тенциальной энергии в кинетическую и наоборот являются результатом того, что вы отклоняете бутылку, и действия силы тяжести и, следовательно, они не являются в строгом понимании внутренними силами, которые возникают в больших системах.
Вертикальное положение стоя человека, которое нередко называют осанкой, не подчиняется законам статического равновесия. Незакрепленная статуя мужчины или женщины, какой бы тяжелой она ни казалась, могла бы опрокинуться в сильный шторм. Обычно у статуй людей под ногами есть длинные стержни, которые воткнуты в опору или пьедестал и прикручены к камню расплавленным свинцом. Тяжелая голова и туловище находятся вверху, и центр тяжести располагается довольно высоко, что не способствует хорошей устойчивости. Центр тяжести нашего тела располагается в области третьего поясничного позвонка и, таким образом, имеет высоту почти четыре фута (120 см). Центр тяжести изменяющихся конфигураций тела не является фиксированной точкой тела.
Стоять сложнее, чем двигаться. Молодые солдаты, стоящие по стойке смирно на параде, иногда теряют сознание после длительного неподвижного положения. Младенцы торопливо шагают вперед задолго до того, как они научатся стоять без движения. Нам придется вернуться к динамике человеческой осанки, поскольку наша нервная система, развившаяся вместе с нашим скелетом и мышцами в нашем гравитационном поле, устроена таким образом, чтобы справляться с динамикой вертикального тела с очень высоко расположенным центром тяжести. Я бы сказал, что наша нервная система так же, как и наше тело, скорее стремится не столько к сохранению равновесия, сколько к его восстановлению. Структура и функция нервной системы обеспечивают принципы и средства, помогающие нам эффективно использовать себя. Это имеет важное значение, если мы хотим научиться действовать в гармонии с собой. Гармоничное эффективное движение предотвращает износ. Однако более важным является то, что оно делает с нашим образом себя и с нашим отношением к окружающему миру.
На личном опыте я обнаружил явление, которое стало одной из основ моего учения. Кажется, я уже упоминал, что в молодые годы я сильно повредил колено, играя в футбол. Это была серьезная травма, и я был недееспособен в течение многих месяцев. Здоровая нога вынуждена была работать «сверхурочно» и во многом утратила былую гибкость и ловкость. Однажды, прыгая на единственной работающей ноге, я поскользнулся на маслянистом пятне на тротуаре. Я почувствовал, что чуть не растянул связки колена, но в итоге оно все же вернулось в исходное положение. Я припрыгал домой. Затем мне пришлось подняться на два лестничных пролета, в конце которых я был крайне рад тому, что могу прилечь. Постепенно я почувствовал, как моя здоровая нога стала напряженной и отекшей от синовиальной жидкости[10]. Мое первоначально поврежденное колено все еще было плотно перевязано и причиняло мне такую боль, что я не мог стоять на ноге. Поэтому я перемещался в пространстве, прыгая на той самой ноге, которую чуть не вывихнул, думая о том, что, вероятно, скоро совсем не смогу встать и мне придется оставаться в постели. Засыпал я в состоянии полнейшего уныния.
Когда я проснулся и попытался посмотреть, смогу ли я добраться до ванной без посторонней помощи, я был удивлен, обнаружив, что могу стоять на ноге, которую я не мог использовать со времен старой травмы. Вчерашняя травма здорового колена каким-то образом сделала поврежденную ногу более пригодной для использования, чем раньше; по сути дела, если бы все и прежде было так хорошо, мне бы вовсе не пришлось прыгать. Я думал, что, возможно, схожу с ума. Как могла нога, на которой я несколько месяцев не мог стоять из-за травмы колена, вдруг стать пригодной для использования и при этом не вызывать боль? Более того, это произошло тогда, когда четырехглавая мышца бедра почти атрофировалась, как это обычно бывает при тяжелом повреждении мениска, а бедро стало заметно тоньше. Мне показалось, что исчезнувший квадрицепс вдруг пришел в достаточный тонус, чтобы я мог стоять на ноге. Я никогда не слышал, чтобы происходило столь чудесное изменение в поврежденном колене, при том, что физические анатомические аномалии были отчетливо видны на рентгеновских снимках. Холодный пот покрыл мое лицо, и я не знал, бодрствую я или сплю. Я вцепился в мебель и попытался пошевелиться. Не было никаких сомнений. Я перенес свой вес на больную ногу, а та, на которой я прыгал, стала вспомогательной. Нога со старой травмой не выпрямлялась до конца, в связи с чем я в большей степени опирался на пальцы стопы, нежели чем на пятку, но не было никаких сомнений в том, что она выдержала основную часть моего веса.
Боясь насмешек, я ни с кем это не обсуждал и вообще не был уверен в том, что это произошло на самом деле. Я был убежден, что со мной что-то психически не в порядке, поскольку заживление колена за несколько часов было чем-то немыслимым, и все же происшествие со здоровым коленом улучшило состояние хронически больного человека. Много лет спустя, прочитав книгу профессора Сперанского «Основы теории медицины», я понял, что изменения, подобные тем, которые я испытал, можно понять, только обратившись к нервной системе. Я и сам так думал, но не осмеливался высказывать подобную безумную идею вслух и уж тем более – действовать в соответствии ней. Ингибирование одной части моторной коры головного мозга может изменить состояние соседней симметрично расположенной области, вызвав ее возбуждение или уменьшив ее торможение. Павлов утверждал, что точка возбуждения в коре головного мозга обязательно окружена зоной торможения. Когда у меня была травма, мне казалось диким даже думать о том, что можно произвести изменение анатомической структуры посредством изменения функционирования мозга, для которого требуется ничтожно мало энергии по сравнению с энергией, необходимой скелету. Позже я собрал истории о многих подобных случаях с другими людьми. Я спросил доктора Шпиц, старшего дантиста, воспитавшую целое поколение ортодонтов, обнаруживала ли она когда-нибудь, что пациент, жалующийся на инфицированный зуб на одной стороне челюсти, может внезапно снова жевать лишь на этой стороне после травмы с другой стороны? Она вспомнила три подобных случая за свою долгую карьеру, но призналась, что никогда никому о них не рассказывала, а старалась поскорее забыть, так как не могла найти им рационального объяснения. При гемиплегии[11] повышается тонус на другой стороне, причем это происходит почти одновременно с началом атрофии четырехглавой мышцы бедра парализованной ноги и ее утончением. Профессор Сперанский стал директором Института Павлова после смерти Павлова и собирал у врачей со всей России рассказы о явлениях, подобных тем, которые он наблюдал сам. После укола, сделанного на одной руке, в соответствующей точке на другой руке появились изменения, которые представляли собой зеркальное отражение инъекции и отек вокруг этой области. Он не нашел никакого другого возможного объяснения этого феномена, кроме как того, что здесь задействована работа нервной системы.
Мне повезло, что на моих курсах в Сан-Франциско часто присутствовал Карл Х. Прибрам, и однажды, когда он отвечал на вопросы аудитории, я спросил его, знает ли он какое-нибудь объяснение моему наблюдению, что многократное прикосновение к внутренней части уха вызывало ощущение тепла в соответствующей кисти руки и стопе. Расширение капилляров и усиление кровоснабжения регулируются вегетативной нервной системой, и, насколько мне известно, в ухе ее нет.
Профессор Прибрам, который в начале своей блестящей научной карьеры был нейрохирургом, рассказал нам, что однажды во время операции на головном мозге в области уха он заметил пот вокруг губ своего пациента. Позже профессор провел некоторые исследования, чтобы выяснить, как это могло произойти, ведь, насколько известно, область уха не иннервируется никакими отделами автономной, симпатической или парасимпатической нервной системы. Двадцать пять лет назад он опубликовал статью, в которой ответил на мои вопросы.
Нам нужен более творческий научный подход, чтобы мы могли понять все взаимосвязанные функции всех процессов в нас самих, а не просто довольствоваться какой-то идеей локализованной функции. Это очень сложная проблема, и нас ждет еще не один сюрприз, прежде чем мы заложим хотя бы фундамент, на котором можно построить здание знания и четкого понимания.
Теперь мы готовы к более близкому рассмотрению осанки. У всех животных есть свой способ организовать себя в поле действия силы тяжести; поначалу их движения носят исследовательский характер, и уже потом оказывается, что они помогают быть бдительными и предупреждать опасность. Организация себя – это прежде всего перемещение себя, которое обычно осуществляется путем изменения конфигурации тела. Между одним перемещением и следующим всегда есть момент, когда тело заметно не меняет положения. Этот момент относительной неподвижности характерен для каждого вида, в том числе для человека: это специфическая характеристика данного тела. Каково бы ни было перемещение всего тела, какие бы постоянные изменения конфигурации его частей ни происходили, животное должно пройти через точку практической неподвижности. Эта точка и есть осанка животного.
Осанку животного можно сравнить с «осанкой» движущегося или колеблющегося маятника. Какими бы ни были колебания, большими или малыми, маятник всегда проходит через положение неподвижности, которое мы можем считать осанкой. Никакое колебание не может начаться ни с какой другой конфигурации, кроме как вертикальной, и при каждом колебании оно проходит через конфигурацию «осанки».
Данная аналогия нуждается в важной поправке, которая будет сделана позже. Мы можем посмотреть на этот вопрос с другой стороны. Все виды животных имеют характерную форму осанки, которую мы обычно представляем себе как положение стоя, хотя с динамической точки зрения это такая конфигурация тела, из которой совершается любое действие. Перед лежанием, бегом, плаванием, совокуплением или любым другим действием животное возвращается в положение стоя. И в большинстве активностей животное проходит через эту конфигурацию, прежде чем, наконец, вновь возвратиться к ней. Когда мы сидим, мы попадаем в это положение из положения стоя. Когда мы что-то поднимаем, бросаем, прыгаем, плаваем или делаем что-то еще, мы начинаем и заканчиваем положением стоя. Если мы рассмотрим траекторию движения центра тяжести между действиями, то она обязательно пройдет через ту точку, в которой центр тяжести находится в положении стоя. Траектория начнется с этой локализации и вернется туда, как только активность прекратится. Поэтому я считаю, что осанка – это та часть траектории движущегося тела, с которой неизбежно начинается любое смещение и в которой оно заканчивается. Так выглядит рассмотрение осанки с динамической точки зрения, или с точки зрения движения, которое является наиболее общей характеристикой жизни. Обычно именно статическая неподвижность, то есть нахождение в одном и том же месте и в одной и той же конфигурации, либо угрожает жизни, либо прекращает ее. Мертвое животное теряет характерную для него осанку и становится статичной конфигурацией, не имеющей большого значени