С этой точки зрения, нашу объективную реальность составляют действия и представления окружающих нас взрослых. Таким образом, объективная реальность неизбежно является частью всей субъективной реальности, которая растет беспрепятственно и без вмешательства просто (и к счастью) потому, что родители не знают, «как» на нее воздействовать. Субъективная реальность так же здрава, как и наша биологическая структура. Объективная реальность показывает наше развитие как члена человеческого общества, как части культуры или даже цивилизации.
Наша объективная реальность, которая проявляется в том, как мы ведем себя в своем социальном окружении, является мерилом нашего здравомыслия. Предположим, я говорю, что люблю или ненавижу музыку Баха. Люди, если они не помешаны на поп-музыке, могут подумать, что у меня очень хороший музыкальный вкус, или что я совсем не музыкален, в зависимости от обстоятельств. И я, и мои судьи имеем дело со вкусом, который является делом субъективным; это личное дело каждого, и не более того. Старая еврейская поговорка гласит, что «о вкусах не спорят». Предположим, с другой стороны, что я всерьез утверждаю, что я Бах, – чаще всего это бывает Наполеон, а иногда и Иисус Христос – и прошу вас обращаться со мной как с таковым. Тогда, если я буду вести себя так постоянно и непреднамеренно в течение длительного времени, меня запрут под замком. Негласно согласованная объективная реальность является мерилом вашего и моего здравомыслия. Если мы нарушаем, противоречим или грешим против той реальности, которую жизнь в обществе аннексировала из нашей субъективной жизни, то наше здравомыслие как члена этого общества будет поставлено под сомнение. Кто-то может узреть в этом намек на эффективный метод работы с социально отвергнутыми личностями. Однако на данный момент подобный эффективный метод невозможно проработать в достаточной для применения мере. При самоанализе мы обычно можем обнаружить в себе те черты поведения, которые подавляем из страха, что нас сочтут сумасшедшим, ибо большинство людей и по сей день уверены в том, что умопомешательство возникает лишь в результате болезни или дефекта мозга.
Я неоднократно говорил, что объективная реальность является лишь частью реальности субъективной. Мне потребовалось много времени и много труда, чтобы прийти к такому заключению, а также увидеть полезность этого вывода. За неимением более легкого выхода мы полагаемся на эволюцию как на наиболее проверенный и общепринятый метод восприятия жизни и самих себя в истинной перспективе общей схемы Вселенной. В настоящее время у нас нет лучшего подхода и лучшего способа увидеть жизнь в общей системе вещей, нежели чем рассматривать ее через теорию эволюции. Существуют давние противники этой теории, которые время от времени находят в ней новые изъяны, но в целом эта теория постоянно совершенствуется и общепринята как достоверная.
То, что я говорил выше о субъективной и объективной реальности, нелегко переварить. Я неоднократно пересматривал этот вопрос. Эволюция нервной системы у всех млекопитающих показывает, что субъективный мир реальности намного больше, чем объективный. Это хорошо видно по строению нервной системы.
Общепринятое число нервных клеток обычно равно 3·1010. Мы познаем объективную реальность через наши чувства: слух, зрение, обоняние, вкус, осязание, холодное и горячее, влажное и сухое. Число нейронов, информирующих нас о внешней среде, – которую мы бойко считаем реальностью, – казалось бы, должно быть огромно по сравнению с общим их числом во всей системе. Однако оказывается, что в базилярной мембране[18] около десяти тысяч нервных клеток, что составляет всего двадцать тысяч для двух ушей. Разумеется, в ухе есть множество других клеток, вопрос лишь в том, являются ли они частью внутренней деятельности или занимаются исключительно анализом той информации, которую слышат извне. Давайте на всякий случай предположим, что там пятьдесят тысяч клеток. Предполагается, что в сетчатке глаза имеется сто пятьдесят тысяч колбочек, палочек и всего прочего, что для двух глаз составляет триста тысяч. Наш нос с этой точки зрения недостаточно оснащен, зато наш язык обладает богатой иннервацией на своем кончике и краях; какую бы оценку вы ни использовали, в наилучшем случае на нос и язык приходится пятьдесят тысяч клеток. Что же касается нашего тела, у нас хорошо иннервированы кончики пальцев рук, при этом в нижней части спины нервные окончания расположены лишь через каждые четыре-пять сантиметров. Предположим, вся поверхность нашего тела составляет одну тысячу квадратных сантиметров со средней плотностью иннервации десять клеток на каждый квадратный сантиметр, тогда мы придем к десяти тысячам, которые мы можем округлить до двадцати пяти тысяч лишь потому, что я не слишком придирчив. Подводя итог, на данный момент мы имеем в общей сложности шестьсот двадцать пять тысяч клеток. Я согласен заложить здесь некоторый коэффициент запаса, увеличив это число до трех миллионов или даже до 30·106, что, конечно, является преувеличением. Таким образом, из 3·1010 клеток в лучшем случае лишь 3·107 информируют наш внутренний мир о внешнем мире; это меньше, чем одна клетка на каждую тысячу клеток, которые управляют, анализируют и объединяют все данные и всю ту информацию, которую предоставляет нам наша нервная система. Возможно, так вам будет легче согласиться со мной в том, что лишь одна из десяти тысяч клеток получает информацию из объективной реальности, в то время как субъективная реальность оказывается неизмеримо богаче и сложнее.
Мы легко можем представить нашу Землю вообще без живых существ. На самом деле мы знаем, что когда-то давно в атмосфере Земли не было кислорода, и что излучение, еще более несносное для жизни, чем рентгеновские лучи, которыми мы пользуемся сегодня, не способствовало появлению жизни. Жизнь на Земле стала возможной лишь после того, как – в результате ряда происшествий или чьей-то ошибки – у нас появилась атмосфера, способная отфильтровывать вредное излучение, преимущественно за счет его поглощения. Другими словами, существует Реальность, которая породила субъективную материнскую реальность – девять месяцев – и объективную отцовскую реальность – несколько минут.
Эта космическая Реальность настолько необъятна и ошеломляюща, что мы можем увидеть ее отблески лишь в моменты лучших проявлений самих себя. Чтобы иметь хоть какое-то представление о необъятности, протяженности, материи, энергии или длительности, которые находятся за пределами нашего воображения, – не говоря уже о том, чтобы их постичь, – мы должны быть поэтами, математиками, музыкантами и философами. Наше знание, полученное путем таких усилий со стороны лучших умов человечества, является лишь мерой нашего незнания этой Реальности и вызовом для нашего будущего.
Я верю, что будущее человечества намного лучше и интереснее, чем то, что создал и во что заставил нас поверить столь мощный человеческий инструмент, как наука. На сегодняшний день «реальность» – это лишь совокупность внешних и внутренних процессов, которые, как мы считаем, мы не можем изменить.
Осознавание через движение
Есть старая китайская пословица: «Я слышу и забываю. Я вижу и помню. Я делаю и понимаю».
Как и все пословицы, это утверждение не совсем точное, но в нем есть мудрость. Мы не забываем всё то, что слышим, и не помним всё то, что видим. Однако я уверен, что мы лучше понимаем то, что мы можем сделать. Но у меня есть «блоки», «фобии», «привязки», «запреты» и «обязательства», которые ограничивают мои действия повторением одних и тех же паттернов, не оставляющих места иному выбору и выходу из ситуации. Мое понимание касается тех вещей, которые я могу делать. Например, я не могу, ради любви Майка, понять, почему я чувствую себя бессильным; Я не могу понять, почему я в депрессии; Я не могу понять, почему сегодня я такой мужественный и веселый. Таким образом, даже деланье чего-то не означает абсолютного понимания. А что же тогда? Уберите слово «абсолютное», и, возможно, тогда появится лучшее понимание.
Когда я начал работать над собой или, точнее, с собой, из-за проблем с коленями, я не делал различий между манипулятивной функциональной интеграцией и групповой работой по достижению Осознавания через движение. Я использовал их без разбора, так как не понимал, что между ними есть разница. Однако постепенно я понял, что то, что я делал с собой, было непросто и, конечно же, это было нелегко передать другим. Я не собирался этого делать, но случилось так, что мой коллега, физик, спросил о возможности поучаствовать в том, что я делал с собой. Это поставило меня перед необходимостью поделиться с кем-то своим опытом. Простое подражание мне его не удовлетворяло, поскольку он не знал, как и на что смотреть, а также не умел различить, что в происходящем процессе было существенным, а что являлось обычной мелочью. Чем больше он задавал вопросов, тем больше мне не нравилось его присутствие; меня раздражала моя неспособность объяснить в нескольких словах, что именно я делаю. Я обнаружил, что мне нужно вернуться в прошлое, чтобы найти тот способ направлять себя, те рассуждения, а позже и ощущения, которые побуждали меня делать то, что я делал. Я считал все это пустой тратой времени и раздражался на себя; мне не нравилась его любознательность, которую я считал надоедливой – из-за собственного чувства бессилия.
В то время как моя работа с самим собой выглядела для меня как самонаблюдение, мне пришло на ум, что самоанализ уже подразумевает оценочное суждение, хорошее или плохое. Моя досада была вызвано тем, что мне приходилось анализировать себя, тогда как, когда я был один, я мог просто наблюдать за собой как за объектом, который действует и движется. Я был гораздо больше поглощен наблюдением за тем, как я выполняю движение, нежели чем тем, какое конкретно это было движение. Мне казалось, что именно в этом заключалась реальная суть моей проблемы с коленом. Я мог повторять движение ногой сотни раз, я мог неделями ходить без каких-либо ощущений дискомфорта, и, когда я внезапно делал что-то, что считал идентичным движением, то разом все портил. Очевидно, это единственное движение было выполнено иначе, нежели чем предыдущие, и поэтому мне казалось, что то, как я выполнял движение, было гораздо важнее, чем то, из чего оно состояло.