умеваем под «знанием», что является реальным и объективным, а что нет. Помимо всего прочего, имеет ли это значение для меня или для вас, и если да, то с какой точки зрения? Чтобы решить для себя эту проблему удовлетворительным образом, я обращаю внимание на то, что я делаю, и обдумываю связанное с этим действие. Насколько оно относится к сути, и что еще я могу узнать о движении, которое я называю действием? Это то, что я, в том числе, могу чувствовать или ощущать. Совокупность движений, ощущений, чувств и мышления делают меня и то, с чем я имею дело, настолько конкретными и реальными, насколько я это ощущаю. Я также могу конкретизировать то, как, по мере моего развития до того уровня, в котором я ее использую в настоящее время, совершенствовалась и моя способность двигаться, ощущать, чувствовать и мыслить. Более того, ход моих мыслей состоит из столь неопределенных ощущений, что я едва ли могу поделиться ими с кем-то, с кем я не установил сенсорный контакт или разделяю свои ощущения.
Я полагаю, что новорожденный ребенок очень мало знаком с внешним миром. Я говорю «я полагаю», поскольку не знаю, так ли это на самом деле. Однако я знаю, что я предсказал, исходя из теоретических соображений (чтобы быть щепетильным, я бы сказал, из теоретических рассуждений), что новорожденный младенец отреагирует на внезапное опускание сокращением всех своих сгибателей, задержкой дыхания, если таковое уже имеется, учащением пульса и мочеиспусканием. Я сказал, что я уверен, что вестибулярный аппарат уха эволюционировал до той степени, что если бы младенцы падали и если бы эти падения происходили с деревьев, ни один младенец не смог бы выжить, если бы его нервная система уже не встроила реакцию на падение. Это означает, что сильное раздражение полукружных каналов уха вызовет такое сокращение падающего тела, при котором удастся избежать удара затылком об землю, и точка удара придется на изогнутый позвоночник где-то рядом с центром тяжести. При падении тело может как достаточно сильно травмироваться, так и пережить падение с десяти футов (3 м), оставшись при этом почти невредимым.
Мы видим, что есть вещи, с которыми знаком даже новорожденный и которые на первый взгляд кажутся просто чепухой, если мы увлечены бездумной мозговой деятельностью. Мы забываем, что сила притяжения оказывает воздействие и на саму мать, и на все, что находится внутри нее, и что младенец ощутил это воздействие еще тогда, когда находился под защитой окружающей его жидкости. Кроме того, есть знания, передающиеся через гены. Эволюция позаботилась о том, чтобы наделить других животных множеством полезных умений, которые – для выживания нынешнего поколения – изучали и совершенствовали их предки. У человека же крайне мало таких полезных подарков из прошлого, которые бы работали с самого его рождения. Но он унаследовал самое полезное умение из всех: способность формировать собственные умения. Благодаря этому каждый индивидуум имеет возможность приобретать все, что необходимо для его выживания, основываясь на собственном опыте и в зависимости от своей среды обитания.
Помимо этого неожиданного знакомства с внешним – или внутренним – миром, младенец при рождении чувствует прикосновение, жару и холод, влажность и сухость, слышит громкие звуки и обладает неким зрением, но я полагаю, что у него крайне мало или даже совсем нет других практических знаний о внешнем мире. Каждый раз, когда я слышу, как по привычке говорю какую-то фразу вроде предыдущей, я ловлю себя на том, что думаю как машина, пусть даже и умная машина.
Хотите верьте, хотите нет, но у новорожденного достаточно большой опыт слуховых ощущений. Он слышал регулярные удары сердца, которое вдохнуло в него жизнь, он может различать чихание и кашель и уже знаком со множеством булькающих звуков. Сайентологи и бывшие сторонники дианетики[16] расскажут вам о других возможных звуках, и вы можете пополнить этот список еще рядом звуков, которые издают даже короли и лауреаты Нобелевской премии. Тут, используя привычные мысли и фигуры речи, я, разумеется, сделал серьезную ошибку: следовало бы скорее сказать «королевы и женщины-лауреаты Нобелевской премии». Мы так часто произносим какие-то слова машинально, просто руководствуясь привычкой, что если бы такие слова являлись реальным отражением наших мыслей, то мне, например, было бы стыдно за всех нас.
С моей точки зрения, новорожденный ребенок воспринимает внешний мир в основном через сенсорную кору головного мозга. Изначально он знаком лишь с той субъективной реальностью, с которой он столкнулся посредством своих органов чувств, и это приятная реальность. Она наполнена чувством всемогущества, от которого, nolens volens[17], ему впоследствии придется избавляться всю свою жизнь. Если ему повезет, оно не станет негативным, однако лишь немногим удастся избежать хотя бы частичного его превращения в чувство неполноценности. Поначалу все вокруг новорожденного озабочены его самочувствием. Малейший его крик или проявление недовольства мобилизует всех и каждого до тех пор, пока они не увидят, что все его потребности удовлетворены.
Субъективная реальность – первое, с чем мы сталкиваемся; она самая насыщенная и самая важная для нашего эмоционального, умственного и физического благополучия. Она является столь же прочной основой, как и наше тело и наша наследственность. Постепенно малыш растет. Мы не должны забывать, что его органы чувств приносят не только информацию извне. С самых ранних этапов им движут внутренние потребности материального обеспечения своего существования. Нервная система, сбалансированность желез, организация пищеварения, выделительный аппарат, кожа, дефекация и мочеиспускание – все это обеспечивает огромное количество сенсорной стимуляции, гораздо большее, чем мы обычно привыкли считать.
Постепенно движения конечностей и глаз становятся более интересными и занимают большую часть его бодрствования. За последние несколько десятилетий было сделано множество наблюдений, которые благодаря перепроверкам стали более надежными. В 1947 году, когда я писал книгу «Тело и зрелое поведение», у меня не было такого большого количества информации о состоянии глаз младенца при рождении, в возрасте трех недель и на других последующих сроках. Они смотрят в бесконечность? Способны ли их глаза сходиться? Наши глаза сходятся для того, чтобы мы могли видеть близко расположенные предметы, а для того, чтобы видеть предметы вдалеке, оси глазных яблок располагаются практически параллельно. Реакцию на падение действительно наблюдали уже через несколько минут после рождения, и с тех пор как я впервые начал исследовать эту тему, руководствуясь своим любопытством и полагаясь на свои наблюдения неподготовленного дилетанта, было накоплено немало достоверных сведений.
Как и в случае любой истории развития и обучения, крайне увлекательно наблюдать за тем, как младенец становится способным к рудиментарным и не совсем преднамеренным сокращениям мышц-сгибателей, учится переворачиваться на бок, а затем на живот и как мышцы-разгибатели спины становятся достаточно сильными, чтобы поднять голову, когда он оказывается на животе. Этот подъем головы в положении лежа на животе не похож ни на одно другое упражнение подъема. Голова поднимается, и мышцы спины сильно сокращаются до тех пор, пока глаза не будут способны посмотреть вперед на предполагаемую линию горизонта: голова поднимается так, чтобы лицо оказалось в том же самом положении, в котором оно будет находиться, когда человек будет стоять. Полистайте свои семейные альбомы, и, может быть, вы найдете свою фотографию, где голова будет поднята намного лучше, чем то, как вы держите ее сейчас.
Я полагаю, что отолитовый аппарат уха – крошечные волоски с маленькими камушками на концах, производящими максимальные импульсы в вертикальном положении, – фиксирует голову так, чтобы глазам было наиболее удобно смотреть на линию горизонта. Я также считаю, что разворот ребенка головой вниз происходит в самое подходящее время, до выхода головы из зародышевого мира и входа в мир новорожденного, чтобы отолиты произвели максимальную и минимальную стимуляцию. Это похоже на уравновешивание показаний электроизмерительного прибора посредством установки стрелки точно на нулевое значение шкалы, для того чтобы ее показания были правильными во всем диапазоне измерений.
Я вновь повторю (я полагаю, что это правда, но не знаю, насколько это на самом деле так; но даже если это так, я удивлюсь, если вдруг это окажется всего лишь приятной гипотезой), что в течение сорока лет или около того наблюдал за многими людьми с плохой осанкой, под которой, как вы уже знаете, я подразумеваю, в том числе, и недостаточно организованные произвольные движения, и нередко обнаруживал, что «период отолитовой стандартизации» был значительно сокращен обстоятельствами.
Постепенно субъективная реальность будет уступать место медленно развивающемуся комплексу ощущений особого рода – ощущений, которые окружающие одобряют или осуждают. Родители, учителя, гости скажут либо: «Хороший мальчик» (или девочка), либо, с соответствующей гримасой: «Ох, не делай этого». Мало-помалу новоявленному ученику взрослой жизни станет ясно, что часть его наиболее желанной субъективной реальности неприемлема для тех, кто обеспечивает его потребности и, самое главное, надежность предстоящей заботы и привязанности. Постепенно он усвоит, что другие разделяют лишь малую часть его субъективной реальности, вернее, малыш начнет осознавать лишь ту ее часть, которую одобряют другие. Намного легче осознавать каждое возникающее неодобрение, нежели тотальность сокращенной внутренней жизни.
Всемогущество, которое проживается и не воспринимается, совершенно непостижимым образом размывается. Ребенок, развлекающийся, стоя на стуле, держась за его спинку и покачиваясь из стороны в сторону, вызовет у родителей выражение опасности и беспокойства. Они схватят ребенка с непривычной силой и авторитетнейшим образом запретят делать подобное, хотя в действительности лишь немногие младенцы могут травмироваться подобным образом. Врожденный страх падения будет либо уменьшать амплитуду колебаний, либо малыш вовремя соскользнет, отделавшись лишь испугом или легким ударом. Однако зритель не может себе позволить просто наблюдать за тем действием, которое может закончиться ударом затылка о каменный пол, особенно когда нельзя исключить возможность тяжелой травмы с внутренним кровотечением. Но нас сейчас не интересуют методы воспитания детей; нас намного больше интересует объективная реальность. Объективная реальность расширяется медленно, размывая субъективную реальность; и наряду с этим процессом уменьшается любопытство попробовать что-то один раз, чтобы увидеть, что произойдет (которое мы интерпретируем как всемогущество).