – это, безусловно, стресс и для него тоже, не только для мамы. Малыш спокойно растет в своем теплом коконе, наслаждается жизнью и слушает только издалека, что происходит снаружи. И, возможно, не сильно-то стремится во внешний мир. Весь этот многочасовой процесс для него тоже испытание. Конечно, я не думала об этом непосредственно во время родов, но в последние минуты, в сам момент рождения вся боль как будто отошла на второй план. Я продолжала ее чувствовать даже острее, чем в течение всех этих нескончаемых часов, но произошло переключение на дочку, на то, как ей помочь родиться. Тогда мне стало легче собраться с силами и прожить вместе последние схватки. Когда я вспоминаю об этом, вся физическая боль, конечно, приглушается. Остается только радость и облегчение, что все закончилось.
Девочка. Моя дочка. Ее сразу положили мне на грудь, дали почувствовать первое прикосновение и привыкнуть к новому непонятному миру. Для меня этот мир в ту же секунду стал новым, но уже чуть-чуть более понятным. Пропали все страхи, копившиеся месяцами. Я поняла, что справлюсь со всем, что ожидает нас обеих впереди. Как в любых отношениях родителей с детьми, будет и злость, и обида, но также всегда будет и любовь.
В тот день я стала мамой. У меня так и не появилось ответа, откуда она берется, эта безусловная любовь к своему ребенку. Моя дочка родилась, и все вопросы просто сами исчезли. Наверное, с точки зрения природы и анатомии все это легко можно объяснить действием гормонов. Они, вероятно, влияют и на появление материнского инстинкта. Говорят же, что у мужчин любовь и привязанность к своему ребенку зарождаются далеко не сразу, а только со временем. Я их понимаю, мне понадобилось на это девять непростых месяцев.
Моя предродовая депрессия закончилась на этапе родов, что в целом логично следует из ее названия. Конечно, как и любая травма, оставляющая шрам, она оставляет свои последствия. Но моя дочка одновременно оказалась как причиной появления травмы, так и способом ее исцеления.
Александра Фокеева. Как я услышала свой голос
– Считайте это просто вашей особенностью, – позитивно сказала Надежда Петровна.