Я обследовал тысячи голов якобы нормальных здоровых людей. Лишь несколько десятков из них – все принадлежали выдающимся людям, каждый из которых являлся «визитной карточкой» в своей сфере деятельности, – поддавались движению моей руки настолько, что голова с поразительной плавностью и легкостью поворачивалась вправо и влево. О некоторых из них я уже упоминал. Подавляющее большинство людей находится где-то посредине между экстраординарными людьми и людьми, страдающими церебральным параличом. Вкратце: люди в большинстве своем почти никогда не достигают своего потенциального совершенства; исключение составляют лишь отдельные редкие случаи.
Лежащая перед нами девушка физически неполноценна, потому что она не смогла разобраться в своих беспорядочных широких блуждающих движениях. Ей не удалось найти повторяющееся сходство, на основании которого она могла бы сформировать более понятный и успешный способ действия. Таким образом, я заменяю собой ее раннее окружение, как гравитационное, так и человеческое, совершая движения ее головы, которые похожи друг на друга, благодаря которым даже беспорядочное функционирование, в конце концов, распознает упорядоченную возможность. Для этого мне, вероятно, нужно одной рукой продолжить начатое мягкое, едва узнаваемое вращательное движение головы, а другой – дотянуться до нижних частей ее тела, где еще больше ригидности. Эта ригидность не дает возможности голове совершать большие или более плавные повороты. Корсет Милуоки или гипсовая повязка на здоровой грудной клетке вызовут настолько ограниченное вращение головы, что это будет напоминать тяжелый случай церебрального паралича. Даже в лежащем скелете невозможно сильно скрутить семь шейных позвонков, не сместив их при этом друг относительно друга! В двенадцати грудных позвонках также возможно произвести очень мало скручивания, а вот пять поясничных позвонков могут скручиваться больше остальных. Лишь два верхних шейных позвонка – осевой позвонок и атлант – обладают значительным диапазоном скручивания даже при болезни Бехтерева или деформирующем остеоартрозе. Они поражаются последними и практически никогда не срастаются до конца.
По мере того как я медленно повторяю одной рукой мягкое подвижное давление на лоб, а другой рукой помогаю себе облегчить эту ротацию, двигая грудину, ребра и, если необходимо, таз, – все это направлено на усиление вращения головы – сначала улучшается одно направление движения, куда голова движется с большей легкостью и под большим углом ротации. Вся сторона становится мягче и двигается легче, глаза открываются шире, а дыхание облегчается, задействуя те части, которые раньше удерживались в жестком состоянии.
Когда лежащий человек осознает облегчение в движении головы и нижних частей тела, нередко он глубоко вздыхает с облегчением. Аналогичным образом происходит взаимодействие с другой стороной. Мне требуется от десяти до пятнадцати минут, чтобы увеличить угол ротации от едва заметного движения до диапазона от двадцати до тридцати градусов в обе стороны. Теперь я удерживаю голову обеими руками и приподнимаю ее с кушетки; я поднимаю и ориентирую ее до тех пор, пока она не сядет на лежащее тело так, как если бы она сидела на здоровом теле с хорошей осанкой в положении стоя. Обычно это позволяет диафрагме двигаться, и нижняя брюшная стенка начинает вздыматься вверх и вниз. Дыхание становится заметно более легким и ритмичным. В следующий раз уже гораздо легче добиться лучшего функционирования; потребуется всего несколько минут, чтобы получить доказательства дальнейшего улучшения. Повторение – не очень эффективный способ основного обучения, но оно полезно как средство ознакомления с уже полученным навыком. Обучение направлено на то, чтобы сделать неизвестное известным и после обнаружения осознать его. На второй или третьей встрече я могу повторить в течение нескольких минут итоговые достижения первого сеанса. Человек, которому помогают, должен ощущать дружеское прикосновение и отношение, у него не должно возникать чувства, будто его толкают или им манипулируют. На каждой встрече будет использоваться что-то новое, непредвиденное, неожиданное. Система человека должна быть все время настороженной, любопытной и заинтересованной; иначе произойдет застой и скука, и никакое обучение этого не стоит.
У многих, если не у большинства, детей и взрослых с церебральным параличом наблюдаются спастические движения рук и пальцев рук. Нередко у них ригидные запястья, которые не могут сгибаться. Как правило, в этом случае невозможна ротация локтевой кости или трехгранной кости запястья вокруг лучевой кости. Локтевая кость располагается со стороны мизинца руки. Лучевая кость – это большая кость предплечья, расположенная со стороны большого пальца руки. Такое отсутствие вращения предплечья означает, что локоть также плохо двигается. Очевидно, что лопатка и ключица такого предплечья, мягко говоря, далеко не идеальны. Таким образом, у человека с церебральным параличом церебральный паралич проявляется во всем, с той лишь разницей, что некоторые части тела поражены им больше, чем другие. В том состоянии, в котором при этом находятся плечи и руки, научиться правильному целенаправленному их использованию невозможно. Я уже приводил, и даже повторял, причины, по которым это так.
Я возьму, например, кисть правой руки лежащего передо мной человека и проведу ею по его груди. Обычно рука не поддается моему нежному потягиванию. В этом случае я прекращаю тянуть и повторю то же самое еще медленнее, но на этот раз я буду использовать свою правую руку, чтобы поддерживать локоть спастической руки. Обеими руками – вытягивая запястье и подталкивая локоть – я буду вести правое предплечье поперек груди в направлении левой части челюсти или щеки, но лишь настолько, насколько это возможно без увеличения моих усилий. Затем я верну его обратно в нормальное положение, не отпуская своего захвата. Я буду ждать следующего вздоха. Если после нескольких минут движений я не чувствую, что рука, которую я тяну (поддерживая локоть), следует за моим движением с большей готовностью, в то время как с каждым повторением я продолжаю уменьшать свою интенсивность, я проскользну своей правой рукой под лопатку, отпустив локоть. Помогая движению лопатки в том направлении, при котором мне становится легче тянуть запястье, я снова веду запястье в направлении левой щеки. Обычно после примерно двадцати все более и более деликатных попыток запястье следует за мной и почти дотягивается до подбородка. В этот момент я отпущу лопатку и возьму локоть еще на одно или два движения, а затем, отпустив локоть, поверну голову настолько, насколько она будет легко встречаться с основанием запястья. В конце концов ладонь окажется лежащей на левой щеке. В этот момент я снова возьму локоть и смещу свою левую руку с запястья таким образом, чтобы создать легкое давление на его тыльную сторону, тем самым помогая ладони лечь в точности на щеку. Если мне не удается помочь человеку достичь этого, я на какое-то время откажусь от этой идеи. В следующий раз я поступлю совершенно иначе. В более или менее обычном случае церебрального паралича ладонь может коснуться рта, щеки и оставаться там, при этом моя правая рука помогает локтю, а другая моя рука прижимает тыльную сторону ладони к щеке.
Достигнув этого, человек с церебральным параличом сам может научиться выполнять движение и может делать это с достаточной легкостью. Идея, лежащая в основе всего действия, заключается в том, что все младенцы вначале не двигают части своего тела и мышцы намеренно и дифференцированным образом. Я имею в виду, что ребенок поднесет оба кулачка ко рту. Поначалу он не может поднести одну руку ко рту, а другой почесать голову. Это длительный постепенный процесс развития функционирования, в ходе которого нервная система становится способной направлять импульсы через синапсы, через определенный дендрит. Чтобы совершить простое движение, например намеренно потереть кончик большого пальца о кончик указательного пальца, при этом ингибировав до неподвижности соседние пальцы, чтобы можно было сформировать четкое желаемое деликатное движение, младенец будет в течение значительного времени двигать несколько частей своего тела вместе. Таким образом, прежде чем ребенок по собственной инициативе положит правую ладонь на левую щеку, по какой бы то ни было причине или намерению, пройдет много месяцев развития и обучения, без присутствия формального учителя. Сначала он поднесет обе сжатые в кулачки руки ко рту. Затем, со временем, он начнет подносить их к своим щекам, а еще позже научится пользоваться только одной рукой, не задействуя при этом другую. Ребенок будет понемногу учиться у кого-то, кого он сам выберет в качестве учителя, чему-то – у того, кто ему нравится, еще чему-то – у кого-то другого, а что-то еще придет ему самому в голову. Он настолько вовлечен или заинтересован, что хорошо чувствует то действие, которое он совершает, и со всей чуткостью ощущает то, что он творит во внешнем мире. Таким образом, там, где когда-то было лишь глобальное, грубое, ненаправленное движение, теперь происходит постепенная дифференциация.
Теперь вы понимаете, что, когда я прижимаю правую ладонь человека с церебральным параличом к его левой щеке своей левой рукой, поддерживая при этом его локоть, а затем помогая его лопатке своей правой рукой, его голова будет вращаться, в то время как мышцы плеча и все, что находится между плечом и головой, а также правый угол его груди будут двигаться глобально как единое целое. Это напоминает младенческое состояние, когда мышцам, соединяющим руку с головой, нечем заняться, поскольку, прикасаясь кулачками ко рту, младенец двигает голову и плечи посредством скручивания грудной клетки. Точно так же мышцы головы и плеч не участвуют ни в какой активности, когда я работаю с человеком с церебральным параличом так, как я описал. Как мы уже видели, нервной системе потребуется несколько минут или десять – двадцать повторений, для того чтобы понять, что она способна оставлять все эти мышцы в покое. Возможно, это будет первый случай в жизни человека с церебральным параличом, когда он не ощущает никаких движений в той области, которая прежде никогда не прекращала сокращаться, независимо от малейшего намерения что-либо сделать.